— Не хлопай, — прошептала мать, тихо закрывая свою дверь. — Нельзя, чтобы они поняли, что это ты.
Оставив дверь машины открытой, Вирджиния пошла к дому Боннеров.
— Ключ взяла? — спросила мать.
— Нет.
Она вернулась к машине и подняла ключ с пола.
— Ну, давай, не бойся, — подбодрила ее мать.
А Вирджиния и не боялась. У нее закружилась голова, как будто она поплыла. В детстве с ней такое бывало, когда она поднималась по ступенькам на сцену цокольного актового зала.
— Такое чувство, как будто речь сейчас буду произносить, — сказала она. — Патриотическую какую–нибудь.
Она засмеялась.
— Не волнуйся, — сказала мать. — Просто входи, и все.
Вирджинии стало смешно. Она остановилась на дорожке.
— Не могу я, — сказала она, все еще смеясь. — Прости, но как–то нелепо это. Заходи, если хочешь.
Выхватив у нее ключ, миссис Уотсон заявила:
— И войду. Еще как войду.
— Постой, — остановила ее Вирджиния. — Не хочу, чтобы ты в это вмешивалась.
Она отняла у нее ключ, взошла по ступенькам и отперла входную дверь. Таща за собой мать, она вошла в дом. В гостиной было темно и прохладно, занавески на окне были задернуты. Ей показалось, что в комнате беспорядок, пахло деревом. «Откуда этот запах?» — подумала она и вспомнила про камин. Рядом с ним лежали дубовые дрова. В камин была брошена пачка подлежащих сожжению газет и журналов.
Из коридора вышла Лиз с открытым ртом и вытянувшимся, застывшим от испуга лицом.
— Я в сад выходила, — сообщила она. — Что вам нужно?
На ней была нижняя часть шерстяного купального костюма, а сверху она набросила рубашку. Она стояла босиком. Полы рубашки свисали почти до колен, а между пуговицами Вирджиния увидела загорелую кожу. Под рубашкой у нее ничего не было, она даже не застегнула ее до конца. Ее ноги блестели от пота.
— Туда я не хочу входить, — сказала Вирджиния Лиз. — И не пойду.
— Куда? — слабым голосом спросила Лиз.
Она помотала головой, и с волос на рубашку упали пушинки.
— В вашу спальню.
— Как вы попали в дом? — спросила Лиз. — Разве дверь не была заперта?
Стоя в коридоре, она застегивала последние пуговицы на рубашке. Ее полы она заправила в трусики.
— Я была в саду, — повторила она. — Что вам нужно? Зачем вы ворвались в мой дом?
Пройдя мимо Лиз, Вирджиния прошла по холлу к закрытой двери спальни. Отворив ее, она заглянула внутрь.
На стуле была аккуратно сложена одежда Роджера: пиджак, брюки, трусы, галстук, рубашка и носки. Его туфли стояли в ногах кровати. Свернутые покрывала были помещены на комод. Роджер лежал на кровати под простыней. Он укрылся ею так, что видно было лишь макушку да глаза. Он смотрел прямо на нее. Очков на нем не было — Роджер положил их на комод и поэтому не совсем разглядел ее. Подойдя ближе, она увидела, что он уставился на ее костюм. Он не вполне узнавал ее.
Вирджиния присела на край кровати. А он все держал простыню, закрываясь, как будто боялся, что она стянет ее и увидит его.
— Боишься, что я на тебя посмотрю? — спросила она. — Не буду, если ты сам этого не захочешь.
— Кто с тобой? — спросил он.
— Мама.
Из холла донеслись голоса ее матери и Лиз.
— Мне выйти, пока ты одеваешься?
— Не надо, — сказал он.
— Закрыть дверь?
Помолчав, он ответил:
— Да, закрой.
Она закрыла дверь. Но он все лежал, прикрываясь простыней.
Лежа в постели, Роджер подтянул на себя простыню. Он придерживал ее обеими руками и все смотрел, не подходит ли она ближе. Она поймала его, и он ждал, что же будет. Ужас, думал он, дрожа и предчувствуя неотвратимое наказание. Оно надвигается, оно уже здесь. Долгие годы он боялся, что его застанут за этим, запирал дверь, подготавливался, вслушивался. Дверь распахнулась, и она ворвалась. Встала у кровати, возвышаясь над ним. Она всегда подозревала, и ее подозрения привели ее сюда. Теперь она видит, что он натворил, и ему не спрятаться. Он один, лицом к лицу с ней, и случилось все именно так, как он всегда это себе представлял.
Какая грязь, думал он. Как ей не противно смотреть на него? Конечно же, ей, наверное, хотелось сразу же хлопнуть дверью и уйти. Но эта женщина осталась. Похоже, ока хочет сказать: «Я этого ожидала. Теперь мне нужно решить, как поступить. Мне нужно принять это и принять тот факт, что совершил это ты».
