День, тем временем, шел своим чередом. Я посетил торг, прошелся по главным улицам Киева, навестил пару лавок, а затем направился к реке и по дороге ко мне присоединились варяги, которые ходили за воином в ярком плаще.
— Вы узнали, кто это? — обратился я к одному из варягов.
— Да, — дружинник кивнул. — Это спафарий Андроник Вран, ромей и один из главных послов императора Мануила к великому князю. Сейчас он на своем постоялом дворе.
«Вот так-так, — промелькнула в голове мыслишка, — чем дальше, тем интересней».
— Поято, — кивок в сторону прусса.
— Что? — командир «Перкуно» посмотрел на меня.
— Возле постоялого двора ромеев выставь наблюдателей. Я хочу знать об имперцах и этом спафарии все, что только можно, и высматривайте паладинов Зальха, они где-то совсем рядом. Твари. Не вижу их, но чувствую.
— Будет сделано.
Прусс еле заметно кивнул, и мы продолжили движение по славному городу Киеву. Бродили долго, а вернулись на нашу временную базу только к вечеру, и здесь меня ожидало приглашение митрополита Климента встретиться с ним. Мне оперативность главного священнослужителя Руси понравилась, а еще я узнал, что Иван Берладник был приглашен на пир к великому князю Изяславу. После чего, в который уже раз за день я подумал, что пока все идет именно так, как мне это нужно.
Глава 9
Киев. Лето 6656 С.М.З.Х
Великий князь Изяслав Мстиславич ушел в поход на следующий день после нашего разговора. Кованная конная рать, подобно стальной реке, вытекла за ворота, соединилась с ополчением из Переяславля и Турова, угорской панцирной кавалерией и черными клобуками, и двинулась на Чернигов, откуда войско начнет свое вторжение в Суздальское княжество. С севера в это время по Долгорукому ударит Святополк Мстиславич с новгородцами, с запада подойдут небольшие отряды из Полоцка и Смоленска, а с юга рязанцы. План великого князя был прост — окружить Гюрги и разбить его, пока на Киев не напали галицкие дружины, но я знал, что у него ничего не выйдет. Почему, не помнил, ибо этот период истории меня всегда интересовал постольку поскольку. Однако то, что гражданская война продолжится, я знал.
Киев притих, но вскоре жизнь вошла в свою привычную колею, и я приступил к тому, ради чего прибыл в этот город. Мои воины изучали стольный славянский град и составили его подробную карту. У нас появились здесь знакомые и агенты влияния при княжеском дворе, которые за гривны были готовы поставлять мне ценные сведения. Под мою руку стекались мастера и воины, зодчие и простые крестьяне, коих требовалось отправить в Новгород, а оттуда в Зеландию. Имя Вадима Сокола стало известно киевлянам, и вокруг меня постоянно шла суета, к которой я имел отношение лишь как координатор, ибо был занят совершенно другим делом. Я охмурял главного священнослужителя христианской церкви на Руси, которому все два месяца моего пребывания в Киеве внушал свои идеи, и в этом мне сопутствовал успех.
Впрочем, тему общения с Климентом Смолятичем надо бы затронуть отдельно, ибо речь идет не о каком-то рядовом подвиге, а об очередном видоизменении христианства на землях восточных славян.
К первой встрече с митрополитом Киевским и Всея Руси Климентом Смолятичем я подошел серьезно. Никаких хи-хи ха-ха. Мне предстояло разговаривать с одним из самых умных людей Киевской Руси и великим богословом, который наизусть знал основные церковные тексты, а помимо того читал Платона, Аристотеля, Тацита, Прокопия Кесарийского, Цицерона, Гомера, Салюстрия и многих других зарубежных авторов, как древних, так и современных. В этом, а так же в вере, которую он нес в своем сердце, была его сила. Однако в этом же была и его слабость, ибо верно сказано — во многих знаниях многие печали. Да, это так. Чем больше человек знает, тем больше он в себе сомневается и задает вопросы, ответы на которые приносят ему одно лишь беспокойство. Вон, как пример, взять моих варогов. Сомнений нет, но есть четкое понимание того, что мир делится на черное и белое, без полутонов, и они находятся на стороне добра, которое должно утопить зло в крови. Ну, а тому, кто книжки читает и бредет по жизни в поисках истины, сложнее, поскольку в каждом поступке и деянии он ищет оттенки и полутона. А дальше, все серьезней. Чем больше интеллектуал слушает сладкие речи, которые насыщены заумными словами и понятиями, тем больше он попадает под влияние добродушного собеседника и вскоре советы воспринимаются как собственные задумки и решения.
