Это было правдой. Кувалда понял, что погорячился, и вновь вернулся к максимально осторожному тону:
— Брат Ляпсус, но вефь чуфы не префъявили права на этот рюкзак, а я префъявил. У меня есть свифетели, что его у меня украли, и ты обязан показать мне его фля опознания.
Это был хитрый ход. Согласно договоренностям между Великими Домами, монастырь мог защищать своего пациента, что бы тот ни натворил, до тех пор, пока раненый не был готов к бою. Однако, если были сомнения в происхождении личных вещей пациента, монастырь был обязан выдавать их по первому требованию, и слова фюрера клана в данном случае было более чем достаточно.
— Рюкзак я видел, — буркнул брат Ляпсус, — но в монастыре его нет. Кортес не настолько глуп.
— Это официальный ответ? — поколебавшись, спросил Кувалда.
— Да. Мы соблюдаем закон о нейтралитете монастыря.
— Проклятье! Шибзичи подскочили и, не прощаясь, покинули комнату.
Потухший фонарь уже не раскачивался во все стороны, а смирно висел над воротами в ожидании следующей ночи. Кувалда, горько жалея, что допил виски, достал телефон и набрал номер колдуна.
— Любомир, это Кувалфа. — Фюрер откашлялся. — Кортес у эрлийцев, но он избавился от фобычи. Это точно. Поэтому я решил не штурмовать монастырь, а просто выставить охрану...
— У них полно потайных ходов вокруг, — проворчал колдун.
— Что?
— Ничего. Приезжай ко мне, — приказал Любомир и положил трубку.
* * *
Студия Алира Кумира
Москва, Ленинградский проспект, 27 июля, вторник, 05:27
— Она красивая, — после недолгого молчания решил Сантьяга, — очень красивая.
— Она божественна, комиссар, она светится изнутри, и ее улыбка подобна первому лучу солнца, подобна звездам летней ночи, подобна... — художник развел руками. — Вы сами все видите, комиссар.
Сантьяга, не отрывая взгляд от картины, покачал головой:
— Вам удалось перенести на холст свою любовь, Алир.
Маленькое лесное озеро, залитое лунным светом, сонные звезды и юная, ослепительной красоты девушка, осторожно, входящая в тихую воду. Художник сумел передать не только очарование прелестной купальщицы, но и свое восхищение ею.
— Прекрасная работа, Алир. Сколько вы хотите за нее?
— Она не продается.
— И это говорит шас?
Кумар насупился:
— Не все в этом мире продается, кое-что делается для души.
— Понимаю, — Сантьяга улыбнулся. — Вы влюблены.
— Нет, — не согласился Алир. — Я ее люблю, а это совсем иное.
— Странная штука любовь.
Алир Кумар был типичным шасом. Черноволосый, черноглазый, с горбатым носом, он происходил из старинного рода Кумар и был известнейшим художником Тайного Города. Хрупкая девушка на картине была челом.
— Через неделю я женюсь на ней, — спокойно сказал Алир. — У нас будет ребенок.
— Полукровка, — задумчиво произнес Сантьяга. В его голосе не было презрения или превосходства, только констатация факта и грусть. — Семья Шась вряд ли примет его.
— Я знаю.
— И вы уже решили, что делать?
— Для начала я отправлю их подальше отсюда, а там будет видно.
— Это ваш выбор, Алир, и никто не вправе навязывать вам свою точку зрения, — рассудительно заметил Сантьяга. Комиссар, наконец, оторвался от картины и мягко прошелся по огромной студии Кумара. — Я бы хотел узнать о судьбе моего заказа.
— Конечно, — художник подошел к стоящей в углу и накрытой белой тканью фигуре. — Признаться, мне никогда не приходилось работать в столь сжатые сроки, но я старался.
— Двойная оплата, которую вы потребовали за срочность, наверняка способствовала вашему усердию, — заметил экономный Сантьяга.
— В какой-то мере — да, — согласился шас. — Кстати, комиссар, давно хотел спросить: почему вы сами не делаете куклы? Ваши возможности...
— Возможности — это еще не способности, — улыбнулся нав и указал на картину. — Посмотрите, как тонко вы передали свою любовь, Алир, как ярко выразили свое восхищение. Этому невозможно научиться, это написано сердцем. Поэтому когда мне нужна кукла, которую невозможно отличить от оригинала, я обращаюсь к вам.
— Благодарю.