Да, думал он. Я совершил это, совершаю. И меня застукали. Все так себя ведут, но это не имеет значения. Ты права. Смилостивься надо мной, думал он, глядя на нее. Прости меня. Мне стыдно. Лучше бы мне было не родиться на белый свет. Как мог я позволить себе такое? Это сведет тебя с ума, уже свело, довело меня до безумия — чего только я себе уже не воображаю! Но ты внезапно разбудила меня, рассеяла этот кошмар. Ты видишь, я лежу тут без сновидений, и ничто не защищает меня. Будь добра ко мне. Не суди меня слишком строго — я согласен с твоим приговором. Да, думал он, согласен. За такой грех я заслужил наказание. Только не очень суровое. Оставь мне хоть что–нибудь.
— Я отвернусь, — сказала Вирджиния. — Пока ты одеваешься.
Она взяла со стула его одежду и положила на кровать рядом с ним.
— Спасибо, — поблагодарил он ее, прикасаясь к одежде.
— Давай, вставай.
Защищаясь, он проговорил:
— Со Стивеном тоже такое бывает.
Она бросила на него раздраженный взгляд. Не нужно было этого говорить, подумал он, снова замыкаясь в себе.
— Это ты на зеленом «Империале» ехала? — спросил он.
— Да, — ответила она. — Не думала, что ты меня узнаешь.
— Боже, ты следила за мной. Я–то думал, мне показалось. Я видел большую машину, в которой сидели и разговаривали две разодетые женщины… Думал, это у меня воображение разыгралось.
Стоя у кровати, Вирджиния оглядела комнату. Роджер видел, как она ее изучает. Так вот где ты бываешь, говорило выражение ее лица. Приходишь сюда, в эту комнатенку, запираешь дверь и тайком тут этим занимаешься. Но я прервала твои утехи, тебе пришлось вдруг остановиться.
— Я больше не буду, — пообещал он.
Она, казалось, не слышала его. Сложив руки на груди, она отошла к окнам, выходящим во двор.
Через задние окна спальни Вирджиния увидела сад. В него вела стеклянная дверь. За садом был еще один двор, потом дом, телефонные столбы. Он мог убежать туда, подумала она. Почему он этого не сделал? Наверно, так страшно стало, что не смог.
Ужасно, думала она. Вот так попасть в ловушку. В комнату врываются, а ты лежишь, голый, беспомощный, даже без очков. Но я должна была это сделать, сказала она себе. Это правильно для нас обоих.
— Послушай меня, — сказала Вирджиния.
Роджер смотрел на нее снизу вверх с постели, щуплый, хилый человек, не способный даже как следует ее рассмотреть.
— Наверное, я должна сказать тебе, что делать, — продолжала она. — Да? У тебя ведь не хватает ума самому о себе позаботиться.
Роджер сжал губы.
Обнажив нижние зубы, он спросил:
— Зачем ты мать притащила?
— Хотела, чтобы она была свидетельницей.
— Будешь подавать на развод?
— Нет, — сказала она. — Думала, может, Чику понадобятся свидетели.
Роджер напряженно смотрел на нее, упрямо выпятив подбородок, его губы безмолвно шевелились. Через некоторое время он спросил:
— Он знает?
— Нет, — ответила она.
Хмурясь и дрожа, он поразмыслил, прогоняя в голове череду возможных вариантов.
— Я не хочу, чтобы он пострадал, — сказала Вирджиния. — У меня нет желания разрушать его семью. Если бы он узнал про тебя, то развелся бы с Лиз и никогда больше не захотел иметь с тобой дела. О совместном бизнесе тогда можно будет забыть.
— Да, — пробормотал он.
— Я не скажу ему, — пообещала она.
Подняв голову, Роджер испуганно и в то же время с какой–то нелепой обидой смотрел на нее.
— Я не хочу, чтоб ты разрушал планы насчет совместного бизнеса, — сказала Вирджиния.
«Если у тебя будет такой партнер, как Чик Боннер, — думала она, — из тебя еще может что–то выйти. Можешь, в конце концов, чего–нибудь достичь. И для магазина это будет хорошо.
А иначе ты так и останешься слабонервным хиляком, который валяется под простыней без очков. Мне этого мало. Мне нужно больше. Я отдала свою жизнь, работу и настаиваю на том, чтобы меня хоть как–нибудь вознаградили.
Остаться с пустыми руками не входит в мои планы».
— Послушай меня, — сказала Вирджиния. — Я хочу, чтобы ты переписал магазин на мое имя.
Он смотрел на нее снизу вверх, испуганно ухмыляясь.
— А когда мы подпишем с Чиком документы, — продолжала она, — я хочу, чтобы его часть была записана не на них обоих, а только на его имя. Не хочу, чтобы имя Лиз фигурировало где–нибудь в бумагах. — «Хочу иметь то, что я заслужила», — подумала она. — Как тебе такой план?
