— Что?
— Ты не ответил, Глеб.
— Мне позвонили с работы. Необходимо мое присутствие. Нужны подробности или можно их опустить?
— Можно.
— Спасибо. Возвращаясь домой, сделал крюк, чтобы проехать мимо твоего дома.
В свете последних событий это понятно. Или тоже надо объяснять? В кухне горел свет.
В два часа ночи. Меня это испугало. Я решил проверить, в чем дело. Теперь мой вопрос: что заставляет тебя подозревать во мне убийцу?
На это я ответить не могла, поэтому пожала плечами и заревела. Тут в кухне появилась Сонька, босая и заспанная.
— Гретхен, чего ревем? По общей нужде или по личной? А ты здесь откуда? — удивилась она Глебу. — Чем женщину до слез довел, а с виду мужик приличный.
— Какой-то псих по телефону позвонил, а мне досталось под горячую руку. — Он повернулся ко мне и произнес виновато:
— Ведь на самом деле ты не веришь, что это я?
Я не успела ответить, а с улицы послышался шум. Я выглянула в окно и увидела две машины, из них выскочило несколько молодцов и неторопливо вышел Рахматулин.
— Витька, — удивилась Сонька. — А я на что похожа?
Она исчезла в ванной, а я направилась к входной двери.
— Ты плохо выглядишь, — участливо заметил Витька, входя в квартиру в сопровождении двух охранников. Я пожалела о мартышках, они были симпатичнее. Этих трудно с кем-то сравнить, чтобы не обидеть животных. При создании одного Господь, видно, долго раздумывал и перемудрил: всего в нем было слишком. Второго вообще смастерил на скорую руку, заменив качество отделки массой. На двоих в них было килограмм двести пятьдесят — не меньше. Мне стало жаль Витьку: если в рассказах об Оборотне хоть пятьдесят процентов правды — я вижу перед собой очередного покойника.
— Чего он хотел? — спросил Витька, тяжело опускаясь в кресло, и рукой махнул, его зверинец вернулся к дверям.
— Выразил удивление, что я еще жива.
— Это кто? — насторожился Витька, завидев Глеба.
— Это мой друг. Познакомьтесь. Кстати, в ванной сейчас Софа. Это я к тому, — пришлось мне повысить голос, — что руками махать не стоит, когда дверь ванной откроется.
Рахматулин и Глеб принялись сверлить друг друга взглядами, а я в кухню пошла за сервировочным столиком. Вернувшись, сказала:
— У меня есть коньяк. По-моему, неплохой.
Глеб сел, равнодушно мазнув взглядом парней в прихожей. Тут Сонька появилась, свежа и прекрасна. Хлопнула коньяка и заняла место рядом с Витькой. Тот вел себя странно, хихикнул, головой покачал и проронил весело:
— Сукин сын, что он о себе воображает…
Дурак! Тоже мне волк! Щенок беззубый, вот он кто… — В этом месте Рахматулин икнул, и я с удивлением поняла, что Витька пьян, как говорится, в стельку.
— А ты что здесь делаешь? — ухмыляясь, спросил он Глеба.
— Это мой друг, — вторично пояснила я, — иногда он здесь ночует.
— Да? Здорово. Ты счастливчик, парень.
Я бы тоже хотел здесь ночевать. Может быть. Но сейчас у меня много дел. Появилась куча зас ранцев, которым Витька Рахматулин — как кость в горле. Они думают, я испугаюсь. Плевать я на них хотел. Как бы не так, и на этого шакала тоже… плевать.
Я станцую на его могиле, вот что….
Парни в дверях тосковали, надо полагать, подобные речи им изрядно приелись.
Сонька взирала сурово и искала повод поскандалить, все равно с кем. Витька хлопнул еще коньяка и заявил:
— Какой день испоганили… шакалы…
Шарики в Сонькиной голове стремительно завертелись, глаза ее сделались совершенно круглыми, она пошлепала губами и радостно взвизгнула, точно нашла стодолларовую бумажку. После чего с большим пылом обняла Витьку и расцеловала. Я наблюдала эту веселенькую пантомиму и пыталась отгадать: что нового ей пришло в голову.
— Поздравляю! — наконец выдохнула она. — Прости. У меня вечно все числа из головы вылетают.
— Ты помнишь? — спросил Рахматулин таким тоном, что я всерьез обеспокоилась, как бы он не начал рыдать. Обошлось. Он сгреб Соньку и смачно расцеловал, после чего они предались воспоминаниям, потихоньку впадая в транс.
— У Вити день рождения, — наконец поведала нам Сонька.
— Вот те на, — решила я выразить недоумение, — ни флагов на улице, ни сообщения по телевидению.
Сонька постучала кулачком по своему лбу, а Витька милостиво махнул рукой. Я пожала плечами:
— Давайте отмечать.
— Половина третьего ночи, — заметил Глеб.
