Роксана удивилась:
— Так вы все знали? Осуждали меня?
— Да нам-то какая разница, законная ты или нет! Главное, Сила тебя любит, и раз он тебя женой называет, значит, так оно и есть. К тому же девка ты хорошая, скромная, не вредная. А что же теперь? Куда ж ты поедешь, одна, даль такую?
— Раньше я боялась… а сейчас, думаю, чего бояться? Война закончилась, добрых людей больше, чем плохих, познакомлюсь в поезде с приличными да семейными, и буду возле них держаться — рассуждала Роксана — авось и доберусь до мест родных.
— А Силантий как же?
— У него своя жизнь, своя семья. В деревне я чужая. Там все Ганну жалеют. А я даже забеременеть от него не сумела. Мешаю ему только…
— У тебя же тоже мальчик был? Умер.
— Вы и это знаете? — загрустила Роксана — был у меня сынок. Стефан. А я его не сберегла.
— Потому и забеременеть не можешь, не отпустила ты своего сына, вину в себе носишь. Вот и не принимает твое тело ребенка, боится новой боли — рассудила Матвеевна — отпусти, прости себя…
***
Утром Силантий проснулся с тяжелой головой, опять жуткое похмелье. Подумал: «Хватит пить, за ум нужно браться» Поплелся на кухню, увидел там тетю Машу.
— Доброе утречко, Сила. Что опять головушка болит?
— Болит, тетя Маша. Не угостишь ли рассольчиком огуречным? — попросил Сила и тетя Маша, хитро усмехнувшись, ответила:
— Угощу, почему нет.
Выпил рассол, немного полегчало.
— Роксану не видели? Куда она с утра пораньше девалась?
— Видела. Ушла на станцию, Родя Рябой ее провожать пошел, чемоданчик понес.
— Какой чемодан? Зачем на станцию? — Сила был ошарашен этим сообщением.
— Так уехала она. С нами простилась. Тебе письмо на столе оставила. Пропил ты, Сила, свою жену — заявила тетя Маша.
Хмель, как рукой сняло. Как уехала, зачем, почему? Кинулся в комнату, в шкаф заглянул — вещей ее нет, не врет, значит, тетя Маша. Записка на столе ровным аккуратным почерком написана…
28. Остап
Остап в город собирался, нужно новый плуг к посевной купить, да и много чего, керосин и тот закончился. Акулина заказы делает, что с города привезти, дочка у нее на руках сидит, головой вертит, прошлым летом родилась — хорошенькая, головушка светлая кучерявая, глазки голубенькие, Настей назвали. И хоть мечтал Остап о сыне, полюбил дочурку всем сердцем. И Акулина, как матерью стала, так успокоилась, с Ганной ссориться перестала.
— Отец, возьмите меня с собой город — попросила Ганна — хочу с мужем поговорить и разлучнице в глаза бесстыжие посмотреть.
Остап плечами пожал.
— Ну не знаю, подумаю.
— А что тут думать?! Имею право мужа в семью вернуть! Если не возьмете, значит, Вы на ее стороне, и мне нечего в Вашей хате делать, уйду к родителям, а Илью к вам не пущу. Вот! — заявила Ганна, и на улицу вышла.
— Правильно, Остап, возьми Ганну в город — усмехнулась Акулина — только в гляделки она играть не станет, вцепится в волосы Роксане, скандал устроит, опозорит Силантия перед людьми. Я думаю, какой бы Сила не был, а он твой сын единственный, так зачем тебе ссориться с ним из-за Ганны?
Остап крякнул. «Умные мысли говорит баба, один Сила сын, а сноха — она даже не дочь»
— А как да уйдет она к Головнюкам? Поссоримся с Назаром — засомневался Остап.
— Ну и что? На пашне нам Лешка-гармонист поможет. Справимся. Что тебе, за Головнюков держаться, они ж только о себе и думают — рассудила Акулина.
Лешка-гармонист, получив ранение в бою, вернулся в село и к Любаве посватался, оказалось давно он на бойкую девку поглядывал, да боялся Миколу, а как овдовела Любава, решил, что настал его час. Любава ушла от Головнюков, и у Лешки поселилась. Акулина тут же сообразила, что лучше им с Лешкиной родней скооперироваться, чем от Головнюков зависеть…
Ганна вернулась в хату с Ильей, чернявый мальчик, на свата Назара похожий.
— Что решили, отец? Берете меня в город?
