вскинула на него глаза.
-Они черные, как ночь, - Дэниел вспомнил маленькую комнату в Линне, ее задыхающийся крик, ее
белое тело, отливающее серебром в свете луны, пышные, тяжелые волосы, что падали ему на
плечо.
-Твой сын, Эстер, - он опустился в кресло, - был военный. Офицер. Хаим выполнял приказ
правительства, как на границе, так и на территориях. Поверь, мне очень жаль, что так вышло, -
Дэниел сцепил длинные пальцы, - но на войне убивают. Ты сама это знаешь, твой муж воевал, хоть
и за линией фронта. И ты была на Синт-Эстасиусе во время высадки британцев.
-Хаим там родился, на Синт-Эстасиусе, - сказала Эстер странным, холодным голосом. «Меира
арестовали. Я думала, что его казнили, наш дом сгорел, я осталась в одной одежде. Когда у меня
начались схватки, я стреляла в британских солдат. Потом никого не было, чтобы сделать
маленькому обрезание, и я сама...- она запнулась, и сжала руки, - сама обрезала его..., Синагогу
подожгли, я прыгала из окна. Мы бежали, ночью, на шлюпке, попали в шторм, я добиралась до
Америки в трюме, с Хаимом на руках...»
-Зачем она мне все это рассказывает? - незаметно поморщился Дэниел. «Знаю я ее приключения,
слышал».
-А теперь он мертв, - Эстер допила кофе и поставила чашку на стол. «Мой сыночек мертв, Дэниел».
В кабинете повисло молчание. Он, неожиданно робко, повторил: «Я же сказал, Эстер, мне очень
жаль..., И если я что-то могу сделать...- Дэниел отпрянул.
На него смотрело дуло пистолета .
-Можешь, - согласилась Эстер, глядя ему в глаза. «Ты можешь мне сказать, почему ты так хотел
избавиться от собственного сына».
Он побледнел. Вцепившись пальцами в обитые бархатом ручки кресла, Дэниел выдавил из себя:
«Что?»
-Хаим был твоим сыном, Дэниел, - ее рука, - твердая, уверенная рука акушерки, - не дрожала.
«Меир знал это, и знала я, конечно. А больше никто. Ну? - требовательно добавила Эстер. «Говори,
чем тебе так мешал Хаим».
Он вспомнил изуродованное, покрытое шрамами лицо, криво зашитое веко над серым глазом,
прикрытые черными перчатками культи. «А ведь я видел это, - Дэниел все сидел, не шевелясь, -
но думал, что Хаим похож дядю покойного. Светловолосый, сероглазый. Сучка, мерзавка, и Меир,
как он мог..., Я, же был другом его брата, его другом..., Скрывать от меня сына...»
-Дрянь! - он выбил пистолет из ее руки, и оружие упало на ковер. Дэниел поднялся, и не успела
Эстер отодвинуться, - потряс ее за плечи. «Дрянь паршивая! Как ты могла лгать мне, все эти
тридцать лет...- он отвесил ей звонкую пощечину. Он увидел себя, ребенка, перед закрытой
дверью спальни родителей в виргинском имении, услышал крик матери: «Дэвид! Не надо, я
прошу тебя! Не бей меня, не надо!»
-Она Мэтью тогда носила, - отчего-то вспомнил Дэниел. Оттолкнув Эстер, - та полетела вниз, на
пол, - он зарычал: «Сейчас ты мне за все заплатишь, еврейская шлюха, раз твой муж подыхает!
Лгунья, подлая сука, лишить меня сына!»
Он сорвал ее капор, схватив женщину за волосы: «На сына мне наплевать, конечно. У меня их два
и третий родится, но надо эту семейку проучить, раз и навсегда. Пусть поймет, что не след мне
дорогу переходить». Он, было, хотел ударить ее головой об пол, но тут раздался выстрел.
Эстер посмотрела на Дэниела. Мужчина медленно валился вниз, пуля разнесла ему висок, на
персидский ковер текла густая, алая кровь. Подхватив труп, Эстер усадила его в кресло. Пистолет
был армейского образца. Эстер пробормотала: «Оружие у нас не регистрируют, а у этого, -
женщина посмотрела на противоположную стену, где висели ружья и шпаги, - его полон дом.
Никто ничего не заподозрит, - Эстер испачкала порохом его правую руку. Наклонившись над
столом, она замерла.
Эстер даже не обратила внимания на разложенные бумаги. Она узнала этот почерк - невестка
всегда давала ей читать письма, что она отправляла в Святую Землю. «Милый мой, любимый, -
прошептала женщина внезапно захолодевшими губами, - не могу даже сказать, как я жду нашей
следующей встречи. Вечно твоя, Батшева».
Эстер постояла, опираясь на стол, тяжело дыша. Собрав все записки, женщина засунула их в свой
бархатный мешочек. Она положила пистолет на ковер, рядом со свесившейся с кресла рукой
Дэниела. Эстер тихо сказала: «Поутру Давид написал письмо к Иоаву и послал его с Уриею. В
письме он написал так: поставьте Урию там, где будет самое сильное сражение, и отступите от
него, чтоб он был поражен и умер. И было это дело, которое сделал Давид, зло в очах Господа».