— У меня завтра выходной, — отмахнулась я. — Пьем.
Глеб уходить не спешил и коньяк выпил.
Бутылка мигом опустела.
— Кто пойдет за выпивкой? — поинтересовалась я.
— Сейчас, — отозвался Рахматулин и махнул рукой охране, но вдруг передумал:
— Едем ко мне.
— Брось, — сказала Сонька, — хорошо сидим.
Витьку это только подстегнуло, он покачал головой и повторил упрямо:
— Едем ко мне. Это мой день.
Я торопливо оделась, и через пару минут мы загружались в новую рахматулинскую машину, которая была не хуже старой. Положительно, нагим, босым и сирым Витька не выглядел. Как-то не верилось, что у него нет денег расплатиться с киллером. Непонятно, чего человек жмотничал и неприятности наживал.
Улица Садовая была мне хорошо известна, на ней находилась школа, которую я когда-то окончила. В то время дома здесь были сплошь одноэтажные, деревянные, в яблоневых садах. Теперь громоздились коттеджи, построенные по принципу: выше, шире, дороже. Витька выиграл первый приз: равных его дому не наблюдалось. Шедевр архитектуры наполовину скрывала ограда с устрашающими пиками поверху, поддерживаемая каменными столбами. Железные ворота раздвинулись, и мы въехали во двор.
Внутри дом был таким же, как снаружи — дорогим. Разглядывать здесь было нечего, и я устроилась в холле, прихватив бокал с выпивкой. Глеб сел рядом, не выказывая никаких эмоций. Сонька с Витькой, громко хихикая, возились в кухне, хлопали дверцами холодильников. Тут я заметила, что количество охранников на квадратный метр уменьшилось. Сопровождали нас сюда четверо плюс два шофера, а теперь я насчитала троих. Правда, минут через десять возник четвертый. Я узнала в нем одного из прежних мартышек и так обрадовалась, точно встретила давнего друга, в пору на шею кинуться. Он меня тоже узнал, посмотрел с хитрецой, мол, в гору идешь. Наконец нас позвали к столу. Я проявила понятливость и начала восхищаться, а потом пить, чувствуя настоятельную потребность расслабиться. Я подозревала во всех смертных грехах человека, который мне нравился.
Может быть, слишком нравился. Сейчас он сидел рядом, молчаливый, вроде бы недовольный, но исправно пьющий. Где-то в начале шестой рюмки я почувствовала себя достаточно расслабленной. Проглотила седьмую и поняла, что переоценила свои возможности.
— Где туалет? — спросила я, слегка перевирая звуки.
— Проводят, — махнул рукой Витька.
Сонька мурлыкала на его коленях. Я пошла в туалет, сопровождала меня знакомая мартышка. Я высказала огромную радость, что вижу его живым и здоровым, и попыталась поцеловать, но не смогла допрыгнуть до физиономии и ткнулась носом в грудь. Все это он воспринял совершенно спокойно, видимо, такие сцены были здесь не в диковинку.
— А вот и туалет, — сообщил он.
— Ага, — обрадовалась я. Минут через пятнадцать мне стало легче смотреть на мир, я крикнула парня, и он сопроводил меня в ванную. Собравшись с силами, я сунула голову под холодный душ и замерла, постукивая зубами.
— Простудишься, — сказал парень.
— Как зовут?
— Денис.
— Дай полотенце.
Еще минут десять я силилась придать себе приличный вид.
— Чего так пить-то? — ворчал Денис. — Не умеешь, не суйся. Не идет тебе вовсе, и Расческу дать?
Ей-Богу, на хороших людей мне везет, куда ни глянь — душевные парни.
— Веди, — сказала я, припадая к его локтю. Организм был ослабевшим, но почти лишенным алкоголя. Охрана в холле резалась в карты.
— Никакой дисциплины, — посетовала я, отлепилась от Дениса и села рядом с Глебом. Глеб недовольно косился, лицо красное, глаза мутные. Выпивка, как видно, достала и его. Витька с Сонькой вели себя совершенно неприлично.
— Хочу спать, — заявила я. Витька поднялся, махнул рукой:
— Второй этаж. Любая комната. Для гостей. — Тут он качнулся и грохнулся на стол.
Сонька тянула его за рукав, он поднялся, обнял ее, и они побрели, с энтузиазмом распевая: «Я пью до дна за тех, кто в море…» А я пошла искать себе пристанище. Удача улыбнулась за первой дверью: спальный гарнитур с широченной кроватью и постельное белье в шкафу. Пока я возилась с подушками, вошел Глеб.
— Пришел сказать спокойной ночи? — полюбопытствовала я.
— Я буду спать здесь, — сказал он, запер дверь и стал раздеваться.
— Я почти протрезвела, — заметила я. — Убирайся отсюда!
Он сжал мои плечи, а потом толкнул на кровать:
— Пьяные бабы меня не волнуют, за свою честь можешь не беспокоиться.