— Нет. Дел по дому много. А с Силой я сам поговорю по-мужски. Глядишь, и верну его домой, жди.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Да знаю я, как Вы с ним поговорите! Я Вам не нужна! Акулина только и ждет, чтобы от мине избавиться — Ганна бросила на свекровь злобный взгляд. Акулина чуть заметно усмехнулась, промолчала.
— Цыц! Балаболка! Пошто споришь?! Я казал, сиди дома, жди! И Акулину слухай. Она старшая, не перечь.
Ганна насупилась. Все не так в жизни. Муж бросил, свекровь — змея, свекор за жену всегда заступается. Мать Оксана после смерти Миколы изменилась, ходит сама не своя, не от мира сего. На жалобы дочери только грустно головой кивает и все. В деревне жалеют брошенную Ганну, сочувствуют, да что толку от их жалости? Хотела разлучницу за космы оттаскать, чтобы знала бесстыжая бабенка с кем связалась, да и тут не получается: отказал свекор, не берет с собой в город.
***
Остап приехал в город, сдал на сборочный пункт зерно, получил справку об уплате продналога, и поехал к бараку, где Силантий жил.
— Здорово, Силантий!
— Батька! Здоров будь! Приехал, по делам или как?
Остап осмотрелся: чистая комната. Маловато, конечно, места для семьи, а так ничего.
— Мне без дела кататься туда-сюда не с руки — проворчал Остап — поеду завтра на базар, плуг новый покупать, да так по мелочи.
— Понятно, ну проходь, садись. В ногах правды нет.
— На ночь-то можно ли у тебя остаться? Или прогонишь батьку?
— Чего мне тебя прогонять? Вон топчан свободен, переночуешь, сейчас лапши поедим.
— Поедим, это хорошо. А твоя-то где?
— Придет…
— Хотела на нее Ганна посмотреть, да косы повыдергивать, но я не взял ее с собой. Акулина отговорила. Нече, говорит, Силантия позорить.
— Правильно сказала. Разводиться я с Ганной буду.
— Что же, не вернешься в деревню?
— Не-а. Я на «железку» работать устроился. В деревню не вернусь. Ганна и Головнюки мне жить спокойно не дадут, не хочу.
— Это, твое последнее слово? Не вернешься?
— Не вернусь.
— Ну, Ганна, ладно. Знаю, не люба тебе. А сын? Илья?
— Сыну, как положено, деньги высылать буду.
— На хрена ему деньги, ему батька нужон — фыркнул Остап.
Сила сердито на отца посмотрел.
— Так если Ганне ребенка растить трудно, пусть мне отдаст. А што? Пущай Илья у меня живет. Так ей и передай.
Остап грозно глазами вращать принялся.
— Ишь ты, прыткий какой! Ты очумел што ли?! Кто ж тебе дитенка отдаст? У него в деревне два деда, бабка, мать какая-никакая, а ридная. Растет у нас на молоке и сметанке, такой справный хлопчик. А тут што? Комнатушка с куричью жопу. Ты на работе. А мальчонке с мачехой сидеть? Больно нужон он твоей полюбовнице?
Сила, голову опустив, спросил:
— Ну и шо ты от меня хочешь, батька? На две части мне разорваться? Роксану не брошу, хоть што говори…
— И що ты в своей крале нашел? Хлипкая больно, ветер дунет, унесет. Рази такая родит тебе здорового ребенка? Или беременна поди уж?
Сын отрицательно покивал головой.
— Задурила те голову… И що ей с доктором не жилось?
— Про него что слышно? Не объявлялся, в деревне? — спросил Сила.
— Видели его на той стороне, у господина Вэйдуна. А потом вглубь ушел за белыми. Он не пропадет. Врачи, они везде нужны.
Открылась дверь и на пороге возникла Роксана. Увидела Остапа, смутилась.
— Здравствуйте, Остап Петрович.
— Вот она, явилась, божья милость. Разлучница! Не стыдно ли в очи бачить? Вот ведь, вроде и поглядеть не на што, а мужа из семьи увела? Як так? — строго вопрошал Остап, и она, густо покраснев, не знала, что ответить. Оправдываться не имело смысла, а грубить старшим она не умела…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
29. Железная дорога
В то утро, когда Роксана ушла с чемоданом на станцию, и Силантий узнал про это, все перевернулось в голове, ужас наполнил все его существо, больше он ее не увидит? Уехала! Помчался со всех ног на станцию, летел над землей, только бы успеть. Метался по ЖД вокзалу. Увидел ее тоненькую фигурку, налетел как вихрь, схватил в охапку.
