знаниями Пентархии. Ее древние
провидцы знали то, о чем забыл Арунис: Нилстоун не может долго оставался чьим-то инструментом. И, поскольку он не может быть уничтожен, мир должен быть
защищен от него всеми возможными средствами.
Мы знаем, что Эритусма пыталась навязать его Эплендрусу Лед-Червю, зверю
в сердце гор Тзулар на крайнем севере. И мы знаем, что она потерпела неудачу: камень свел Эплендруса с ума, и он покончил с собой среди костей предков. Тогда
волшебница раскаялась, вернулась за Нилстоуном и унесла его на юг, а не на север, в бескрайний Неллурог. Она снова пыталась убрать его подальше. И снова
потерпела неудачу.
Она предприняла последнюю попытку спрятать камень. Никакие истории не
раскрывают, как и где; это была великая тайна ее жизни. Но сейчас мы, конечно, знаем: она поместила его внутрь драконьего яйца, а то — внутрь Красного Волка. В
старых сказках всегда говорилось, что его краснота происходит от крови живого
существа. Я полагаю, что Таша права: эта кровь принадлежала Эритусме. И, я
думаю, она надеялась не просто спрятать Нилстоун, но и гарантировать: любому, кто попытается использовать его снова, придется сражаться.
— Сражаться с нами, — сказал Пазел.
— Так уж получилось, — кивнул Герцил. — В течение тысячи лет дух в Волке
хранил Нилстоун в безопасности. Это вдохновило королей Мзитрина построить
вокруг него цитадель, запретное место тишины и забвения. Но не все о нем забыли.
Шаггат осадил цитадель и унес Волка прочь. И, возможно, именно дух-хранитель
заманил его корабль на гибель к Призрачному Побережью и убедил морских
муртов найти новое укрытие для Волка.
Все это предположения, конечно. Но в последнем пункте я бы поставил на кон
свою жизнь: когда Красный Волк был уничтожен, своим последним действием дух
отметил нас, чтобы мы могли найти друг друга и объединить силы.
— Но что, если нас больше? — спросил Пазел. — Железо было повсюду. Там
есть кусочки, выжженные на досках и прилипшие к поручням, веревкам и обуви.
Оно просочилось даже в грузовой люк. Разве нам не нужно знать, кто еще носит
волчий шрам?
— Да, — сказал Рамачни. — Вполне возможно, что союзников больше, чем мы
предполагаем. И позвольте мне сразу предупредить вас, чтобы вы не доверяли
внешности.
— Никогда! — решительно сказал Эберзам Исик. — Или никогда больше, я бы
сказал.
— Вы понимаете только половину того, что я имею в виду, ваше
369
-
370-
превосходительство, — сказал маг. — Мы доверяли некоторым и ошиблись, это
правда. Но было бы столь же дорого упустить из виду друга, каким бы странным
или подозрительным он ни казался. Возможно, намного более дорого: боюсь, до
самого конца борьбы нам понадобится любая мыслимая помощь.
— Леди Оггоск не друг Арунису, — сказала Таша. — Я все еще не знаю, на
нашей ли она стороне или нет, но там, в Ормаэле, она произнесла что-то вроде
пароля от Лорга — или, по крайней мере, от Матери-Запретительницы.
— Старые женщины Лорга имеют отношение к гораздо большему, чем к делам
одной школы, — сказал Герцил. — Я знал некоторых, кто верил, будто они
управляют судьбами народов. Но они хранят свои секреты, как редчайшие
драгоценности, и, боюсь, на самом деле они служат только себе.
— Как мы должны найти этих союзников, кем бы они ни были? — спросил
Нипс. — И, если уж на то пошло, как мы узнаем, что нашли их всех? Мы не знаем, о скольких людях идет речь.
Они посмотрели друг на друга, и никто не сказал ни слова. Затем Таша
повернулась и пошла к своей книге.
— Народ Эритусмы... они были мзитрини, верно? — спросила она.
— Во всем, кроме названия, — сказал Герцил. — Их называли нохирини, по
имени высокогорной местности к западу от Йомма.
— Тогда послушайте, что говорит мой Полилекс в разделе «Короли Мзитрина: Суеверия». — Таша перелистывала от закладки к закладке, просматривая
прозрачную бумагу. Наконец, найдя нужное место, она прочитала вслух: — Добрые
предзнаменования значат для мужчины мзитрини все. У него есть десятки
священных дней, множество талисманов и символов на удачу. Но в его убеждениях
есть место для одного и только одного счастливого числа: семь. В традиционных
домах семь окон, семь ламп, зажигаемых с наступлением темноты, семь кошек.
Ничто важное не начинается иначе, как в седьмой день месяца. Эта вера так же
стара, как холмы, или даже старше.
— Книга совершенно точна, — сказал Исик. — Мзитрини были непреклонны в
том, что свадьба — и Великий Мир — пройдут в теале: в седьмой день седьмого
месяца.
— Вот видите? — сказала Таша. —
