— Не сомневаюсь, — буркнул Кувалда.
— Ну, хватит, — оборвал приободрившихся фюреров колдун. — Надо подумать, что делать дальше. Секира, ты опознал нападавших?
Дурич погрустнел:
— Одного.
— Надеюсь, — с мягкой издевкой осведомился Любомир, — того, которому удалось сбежать с нашим Амулетом?
— Нет, — нехотя признался Секира, — убитого.
Кувалда многозначительно хмыкнул.
— И кто же это был? — прежним тоном спросил колдун.
— Чел, — Дурич презрительно выпятил нижнюю губу, — наемник. Зовут Лебедь.
— Что мы о нем знаем?
— Ну, обычно работал с Кортесом, тоже челом. В городе уже несколько лет.
— Еще что-нибудь?
Секира замялся:
— Говорят, что этот Кортес чуть ли не друг Сантьяги.
— Интересно, — колдун позвонил в серебряный колокольчик. — Псор, чай, большую чашку.
Молчаливый раб поклонился и убрался в ту же маленькую дверцу, через которую он проник в кабинет.
— Значит, Великий Дом Навь. — Колдун зябко поежился и огляделся.
Небольшая железная жаровня, повинуясь его взгляду, выбралась из-под стола и послушно подбежала к креслу. Угли в ней вспыхнули, и Любомир с наслаждением протянул руки к огню.
— Великий Дом Навь. Они, видимо, следили за Замком и ждали нас. Ловко придумано. Отследить челов-наемников нереально... Ловко! — колдун презрительно посмотрел на соратников. — Теперь-то вы понимаете, что натворили?
Красные Шапки преданно замотали головами. Любомир вздохнул:
— Если Амулет в Цитадели, то уже завтра Темный Двор может остаться единственным Великим Домом в городе. По сути, навам остается только уничтожить меня. Ну, и вас за компанию, полукровок непредсказуемых.
Фюрерам подобная картина не понравилась.
— Может, Амулет не в Цитафели? — робко предположил Кувалда. — Чуфы сейчас на ногах, навы вряф ли сунутся в их сектор.
— А зачем им туда? Кортес сам принесет добычу.
— А прослефить Амулет нельзя? — поинтересовался Шибзич.
— Увы! Амулет находится в серебряном контейнере, — Любомир щелкнул пальцами, и в воздухе появилось изображение гладкого блестящего прямоугольника, на одном боку которого был выгравирован замысловатый иероглиф. — Контейнер скреплен моей печатью, и проследить его невозможно. Мы пали жертвой собственной предусмотрительности.
— Неудобно получилось, — согласился Секира. Поскольку предусмотрительностью Красные Шапки не страдали, Дурич не очень хорошо понял последнюю фразу колдуна, но на всякий случай решил посочувствовать.
— Слышь, Любомир, мы Кортеса вроде зацепили. — Подумав еще чуть-чуть, он добавил: — Не могли не зацепить. Убегал он как-то неуверенно.
— От кого убегал? Судя по твоему отчету, он просто перестрелял твоих бойцов, забрал Амулет и уехал.
— Я бойцов на байках послал, — шмыгнул носом Кувалда, — они его фогнали.
— Дальше можешь не продолжать, — остановил одноглазого колдун. — Кто-нибудь из этих бойцов спасся?
— Нет, — потупился Шибзич.
— Значит, куда направился Кортес, мы не знаем.
— Мы его зацепили, — упрямо повторил Секира. — Он ранен.
— Будем надеяться. Спасибо, Псор. — Любомир взял чащку из рук раба и, отхлебнув обжигающе горячего чая, задумчиво произнес: — Если ты его действительно достал, есть вероятность, что он не добрался до Цитадели.
— А я что говорю! — обрадовался Секира и злобно посмотрел на Шибзича. — Я его найду!
— Найдешь? — переспросил колдун. — И что будешь делать?
Фюрер Шибзичей мстительно засмеялся.
— Кувалда!
— Фа, Любомир!
— Как ты думаешь, — поинтересовался колдун, — наемник будет рисковать жизнью ради добычи?
— Наемник? Чел? — одноглазый помотал головой. — Нет.
— Значит, если он ранен, он, скорее всего, поедет к врачу?
— Точно!
— Хорошо. — Любомир сделал еще один маленький глоток. — Мы потеряли его в самом конце Ленинского проспекта. Куда он мог направиться?
— Куда угодно, — махнул рукой Секира. — Кто знает этих челов?
— Только к эрлийцам, — Кувалда презрительно сплюнул, — больше некуфа.
— Это почему? — взвился Дурич.
— Успокойся! — Любомир перевел взгляд своих огромных ярко-зеленых глаз на Шибзича. — Почему?
— Во-первых, эрлийцы поставят его на ноги быстрее всех. Форого, конечно, но если платит Темный Фвор, можно себе позволить, — рассудительно ответил одноглазый, — а во-вторых, любой человский фоктор сразу сфаст его в полицию. У него же пулевое ранение! — Шибзич снова сплюнул и повернулся к сопернику: — Если, конечно, они его фействительно ранили.
