до какого-нибудь тепла, — сказал я вслух, обхватывая себя за плечи. -
Жечь костер здесь слишком опасно — ночью в редком лесу он будет хорошо
заметен издали… да и валежника тут негусто…
— Ты знаешь, куда идти?
— Не имею понятия, — признался я. — Можно для начала вернуться на
тропу. Правда, мы от нее уже далеко, а кроме того, я не уверен, что те
типы уже прекратили поиски…
— Пока дойдем, прекратят. А если и нет, полагаю, что сумею заметить
их раньше, чем они нас, — заявила Эвелина. — Ночью я, правда, не
охотилась, но они — тем более. И всадника всегда видно с большего
расстояния. Ну и, наконец, их четверо — как раз по числу стволов, -
жестко закончила она.
— Спасибо, что напомнила! Надо перезарядить верхний ствол.
Эвьет терпеливо ждала, пока я перезаряжался. Я посмотрел на ее
босые ступни с поджатыми пальчиками, стоявшие на мерзлой земле.
— Давай отрежем пару больших кусков от твоей шкуры, — предложил я.
— Завернешь в них ноги.
— Не надо, — покачала головой она. — Сверху холод переносится хуже,
чем снизу.
— Это верно, — согласился я, — если точек, чувствительных к
прикосновению, меньше всего на бедре и сзади шеи, то точек,
чувствительных к холоду — на подошвах.
— Рада, что своим примером подтверждаю выводы науки, — поежилась
Эвьет и переступила с ноги на ногу.
— Я могу понести тебя, — сделал я еще одно предложение. — Сядешь
мне на плечи и…
— И нас будет видно почти так же, как всадников, — не дала мне
закончить Эвелина. — Если что, не сможем быстро залечь. Да еще от веток
уворачиваться. К тому же тебе и без того есть, что нести. Ничего, Дольф
— ты же знаешь, я закаленная. Здесь холоднее, чем обычно бывает зимой в
моем лесу, но вполне терпимо. Это только стоять плохо, а пойдем -
согреемся. Тропа в той стороне, — уверенно указала она.
И мы пошли по ночному лесу — точнее, почти побежали, пытаясь
поскорее отогнать проклятый холод. Я нес сумки, Эвьет — седло и прочую
сбрую. Но, не успели мы преодолеть так и пару сотен ярдов, как девочка
вдруг остановилась.
— Что случилось? — обеспокоенно спросил я. — Ты не поранилась?
— След, — мотнула головой она. — Под моей ногой.
Обе ее ноги были в этот момент в густой тени — даже опытный
следопыт, пользующийся лишь зрением, ничего не разобрал бы в таких
условиях, а я и подавно.
— Какой след?
— От сапога, — Эвьет повернулась, переставляя на месте свою правую
ногу. — Он шел туда, — она махнула рукой в направлении, почти
перпендикулярном нашему курсу.
— Он?
— Судя по размеру обуви, это взрослый мужчина, — Эвьет шагнула
влево, пошарила ногой по земле, затем проделала то же справа от
невидимого мне следа. — Шел один, — она вернулась на прежнее место и
медленно двинулась вперед в новоизбранном направлении, обследуя чужие
следы собственными ступнями. Отпечатки остались в мягкой грязи, которую
затем сковало холодом — условия для изучения были идеальными, если,
конечно, не принимать во внимание необходимость топтаться босиком на
замерзшей земле.
— Идем, — сделала вывод Эвелина.
— Думаешь, его следы приведут нас к жилью? Но он мог идти как раз в
противоположную сторону — на охоту или…
— Дольф, ну неужели я бы об этом не подумала? Если бы это было
только начало его похода, он бы шел широким уверенным шагом. А он
практически плелся, шаркая ногами. Видимо, сильно устал. Значит, это уже
конец путешествия, и жилье должно быть недалеко.
— А может, это дряхлый старик?
— Такой тем более не отойдет далеко от жилья.
— Логично, — признал я. — Но мы не знаем, что это за тип. Не
хотелось бы прийти по его следам прямиком в разбойничье логово.
— С чего бы разбойнику разгуливать одному, да еще вдалеке от
больших дорог? Да и лес здесь какой-то неразбойничий. Деревья редко
растут, засады делать неудобно. К тому же у разбойников нет огнебоя, а у
нас есть. Ну что, мы пойдем, или будем мерзнуть тут?
— Убедила, — согласился я, и мы пошли по следу — то есть пошла,
конечно, Эвьет, а я следовал за ней.
Минут через сорок наш путь закончился неожиданным для меня образом.
Я предполагал, что след выведет нас к границе леса. Но лес по-прежнему
тянулся во все стороны, насколько хватало глаз — а прямо перед нами
чернела в тени деревьев широкая приземистая изба под бревенчатой крышей.
Не то дом лесничего, не то охотничья хижина местного феодала — а
возможно, что строение совмещало обе функции, и в дни господской охоты
лесничий должен был предоставлять здесь приют своему сеньору и его
гостям. Света в узких, больше похожих на бойницы окнах не было, что
совершенно не удивляло, учитывая время суток.
Однако, подойдя ближе, мы убедились, что дело тут не в позднем (а
точнее, теперь уже слишком раннем) часе. Дверь была полуоткрыта, что,
конечно, совершенно невозможно в обитаемом жилище зимой. Видимо,
все-таки охотничья хижина, подумал я. Ну что ж, так только лучше. Дом,
конечно, промерз насквозь, и для того, чтобы его протопить, придется
потрудиться — зато не придется никого будить и убеждать впустить столь
подозрительных путников, как мы. Да и лишние свидетели нам теперь едва
ли требовались.
Все же перед входом я на всякий случай обогнал Эвелину и вытащил
огнебой. На пороге я немного подождал, прислушиваясь, затем сунул голову
в непроглядную темноту дома. Холод и полная тишина, ни малейших
признаков жизни. Я сгрузил свои сумки внутрь через порог, вытащил из
котомки специально припасенную для таких случаев промасленную тряпку,
намотал ее уже опробованным способом на меч и попросил Эвелину высечь
огонь для этого импровизированного факела. Когда тряпка загорелась, я
вошел в комнату и двинулся в обход оказавшегося довольно большим
помещения, приближая пламя (но не слишком сильно, конечно) к стенам и
предметам нехитрого убранства. Так, печка — очень хорошо, это нам сейчас
нужно в первую очередь… и даже дрова уже заготовлены, прямо подарок
судьбы… большой, грубо сколоченный стол и скамья рядом с ним… еще
одна, покороче… какой-то здоровенный ларь в углу… медвежья шкура на
полу — вот кто, значит, тут водится, учтем… кровать, накрытая еще
одной шку… ах, черт.
Из-под шкуры — а точнее, из-под косматой шубы — в свете факела
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
