Я меланхолично рылась в бумажках. Нет, ничего похожего на шифр. Ну что он мог придумать?
Я опять полезла на стремянку. Дату рождения Нины Андреевны? Год смерти отца? Дверца не шевелилась. Я в задумчивости глядела на сейф. Конечно, дикая мысль, но попробовать стоит – 7117. Раздался легкий щелчок. Ну надо же! Седьмого января мы поженились, а первого июля разошлись. Макс говорил, что эти цифры – семь и один – преследуют его всю жизнь. Родился он седьмого июля, первый раз женился первого января, отец умер семнадцатого ноября, тоже дата из семерок и единиц…
Я потянула довольно тяжелую дверку – пусто. Небольшой железный ящик сверкал голыми стенками.
Поставив на место чемоданы и закрыв антресоль, я покурила на кухне, соображая, что делать дальше. Так, сначала посмотрю, что в джипе, потом поеду в Бутырку и спрошу у Макса, где деньги. Может, в них все дело? Сумма-то очень большая.
Я закрыла квартиру и двинулась в гараж. Джип поблескивал вычищенными боками. Вскарабкавшись в салон, огляделась. Конечно, хорошая машина, но уж больно громоздкая, сидишь, словно в троллейбусе. Так, что у нас здесь?
В бардачке обнаружились перчатки, носовой платок, плитка шоколада и пачка «Давидофф». В кармане на передних сиденьях – пустая бутылка из-под минеральной воды «Перье», газета «Скандалы недели» и упаковка быстрорастворимого аспирина. И больше ничего.
Я вздохнула и снова села на пассажирское место. Нет, для меня подобная машина совершенно не подходит. Вон какая огромная, просто ноги до педалей управления не дотягиваются. В самом углу виднелась скомканная бумажка. Я развернула тугой комочек. Бумажка вся вымазана пастой от шариковой ручки. «Квитанция. Салон «Оракул». Монетная улица. Оплачено – тысяча рублей за услуги». Интересно, что это за место?
Жара нарастала. «Вольво» тихо катился к Бутырской тюрьме. На этот раз сразу отыскала приветливую Катерину.
– Давай беги вниз, – приказала та, хватая деньги, – последний поток впускают.
Я понеслась в подвал. Минут через пять двери загремели, и служительница принялась выкликать фамилии. Моя прозвучала последней. Я двинулась внутрь, но тюремщица покачала головой:
– Извини, твоего нет.
– Что случилось?
– Желтуха в камере.
– Как же это? – растерялась я.
– А никак, – ответила баба, – ни на свидание, ни к адвокату, ни на суд не приведут. У нас с этим очень строго. Жди теперь, пока карантин кончится.
– И долго?
– Двадцать пять дней пока, а там как пойдет.
Я вышла на раскаленную Новослободскую. Вот это облом! Бедняга Макс! Небось в такую жару в переполненной камере несладко. Может, Яна знает, что с деньгами? Похоже, что Максим отправил ее в Киев как раз для того, чтобы отвезти миллион.
Но дома у Соколовой никто не отвечал. Странно, вроде тетка, сверхполная Рада Ильинична, редко выходит из дому. Хотя могла просто лечь отдохнуть. Соседки Тани тоже не оказалось на месте, и Женя Полякова куда-то подевалась. Просто день неудач! Ладно, воспользуюсь свободной минутой и подъеду в «Скандалы недели».
Еженедельник разместился на первом этаже светлого кирпичного дома. Прямо под его окнами шумел Киевский вокзал. Жара стояла страшная, асфальт плавился, и замороченные пассажиры с детьми волокли пудовые чемоданы к платформам, утирая потные лица.
«Поезд ь 13 Москва – Конотоп отправляется с седьмого пути. Провожающих просят выйти из вагонов», – раздался над головой металлический голос.
Задыхаясь от жары, я двинулась к ларьку с мороженым, машинально напевая: «Поезд ь 13. Москва – Конотоп, топ, топ». Внезапно мысль пронзила мозги, как раскаленная стрела. Номер тринадцать, Москва – Конотоп? Как же так! Хорошо помню, как милая соседка Яны, Танечка, рассказывала, что отвозила чемодан на Киевский вокзал и поезд был ь 13 и вагон ь 13! Может, есть два поезда с такой нумерацией? Или Конотоп находится дальше Киева?
Я развернулась и понеслась к билетным кассам. Невозмутимая девушка из справочного бюро, абсолютно не удивляясь идиотским вопросам, спокойно сообщила всю необходимую информацию. Я вышла на перрон, машинально купила несъедобную булку с сосиской и, скармливая ее бродячей собаке, еле-еле пришла в себя. Было от чего оторопеть. Конечно же, тринадцатый поезд один, а от Конотопа до Киева еще полсуток езды. Куда же отправилась Яна? Всем наврала, что в столицу Украины, а на самом деле? Доехала до Конотопа? Впрочем, могла сойти на любой станции. Есть только один способ выяснить. Взять фото Соколовой и показать проводнику, вдруг припомнит девушку?