Секира зарычал.
— Хорошо, — тихий голос Любомира мгновенно успокоил Дурича, — Кувалда, Кортес за тобой. Найди мне его, достань хоть из-под земли. Если надо — разнеси этот монастырь вдребезги, но отыщи Кортеса или Амулет. Понятно?
— Понятно! — вскинулся Шибзич, довольный возможностью отличиться.
— Хорошо, что понятно, — колдун поставил чашку на стол, — а заодно перестань плевать в моем кабинете, тут тебе не хлев.
— Извини, Любомир, — смутился фюрер. — Привычка.
Дурич злорадно гоготнул.
— Секира, — обратился к нему Любомир, — твоя задача сложнее.
Молодой фюрер напрягся.
— В ближайшее время я буду слушать Цитадель, — негромко произнес колдун.
— Но это невозможно, — ошарашенно промычал Кувалда.
— Ты забываешься, — с холодной скромностью заметил Любомир. — Секира, подготовь команду бойцов и будь на стреме. Если Кортес сам свяжется с навами, будь готов ехать на перехват.
— Это... Любомир, — Дурич соображал очень небыстро, — то есть надо будет, когда нав поедет на стрелку, проследить его и замочить?
— Тебя что-то смущает? — с легкой угрозой поинтересовался колдун.
— Но убить нава...
— Вопреки широко распространенному мнению о бессмертии навов, — устало произнес Любомир, — на деле это совершенно не так. Они действительно практически не восприимчивы к болезням, а их раны очень быстро заживают, но...
Колдун поднялся из кресла и, выйдя из-за стола, встал перед Красными Шапками.
— Псор!
Маленький раб мгновенно поднес хозяину изящную резную шкатулку.
— Посмотрите.
Фюреры встали с табуретов и подошли к колдуну.
— Это древнее оружие, усиленное моими заклинаниями, таит в себе смертельную опасность для любого нава. С его помощью необходимо вскрыть грудную клетку врага и вырвать сердце. — Любомир улыбнулся. — Правда, просто?
— Очень, — согласился Секира, жадно пожирая глазами странной формы обсидиановый клинок, покоящийся на зеленом бархате шкатулки.
* * *
Зеленый Дом, штаб-квартира Великого Дома Людь
Москва, Лосиный остров, 27 июля, вторник, 04:23
— Этого не может быть, этого просто не может быть, — в волнении повторила Ярослава.
Она судорожно сжала виски руками и отчаянно замотала головой, казалось, еще чуть-чуть, и из ее глаз хлынут слезы. Новость, которую только что преподнесла ей королева, оглушила обычно хладнокровную и выдержанную жрицу.
Вестник умер. Последняя надежда на возрождение Великого Дома Людь рухнула.
Пока королева сообщила об этом только узкому кругу — жрицам Зеленого Дома, спешно вызвав их среди ночи во дворец. Боясь поверить в подобный кошмар, женщины беспомощно молчали, и только Ярослава нашла слова. Ее ненависть к королеве вырвалась наружу:
— Ты убила его, — длинный палец жрицы указал на Всеславу, — ты не хотела уступить ему трон. Я требую суда над королевой — она убийца!
Эмоциональный всплеск Ярославы не произвел на повелительницу Зеленого Дома ни малейшего впечатления.
— Не стоит терять голову, моя милая, — тихо произнесла она в ответ. — Нам всем сейчас очень тяжело.
Всеслава медленно опустилась на трон и горестно вздохнула. Впервые за многие годы молодая королева была одета в траур. Тонкое черное платье подчеркивало бледность лица и потухший взгляд огромных ярко-зеленых глаз. Прекрасные волосы, собранные в простой узел, были покрыты легким черным платком, и исходящий от них аромат жасмина был почти неощутим. Из драгоценностей королева предпочла одно лишь изящное кольцо с изумрудом. В свое время стилисты ее величества потратили больше месяца, чтобы подобрать подходящий траурный наряд. Этот комплект назывался «непереносимая утрата» и рекомендовался для особо горестных событий. Всеслава отметила, что наряд удался.
— Тело Вестника находится здесь, — по-прежнему тихо сообщила она, — и вы сможете убедиться в том, что его смерть наступила от естественных причин.
Потрясенные жрицы молчали, и Всеслава с облегчением поняла, что экстремистский выпад ее давней соперницы не нашел у них понимания. По крайней мере, пока, по горячим следам. В дальнейшем она сумеет нейтрализовать попытки Ярославы обвинить ее в смерти мальчика.
— Мы уверены, что ваше величество простит Ярославе ее несдержанность, — громко сказала Мирослава, самая старая из жриц Зеленого Дома. — Горе, которое обрушилось на нас... Она не ведала, что говорит.