Эстер посмотрела в мертвые, зеленовато-голубые глаза. Не оборачиваясь, женщина вышла.
На улице все еще было пустынно. Дома, оказавшись в гардеробной, Эстер сняла забрызганное
кровью платье, и аккуратно свернув его, засунула на верхнюю полку гардероба.
-Потом выброшу, - напомнила себе Эстер. «О пистолете никто, кроме Меира, не знал, а Меир не
скажет, - она прикусила губу и подышала. Переодевшись, Эстер сошла вниз. Нажав на бронзовую
ручку двери в спальне, она шепнула: «Ты ведь дождался меня? Я знаю, дождался».
Он действительно дождался. Эстер проверила пульс на ледяной руке мужа - он был редким, с
перебоями. «Это она, - понял сквозь забытье Меир. «От нее…, лавандой пахнет..., и еще чем-то...,
запах знакомый».
Эстер скинула туфли и устроилась рядом с ним. «Теперь все будет хорошо, мой милый, - сказала
женщина нежно, обнимая мужа. «Я обо всем позаботилась, теперь все, все будет хорошо». Она
взяла его за руку и лежала тихо, не двигаясь, пока дыхание Меира не стало совсем слабым, пока
оно не прекратилось. Эстер, поцеловав его закрытые глаза, позволила себе неслышно заплакать.
Марта поднялась на крыльцо дома Дэниела и постучала. Эстер ушла больше четверти часа назад.
Дольше ждать было опасно, над черепичными крышами домов вставал золотой рассвет, где-то
вдали уже скрипели колеса телег.
Никто не отвечал. Она склонила голову набок. Постояв немного, прислушиваясь, женщина достала
отмычки. Дверь поддалась легко. Марта шагнула в переднюю - с дубовой лестницей, ведущей
наверх, с мраморной статуей Флоры и копиями греческих ваз, с небрежно брошенной на паркет
шкурой берберского льва.
-Это он из Марокко привез, - отчего-то подумала Марта и принюхалась. Пахло порохом и кровью.
Марта прошла в полуоткрытую дверь кабинета. Посмотрев на труп в кресле, она перекрестилась.
-Вот оно, значит, как, - тихо сказала женщина, рассматривая разнесенный пулей правый висок.
Пистолет лежал рядом с ножкой кресла. Марта опустилась на колени и достала из кармана платья
лупу. Ковер был примят. Она, подняв с него темный, с проседью волос, вдохнула запах лаванды.
-А от него сандалом пахнет, - пробормотала Марта, распрямляясь, глядя на русые, коротко
стриженые, с чуть заметной сединой волосы Дэниела. Женщина взяла вторую чашку со столика
орехового дерева. Пройдя в умывальную, сбоку от кабинета. Марта нашла глазами медный кран.
-Тоже бак поставил, - поняла она. Марта тщательно вымыла чашку и вернула ее на место. Она
осмотрела документы на столе - бумаги были немного испачканы, свежей кровью. «Этого я не
допущу, - тихо сказала Марта. «Вряд ли он здесь что-то рабочее хранит, оно в его кабинете, в
Конгрессе, но мне это и не нужно - завтра я уже в Белом доме буду».
Она свернула бумаги в трубку. Наклонившись над мертвым, красивым лицом, женщина вздохнула:
«Если я разыщу Меневу, я скажу ему, что не надо больше мстить, - тихо сказала Марта. «Это ты
послал Хаима на смерть, да? Из-за Батшевы, из-за того, что он знал - кто приказал убить Констанцу.
Ах, Дэниел, Дэниел, - она помолчала и перекрестила его высокий, с чуть заметными морщинами
лоб.
Дойдя до безлюдного берега Потомака, Марта присела на траву и стала рвать бумаги - письмо
поверенным, проект указа о конфискации собственности, распоряжение об аресте капитанов
Кроу. Она пустила клочки по воде: «Все равно войны не миновать. Господи, - женщина уронила
голову в ладони, - ведь не остановить их. Дэниел, Дэниел...- она вспомнила, как давно, в Париже,
вынимала пистолет из его руки и прикусила губу: «Надо Тео написать, как в Лондоне окажусь.
Тедди из газет узнает. Бедный Дэвид, теперь круглый сирота. Антония о нем позаботится и Тедди
тоже».
Марта, закрыв глаза, увидела перед собой высокого, русоволосого юношу, услышала его веселый
голос. Вытерев влажные щеки, решительно поднявшись, она пошла вверх по течению Потомака - в
бедный квартал, где жила миссис Бейкер, забирать паспорт ее золовки. В понедельник Марта
должна была начать мыть полы в Белом Доме.
За столом было тихо. Слуги, разлив кофе, ушли. Натан посмотрел на измученное, бледное лицо
матери: «Мамочка, я сегодня займусь всем…- он помолчал, - что надо сделать. Распоряжусь, чтобы