В общем, надев маску нестойкого в своих убеждениях человека, который подумывает о том, чтобы окреститься, я решил сыграть на психологии митрополита, его природной любознательности и одиночестве. Ведь всем нам, людям, нужен кто-то, кто может нас выслушать и одобрительно похлопать по плечу, и я собирался стать таким человеком для митрополита. Простейший психологический трюк, который священнослужители разных культов используют, общаясь со своими прихожанами. Встреть человека как родного, улыбнись ему, будь для него своим, поинтересуйся его мнением, а затем спроси о том, что лежит на душе, и он перед тобой раскроется, словно цветок под ласковыми утренними лучами небесного светила. Но кто может выслушать киевского митрополита, самого главного христианина на Руси? Есть ли такие люди? Вряд ли. Поэтому я решил быть терпеливым и наша встреча с Климентом, который принял меня в Софийском соборе, прошла очень даже неплохо и можно сказать, что плодотворно.
Мы много разговаривали о литературе и обсуждали деяния древних полководцев и правителей: Нерона, Цезаря, Святослава Игоревича, Олега Вещего, Юстиниана, Александра Македонского и других знаковых личностей. Затем Климент показал мне библиотеку, которую собрал монах Киево-Печерской лавры Николай Святоша (прозвище данное ему народом), в миру князь луцкий Святослав Давидович. После этого митрополит поведал о своей мечте написать труд по истории русской церкви. И все это время он прощупывал меня, а я, соответственно, его. Он пытался узнать о моих истинных намерениях, а я уводил разговор в сторону и переходил на личность самого Климента. Хвалил митрополита, отмечал его стойкость в вере и ученость, называл его истинным славянином, который противостоит злокозненным ромеям, и интересовался жизнью в Зарубском монастыре, откуда митрополита вытащил в Киев великий князь Изяслав. Таким образом, я искал дополнительные точки соприкосновения с главой русской церкви, на которые можно было бы надавить, и вскоре одна из них была найдена.
Эта точка называлась иудейский вопрос, ибо как оказалось, Климент Смолятич, такой правильный и добросердечный пастырь, очень сильно недолюбливал представителей этой религии и все, что с нею связано, а почему, стоит рассказать подробней.
Одновременно с христианством на Русь стали проникать представители иудейских общин, в основном, из давным-давно разгромленной Хазарии и их собратья из Малой Азии. Они оседали во всех крупных русских городах и занимались тем, что умели делать лучше всего, ростовщичеством. Нужны крестьянам, мастерам, купцам или князьям деньги? Всегда, пожалуйста, под ставку в тридцать, сорок, а то и пятьдесят процентов годовых практически любые суммы серебром. Ну, а когда должнику приходила пора расплачиваться, и он не мог отдать кредит, то такой человек лишался всего имущества и частенько вместе со всей семьей шел в рабство, а затем продавался ромейским иудеям. Рюриковичей и бояр, это, разумеется, не касалось, поскольку они могли отдариться деревеньками или льготами для людей с пейсами, а вот простому народу доставалось. Ситуация мне знакомая, благо, историю знаю неплохо и подобное, насколько мне известно, происходило не только на Руси, но и по всей Европе, в Азии и даже в далеком Китае.
Однако возвращаюсь к митрополиту.
Мать Климента Смолятича, жена погибшего на границе воина, и он, еще мальчишка, коего тогда звали Клим, были отданы за долги ростовщикам, и вскоре их собирались продать. Но женщине и ее сыну, будущему митрополиту, повезло. В одна тысяча сто тринадцатом году, тридцать пять лет назад, умер великий князь Святополк, который давал иудеям большие привилегии. После чего в Киеве на некоторое время воцарилось безвластие. Горожане собрались на большой сход и стали думать, кого звать на княжий стол, а сами Рюриковичи в это время решали спор между собой. Назревала серьезная замятня, и тут евреи попытались протолкнуть на великокняжеский престол Святополкова сына Ярослава Волынского, но они просчитались. Лишь только подкупленный ростовщиками тысяцкий Путята стал выкрикивать имя нового претендента, как народ вскипел, избил его и разгромил двор знатного боярина, который управлял стольным градом. Ну, а затем, с праведным гневом в душе и дубинами в руках, позабыв о христианском всепрощении, киевляне двинулись в иудейский квартал, освободили всех рабов и пожгли немало чужеземных домов и все синагоги.