Дью сидел в своем номере в мотеле и не спеша потягивал кофе. Он еще помнил те времена, когда кофемашины были редкостью, и иметь такое чудо у себя дома считалось настоящим шиком. Теперь они были повсюду, но в напитке, который они готовили, явно недоставало чего-то важного. Ну, конечно! Кто же, черт побери, готовит кофе с одной порцией сливок и одним кусочком сахара?
Каким бы дерьмовым ни был такой кофе, для предстоящей беседы ему все равно был нужен кофеиновый «толчок». Дью держал кружку с кофе в одной руке, а старый, похожий на кирпич, спутниковый телефон — в другой.
— Это была настоящая бойня, Мюррей, — сказал Дью.
— Только ты, кажется, хватил лишнего, ротный, — заметил Лонгуорт, вспомнив, что во время совместной военной службы Филлипс был ротным старшиной. Дью терпеть не мог, когда его так называли, и Мюррей хорошо знал об этом.
— По твоей милости против меня ополчились буквально все, — сказал Мюррей. — Новый начальник штаба собирается сделать из меня отбивную. Я ведь обещал им, что Доуси под контролем.
— Да уж, это ты, похоже, сглупил, лейтенант.
Напоминание о воинском звании в период службы бесило Мюррея не меньше, чем Дью Филлипса слово «ротный».
— Ладно, не бери в голову. Все не так уж плохо. — Дью откашлялся. — По крайней мере, теперь у Маргарет почти готов чертов тест на переносчиков заразы. А это уже большой шаг вперед.
— Верно, он будет полезным, — проговорил Мюррей. — Вот только не знаю, насколько. Ванесса Колберн имеет на меня большой зуб.
— Есть еще кое-что. — Голос Дью стал серьезным. — После того как я отправил отчет, мои парни обнаружили дочь Макмиллана, Сару. Труп зарыт в неглубокой могиле, на заднем дворе. Убита ударом тяжелого предмета по голове. На работу Доуси совсем не похоже. И по времени смерти никак не вяжется с его визитом. Здесь орудовал кто-то другой.
— Замечательно, — сказал Мюррей. — А что у нас с младенцем и старшим сыном? Их состояние?
— С ребенком все хорошо. Никакой инфекции не обнаружено. Самый старший сын, Тэд, физически абсолютно здоров. А в плане психики… Ну, в общем, отец заставил Тэда вырыть могилу для сестры.
— Что за вздор ты несешь?
— Вовсе не вздор, — ответил Филлипс. — Это рассказал сам мальчик. И он, скорее всего, не врет, потому что у него свежие мозоли на руках. Копать мерзлую землю не так-то просто. Поэтому и могила получилась неглубокая.
— Господи Иисусе! Что ж, тогда получается, что Перри Доуси спас Тэда. Выходит, здесь он уже вел себя не как псих, а как настоящий герой.
— Мюррей, послушай. Мне кажется, Доуси нужно как-то нейтрализовать.
Наступило некоторое замешательство.
— Что значит «нейтрализовать»? О чем ты?
— Не то, что ты подумал, — поспешил объяснить Филлипс. — Неплохо бы упечь его в какой-нибудь санаторий, а лучше — изолятор. Что-нибудь в этом духе.
— Да ладно тебе, Дью, — сказал Лонгуорт. — Ты же знаешь, что мы не можем этого сделать.
— От него пострадали уже два моих агента.
— У Баумгартнера сломан нос, а у Милнера кровоподтек под глазом. Подумаешь! Ничего страшного, — усмехнулся Мюррей. — Такие же травмы они могут получить, играя с приятелями в баскетбол.
— Не имеет значения. Нападение на агента квалифицируется как нарушение федерального закона.
— С каких это пор ты начал вдруг следовать букве закона?
Дью ничего не ответил.
— Вот что я подумал, — помолчав, сказал Мюррей. — Знаешь, ведь этот парень, по сути, мало чем отличается от нас. У него всего лишь нет полицейского значка.
А вот это, пожалуй, в точку! Был ли он сам похож на Перри? Готов пойти на что угодно, лишь бы добиться своего? Нет, у них, конечно, много общего, но есть и существенное различие: он, Дью Филлипс, убил намного больше людей, чем Перри Доуси.
— Он разбил свою машину, — хмуро проговорил Дью. — И требует другую.
— Так достань! И пойми: это всего лишь деньги налогоплательщиков. Хватит плакаться о нем. Дью, нам нужен живой носитель!
— А почему, черт возьми, ты вдруг решил, что я о нем плачусь? Как я, интересно спросить, раздобуду вам живого носителя, если Доуси бегает вокруг, как сумасшедший, и всех убивает?
Несколько секунд в трубке слышалось лишь тяжелое дыхание Мюррея.
— Что с тобой происходит?
— О боже, — воскликнул Филлипс. — Опять порция наставлений?
