тогда ЭТО началось снова. Он требовал, чтобы я рассказала, как устроены
"эти чертовы штуки", я клялась, что не знаю, пока не теряла сознание,
меня отливали водой, и опять…
Вот, значит, откуда эти свежие ожоги. Пока я радовался легкости
тагеронской победы… Чудо и счастье, что Эвьет осталась жива, и что ее
не искалечили. Следы на теле, конечно, останутся на всю жизнь. Но
руки-ноги целы, и лицо не пострадало. Почему палачи не перешли к более
решительным мерам? Неужели Карл не посмел уродовать красоту? Нет,
конечно же. Скорее всего, он понял, что технических секретов девочка не
знает, и до самого последнего момента все же надеялся на торг со мной. А
для торга следовало сохранить "товар" в приемлемом виде. Он мог считать,
что для меня важна ее внешность, а не ее личность. Конечно же, это
полная чушь. Но слава богу… точнее, слава человеческой глупости, что
он так ошибался.
Но что еще могли сотворить те, кого интересует тело, а не личность?
Эта мысль не раз терзала меня за прошедшие два месяца. Конечно, Эвьет -
физически еще совсем ребенок, но с этих тварей станется. Жаклине тоже
было всего двенадцать.
— Эвьет… Прости, что спрашиваю, но, как врач, я должен знать. Они
тебя… они тебя не… — никогда в жизни у меня не возникало сложностей
с произнесением слов из этой области, будь то непристойности, которыми
я, еще не особо понимая их смысл, сыпал вместе с другими мальчишками во
времена своего трущобного детства, или же медицинские термины, от
которых, несмотря на всю научную бесстрастность таковых, конфузливо
краснели и отворачивались осматриваемые мной пациентки. Но сейчас я не
знал, как смягчить скользкое злое слово, чтобы не усугубить рану, если
все-таки…
— Нет, — девочка догадалась, о чем я. — Они не делали со мной того,
что с Женевьевой. Но мне вполне хватило и каленого железа. Знаешь,
Дольф, мне, конечно, прежде случалось обжигаться, когда готовила еду, но
я не представляла себе, что на свете бывает такая боль…
— Эвьет… Эвьет… — только и мог повторять я, гладя ее по голове.
— Сначала я пыталась все ему наврать про тебя, — продолжала она. -
Сказала, что тебя зовут Ральф, что ты толстый и лысый, что тебе под
пятьдесят… Но он не поверил и велел продолжать. И тогда я уже не
выдержала…
— Карл допрашивал тебя лично?
— Конечно. Он ведь не собирался делиться с кем-то тайной порошка.
Представляешь, у него даже палачи глухонемые!
— Теперь он получил по заслугам, — напомнил я. — Ты все-таки
сделала это. Прости, что я в тебе сомневался.
— Больше всего на свете боялась промазать! — призналась она, глядя
на меня блестящими глазами. — Это из-за того, что дрожали руки. В
последние три дня меня вообще не кормили… Но как только увидела этого
гада у себя на прицеле, вся слабость словно испарилась. Руки стали, как
каменные. Я могла бы попасть в любое колечко его кольчуги на выбор… Он
ведь теперь долго мучиться будет?
— Думаю, два-три дня. Если только Ришард не велит добить его из
жалости. Но это вряд ли. Ему это не нужно ни лично, ни политически.
— Хорошо.
— Кстати, как тебе удалось так быстро освободиться и вооружиться?
— Ну, это не моя заслуга, — честно поведала Эвьет. — Когда стало
ясно, что замок падет, тюремщики выпустили нас. Меня и других узников.
Не по приказу, просто надеялись таким образом заслужить помилование. Зря
надеялись! Узники набросились на них, как только вышли из камер. Не
думаю, что хоть один ушел живым. Но я в этом не участвовала. Мне надо
было рассчитаться кое с кем поважнее. А арбалет… Взяла у мертвого
солдата, который валялся на лестнице. Стрела у него оставалась только
одна. Зато такая, как надо! — она немного помолчала и смущенно добавила:
— Кстати, Дольф… я понимаю, это звучит глупо, особенно после всего,
что со мной было, но… что там с Арби?
— Он со мной! — улыбнулся я. — Ты и не видела, что ехала с ним
рядом? Он на седле.
Напоминание о седле, а значит, и о смерти Верного погасило слабую
улыбку, родившуюся было на губах Эвьет. Но, так или иначе, действительно
надо было снять с павшего коня не только Арби, но также сумки и сбрую.
Все, что еще может пригодиться живым.
Я расстегнул подпругу и стал стаскивать седло, вытягивая из-под
правого бока коня стремя и прикрепленный к седлу арбалет. Последний за
что-то цеплялся. Я просунул руку и нащупал вылезший из земли узловатый
корень. Уже сдвигая Арби с этой преграды, я почувствовал, что дело
неладно. Через несколько мгновений я выпрямился, держа его в руках и
осматривая в лунном свете.
— Оой… — вырвалось у Эвелины.
Падение на землю вместе с конем не повредило бы добротно
сработанному арбалету — если бы не удар об этот чертов корень. Теперь я
понял, что за хруст я слышал, когда упал Верный. Деревянное ложе Арби
было сломано практически пополам, спусковой механизм погнут.
— Его еще можно починить, — поспешно сказал я, опасаясь новых слез.
Но Эвьет лишь грустно покачала головой:
— Пришлось бы фактически делать его заново. Ладно. Это всего лишь
арбалет, — однако, немного помолчав, она уже через несколько мгновений
опровергла собственные слова: — Я три с половиной года мечтала об этом
дне. Дне, когда я отомщу своему главному врагу. Но в этот же день я
потеряла сразу двух друзей…
— Но один друг у тебя еще остался! — я положил сломанный арбалет на
землю и снова шагнул к ней. — И, кстати, день уже другой — полночь давно
миновала.
— Да, Дольф… — Эвьет вновь слабо улыбнулась. — Я говорила себе,
что хочу, чтобы ты держался как можно дальше от этого проклятого
Греффенваля. Но была так рада тебя увидеть… Так мы все-таки друзья, а
не просто попутчики?
Она, конечно, уже знала ответ на этот вопрос, но упрек был
справедлив.
— Прости, что в прошлый раз сказал тебе так. Но тогда я думал, что
мы скоро расстанемся.
— А что ты думаешь теперь?
Хороший вопрос. Что-то подсказывает мне, что империя Ришарда III из
династии Йорлингов будет не самым комфортным местом для некоего Дольфа
Видденского. И что шансы несовершеннолетней девицы Эвелины на
восстановление своих родовых прав в этой империи также далеки от
блестящих.
— Думаю, что прежде, чем строить далекие планы, нам надо добраться
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
