у темно-синей копилки небесных слез, что могла бы пополниться слезами его матери? Я даже точно не знал, кем был его отец, так умело он обходил даже самые простые и важные темы.
Иногда казалось, будто я сотню лет жил, глядя на все со стороны, но не принимая ни в чем участия. Лишь теперь я понимал, какие сила и труд требовались, чтобы держать все сферы жизни в порядке и гармонии. Лишь теперь понимал, как важно все то, что я имел как бы безвозмездно, просто так, ничего ради этого не сделав. Как и все, понимал лишь тогда, когда стоял на пороге чего-то нового и неизвестного. Возможно, даже опасного.
После разговора с Индисом сон долго не шел в мои объятия. Кровать впервые в жизни казалась неудобной, и я думал о том, что предки моего народа спали на земле, в единении с ней, а мы напрасно переняли привычку людей устраиваться на деревянных каркасах с перинами, хоть из-за обладания материалами и имели на них большее право.
На что бы я ни пытался отвлечься, непрошеные мысли лезли в голову, бесцеремонно пробираясь через закрытые ставни и выбивая двери. Меня захлестывали то стыд, то трепет, то счастье, то тоска, и я не понимал, какие чувства истинны и логичны, а какие являлись порождением страха.
Я переживал, что в свете последних событий Ариадне было непросто, и моя – несколько неудачная – инициатива с поцелуем лишь усугубила ситуацию. Но что творилось у меня в душе? Этот вопрос оказался ничуть не легче прочих. Мог ли я претендовать на что-либо в отношениях с лисицей? Ни в коем случае. Стоило ли попытаться? Совершенно точно нет. Нормально ли то, что я робел перед той, о ком знал так мало, перед той, с кем быть не суждено? Не думаю. И почему же тогда я помнил каждую секунду, что провел подле нее?
Ночь прошла на грани сна и бодрствования. Лес вокруг меня дышал, шептал и двигался, но тело сковало, словно в него проник смертельный яд. Казалось, руки и ноги не просто перестали слушаться – я чувствовал, как жизнь медленно покидает их, оставляя после себя зияющую, холодную пустоту. Корни деревьев по-змеиному обвивались вокруг конечностей, связывая их между собой, как я сам поступал с добычей после охоты. Мне хотелось закричать, вырваться из удушающих объятий, но корни в ответ лишь крепче смыкались вокруг шеи; на мгновение я подумал, что Мать Природа решила забрать меня к себе, утащив под землю. Что-то неясное, неведомое копилось во мне, превращаясь в огромный, обжигающий шар. Казалось, клетка моих ребер вот-вот распахнет двери, освобождая путь неизвестной силе, но та, дойдя до пика, рассредоточилась, теплой волной прокатившись по телу. Молния, подобная возникшей между мной и Ариадной, вновь разразилась – не в небе, выбрав меня своей целью; она возникла прямо внутри меня, заставив кровь разогнаться до невероятной скорости, а мышцы воспылать огнем.
Наполненный небесной силой, я тут же сел, яростно исследуя тело на предмет наличия всех его частей. Дыхание было тяжелым и громким, сердце стучало в ушах, испуг пеленой застилал взор, а потому лишь спустя несколько минут, немного успокоившись, я заметил, что нахожусь не один. Азаани стояла в десяти шагах от меня, напряженная, но сдержанная, как и следовало королеве, и держала руки за спиной, следя за мной одним лишь взглядом. Чуть позади нее – встревоженная, сгорбившаяся мать с блестящими от слез глазами. Она смотрела на меня неотрывно, нервно теребя подол своего платья.
– Следуй за мной, Териат.
Маэрэльд произнесла это тихо, почти беззвучно, но притом ударив наотмашь; мне не оставалось ничего, кроме как безоговорочно повиноваться. Мать коснулась моей руки, что-то обеспокоенно прошептав, но ее слова потонули в урагане чувств – не сумев побороть желание обернуться, я оказался ими захлестнут. В воздухе витал терпкий запах горелого. Разорванное в клочья белье, обугленное дерево кровати и сухие, почти в пыль рассыпавшиеся корни дерева – так выглядело мое спальное место.
Это был не сон.
Королева сдержанно выжидала, когда шок отпустит мой разум, но ее негодование чувствовалось и без укоризненного взгляда – даже деревья, встречающиеся на пути ко дворцу, будто бы виновато тускнели в ее присутствии. Ночной лес был удивительно тих; я боялся, что мог потревожить спокойствие сородичей, однако помимо меня и азаани во всем Арруме, казалось, не спали лишь ветер и ветви деревьев, что он беспокоил.
– Что со мной? – не выдержал я.
Маэрэльд резко обернулась. Взгляд ее был жестким, но растерянным, будто она и сама не знала ответа, однако этот отблеск исчез так же стремительно, как и появился. Правители никогда не находили в себе силы показывать слабость.
– В первый раз молния была размером с букашку, – продолжил я. – А в этот раз чуть не сожгла весь дом! Еще и этот голос, и звон…
– Какой голос?
Интерес эльфийки вспыхнул неожиданно. Положив руку на мое плечо, она как бы невзначай заставила наши взгляды встретиться, и я отчетливо ощутил плещущееся в ней недоверие. То, что наш рост практически одинаков, не помешало ей нависнуть надо мной, и я в очередной раз отметил ее поразительное сходство с сыном. Высокие, похожие на крылья взлетающего орла брови и глубоко посаженные глаза, тянущие за собой в бездну. Они так же ярки, а лицо так же молодо, как и столетия назад, и все же все в ней дышало историей и силой, годами, что она прожила. Опытом, что получила.
– Несколько раз я слышал шепот, – смущенно ответил я. – Он возникал, когда я был в толпе, когда был один, днем, ночью, никакой закономерности, он…
– Что он говорил?
– «Аарон». Просто «Аарон».
Азаани схватила мою руку, крепко вцепившись в ладони тонкими пальцами, и энергично зашагала, утягивая за собой. Мы долго шли по кромешной тьме, виртуозно преодолевая различные препятствия, и несколько раз спугнули не ожидавших посетителей ночных животных, пока наконец не добрались до Дворца Жизни. Самую высокую из башен, что была частично скрыта от любопытных людских взглядов с помощью магии, занимала обширная библиотека. Книги, свитки, предметы быта, оружие, украшения – все это находилось в свободном доступе для любого из учеников Дворца или жаждущих знаний эльфов; без высоких стен, тяжелых дверей и многочисленной стражи. Эльфы настолько трепетно относились к своему наследию, что защищать его от них самих не было нужды.
– Аарон – это имя, – пояснила Маэрэльд, протягивая книгу, что последние минуты так старательно искала на полках. – Так звали азаани, что правил задолго до моего и уж тем более твоего рождения. Ты знаешь,