Площадь Киевского вокзала гудела и ругалась. Я влезла в «Вольво». «Скандалы недели» подождут. Рада Ильинична опять не отвечала на телефонные звонки, но я все равно поехала к ней. Может, аппарат сломался? Но он работал нормально, потому что, стуча в дверь ногами и руками, я слышала, как за дверью надрывается звонок. Куда, черт возьми, она подевалась? Соседки Танечки тоже не оказалось на месте. Я вновь вернулась к двери Рады Ильиничны и начала колотить по двери. Такой шум невозможно не услышать! Сев на ступеньку, закурила. Все-таки хорошо, что мы теперь живем в собственном доме, какой ужасный запах на лестничной площадке от невычищенного мусоропровода. Воняло и впрямь отвратительно, чем-то сладким и навязчивым.
Я подошла к двери и потянула носом. Запах явно сочился из квартиры Рады Ильиничны. Полная дурных предчувствий, вытащила мобильник. Если позвоню сейчас Александру Михайловичу, он, конечно, приедет, но тогда прощай, расследование! Поколебавшись немного, набрала 02.
Примерно через час, когда я окончательно сдурела от жары и запаха, прикатили милиционеры.
– Ну, в чем проблема? – поинтересовался один из них.
– Пришла навестить родственницу, а дверь не открывают.
– Подумаешь, – буркнул другой, – может, спит или в магазин ушла.
– Она инвалид, практически не выходит, тем более в такую жару. И потом, к телефону несколько дней не подходят! Чувствуете запах?
Стражи порядка принюхались и вздохнули.
– Вы кем хозяйке квартиры приходитесь?
– Сестрой.
– Тогда под вашу ответственность квартиру вскроем, если что, то без претензий. Только сначала надо управдома привести.
Еще час ушел на поиски местного начальства. Наконец пришли одышливая тетка лет пятидесяти и сравнительно трезвый мужик. Милиционеры принялись ломать дверь. Много усилий не потребовалось. Пара ударов, и тоненькая дверь, державшаяся на паршивом замке, распахнулась. «Аромат» усилился. Патрульные переглянулись и пошли в комнату. Я, отпихнув домоуправшу, рванула на кухню и увидела их обеих.
Голова Рады Ильиничны неловко лежала на столе между опрокинутыми чашками. Танечка сидела, привалившись к плите, глаза широко распахнуты, нижняя челюсть отвисла. Лицо девушки покрывали какие-то жуткие пятна, голые ноги приобрели зеленоватый оттенок. И кругом тучи мух.
Я почувствовала, что теряю сознание, и шагнула назад, в коридор. Один из милиционеров отодвинул меня в сторону и заглянул в кухню.
– Ёксель-моксель, – сказал он, снимая фуражку, – значит, так, идите в комнату и ждите.
Ни за что! Надо как можно быстрее бежать отсюда.
– У подъезда посижу, – просипела я, закрывая лицо платком, – запах жуткий, сейчас стошнит.
– Ладно, – махнул рукой патрульный, – только никуда не уходите. Вы – главный свидетель.
Замечательно, как раз и не хочу им быть. На ватных ногах выпала из подъезда. Отвратительный московский смог показался чудесным ароматом. «Вольво» послушно тосковал в тени. Я прыгнула за руль и помчалась к метро «Университет» на квартиру к Жене Поляковой.
И опять на звонок в дверь раздалось молчание. В ужасе я села на ступеньки и принялась усиленно принюхиваться. Пахло как всегда: кошками, щами и бесконечной стиркой. Скорее всего девушка на факультете или пошла в библиотеку… Но тут зажужжал лифт, и на лестничную клетку ступила Женечка. В руках она держала большую бутылку минеральной воды.
– Меня ждете? – удивилась студентка.
– У вас есть фотография Яны Соколовой?
– Да, – протянула девушка, отпирая дверь, – нас мальчишки в буфете сняли, а зачем снимок понадобился?
– Господин Полянский просил в тюрьму передать.
– Вот бедняга, – вздохнула Женя, роясь на книжных полках.
Наконец фото отыскалось. За столом сидят три улыбающиеся девчонки.
– Вот это Яна, – ткнула пальцем Женя в самую некрасивую.
Треугольное худенькое личико рахитичного ребенка. Тонкий, слегка длинноватый для миниатюрной мордочки нос и бледные губы. На голове ежик рыжих волос. Хороши только глаза – большие, ясные, умные. Ей бы постричься по-человечески, да попробовать легкий макияж… Чем же взяла Макса? Неужели Полянский разглядел под непрезентабельной внешностью тонкую душу? Ох, не похоже на экс-супруга. Жен подбирал всегда исключительно по экстерьеру. Даже типаж знаю: высокая, стройная, глуповатая блондинка с личиком Барби. Впрочем, я ведь выпала из привычного ряда.