— Просто заткнись и послушай, — отрезал Мюррей. — И это — приказ. Твоя работа всегда заключалась в том, чтобы заставлять людей делать то, что ты от них требуешь. Потому что если они не послушаются, то могут сыграть в ящик, да и ты вместе с ними тоже. Этот случай ничем не отличается от предыдущих. Отыщи способ выполнить свою работу. Я не желаю слушать ни о каких трудностях или о давлении, какое на тебя оказывают.
— А ты не хотел бы сам ненадолго окунуться в это дерьмо? — предложил Дью. — Вот потом бы ты заговорил по-другому! Я бы с удовольствием поменялся с тобой местами.
— Ну-ну! Ванесса Колберн съест тебя живьем, — предупредил Лонгуорт. — Ты не продержишься здесь и пяти минут. Точно так же, как и я не смогу продержаться на твоем месте. Что происходит, Дью? У тебя погиб напарник, и теперь ты возомнил, что можешь оправдаться?
Дью вздохнул.
— Выбирай выражения, лейтенант.
— О боже, какая драма у нашего крутого парня! — усмехнулся Мюррей. — Малколм мертв, Дью. Его не вернуть. Вбей это в свою лысую башку. Жаждешь мести?
— Еще как. Мне действительно этого хочется. Больше, чем чего-нибудь еще, если не считать волшебной микстуры, которая могла бы оживить Малколма.
— Хорошо, но ведь ты и есть человек, способный добиться поставленной цели, — сказал Мюррей. — Ты здесь не ради красивых слов или никчемного героизма. Ты старый и опытный, с характером. У тебя два главных достоинства: стреляешь, когда приказывают, и умеешь, когда надо, думать и понимать. Заставь Доуси сотрудничать с нами, пожалуйста. Достаньте живого инфицированного носителя!
Он отключил телефон.
Возможно, Мюррей и кретин, подумал Филлипс, но все равно в его словах была доля здравого смысла.
— Вот почему у тебя такая крутая работа, старик! — в сердцах повторил Дью. — Потому что ты умеешь думать и понимать.
Только как же, черт возьми, ему поладить с ужасным Перри Доуси?
САМОЕ ВАЖНОЕ БЛЮДО ДНЯ
Иногда иметь черный бюджет — это все-таки круто.
«Лачуга Боба» вовсе не была никакой лачугой. Фактически она являлась частью мотеля — довольно милая забегаловка с двумя десятками столиков, четыре из которых явно забрали из номеров. За определенную плату помещение перешло в распоряжение небольшой команды Дью Филлипса.
Ну и что? Это всего лишь деньги налогоплательщиков…
Можно было бы провести время в компьютерном центре Маргомобиля. Но сейчас, в забегаловке, они имели возможность поговорить открыто. Дью сел за столик с Кларенсом Отто, Эймосом Хантом и Маргарет Монтойей. Другой столик заняли Гич, Маркус, черноглазый Милнер и Баумгартнер с пластырем на носу. Маркус насвистывал грустную мелодию «Дом восходящего солнца».
Остальных агентов Дью вчера вечером отправил домой после того, как те закончили свою работу в доме Макмилланов. Они были местными, и в тонкости дела их никто не посвящал. Подобная тактика давала ему возможность получить необходимую физическую силу и огневую поддержку и в то же время сводила к минимуму число лиц, посвященных в детали секретных операций.
Эймос раскрыл меню. Дью хотел поначалу сострить что-нибудь по поводу этой закусочной, но потом предположил, что Эймос, наверное, слышал подобное уже миллион раз. Вместе они собирались часто, может быть, два или три раза в неделю. Филлипс всегда с нетерпением ждал совместной встречи и всегда находил для нее время. Положение становилось настолько мрачным и отчаянным, что всем требовалось выпустить пар. Своеобразные «летучки» за завтраком давали редкую возможность непринужденно поговорить, посмеяться и даже пошутить.
— Хорошо, Маргарет, — сказал Дью. — Расскажи теперь вкратце о проведенном вскрытии.
Она оторвала взгляд от меню.
— То есть? Здесь, что ли?! Мы ведь, кажется, собрались перекусить.
— Да, прямо тут, — сказал Филлипс. — Уверен, что русские «Лачугу Боба» пока еще не прослушивают.
— Русские? — переспросил Отто. — Сразу видно, что наш Дью — человек пожилой.
— На самом деле, мой не слишком образованный друг, — поправил Эймос, — слово «русские» достаточно точно отражает ситуацию, поскольку теперь у нас вместо СССР есть страна под названием Россия. В случае СССР вместо «русские» было корректнее говорить «коммунисты».
Отто нахмурился, затем улыбнулся.
— Скажи-ка, мой маленький белый друг, разве ты не должен мне двадцатку?
— Ах ты гад, — усмехнулся Эймос. — Вспомнил все-таки.