Польщенный художник склонил голову и сбросил ткань со статуи:
— Ваш заказ.
Кукла представляла собой точную копию ближайшего помощника Сантьяги. Как и предсказывал комиссар, работа Кумара не вызвала никаких нареканий. Сантьяга поймал себя на мысли, что вряд ли бы отличил копию от своего подчиненного. Он обошел безжизненное создание и медленно провел по его груди острым ногтем мизинца. Из тонкой царапины выступила густая навская кровь.
— Блестяще, Алир. Вы уже оживляли ее?
— Я ждал вас.
— Приступайте.
Художник вытащил из кармана маленькую золотую пластинку с выгравированным заклинанием оживления и положил ее в рот кукле.
— Волнующее мгновение, — прошептал Алир.
— Вы беспокоитесь о заклинании?
— Нет, — ответил художник, не спуская горящих глаз с куклы. — Жизнь, Сантьяга, мы дарим жизнь! Какие восхитительные чувства испытываю я, наблюдая, как мое создание, мой ребенок, частичка меня самого, обретает свою особую жизнь! Открывает глаза, делает первый шаг. Это венец творения!!!
— Меня немного беспокоит табличка... Художник вынужден был вернуться к реальности:
— Не волнуйтесь, комиссар, она полностью растворится в теле куклы через два часа. Следов не останется. Кукла открыла глаза.
— Я знал, что смогу положиться на вас. — И Сантьяга обернулся к творению Кумира. — Кукла, вам известно ваше имя?
— Да, — голос создания был лишен какой бы то ни было интонации.
Комиссар нахмурился и посмотрел на художника. Кумар спокойно выдержал строгий взгляд нава, хотя внутри его душил смех. В целях экономии средств Сантьяга выбрал для куклы самый дешевый мозг и теперь пожинал плоды собственной бережливости.
— В прихожей вы найдете пакет с вещами — оденьтесь, — приказал созданию нав.
— Слушаюсь.
Кукла вышла из комнаты, попутно ударившись плечом о дверной косяк. Сантьяга задумчиво почесал кончик носа:
— Скажите, Алир, умственные способности этого создания позволят ему вести автомобиль?
— Какое-то время, — признался шас. — Если будет коробка-автомат.
— В таком случае проследите, чтобы он не перепутал пиджак и сорочку, — попросил комиссар, — и, пожалуйста, помогите ему с галстуком.
Художник кивнул и, сдерживая улыбку, направился к выходу из студии. В дверях он остановился и, обернувшись, пошутил:
— Заметьте, комиссар, я делаю это без дополнительной оплаты.
Шас всегда останется шасом, даже будучи гениальным художником.
Сантьяга хмыкнул и достал мобильный телефон:
— Ортега? Вы уже определили, где Амулет?
— Лебедь убит, Кортес ранен и находится у эрлийцев, — сообщил помощник комиссара. — Амулет он передал случайному попутчику.
— Ортега, — мягко прервал его Сантьяга, — мы неоднократно обсуждали с вами, что ничего случайного не бывает. Что это за попутчик?
— Чел, мы уже знаем его адрес.
— Хорошо, — комиссар помолчал, обдумывая ситуацию. — Он связан с Тайным Городом?
— Нет. Кортес попросил его позвонить нам, но он не торопится.
— И пусть не торопится, — Сантьяга принял решение. — Видимо, нам придется использовать этого чела, поэтому, во-первых, подключите его к ОТС.
— Есть.
— Во-вторых, закройте его для любого вида магического поиска.
— Даже от нашего?
— Да. В-третьих, подключите советников и поставьте на его мозг «великое безмолвие».
Это было самое мощное заклинание Темного Двора, защищающее от сканирования мыслей, но Ортега уже не удивлялся:
— Это все?
— Сделайте это и ждите.
* * *
Москва, Ленинский проспект, 27 июля, вторник, 06:12
Вернуться в эту ночь домой Корнилову не удалось. Он закончил осмотр на проспекте Вернадского, отпустил домой Владика и, растолкав полусонного Палыча, отправился на пересечение Ленинского проспекта с улицей Удальцова, на место крупной перестрелки. В том, что она связана с переполохом у офиса «Чудь Inc.», Корнилов практически не сомневался.
Картина происшедшего на проспекте благодаря немногочисленным свидетелям вырисовывалась довольно подробно. «Газель», сопровождавшаяся (или преследовавшаяся?) «Хаммером», выскочила на Ленинский по улице Кравченко и помчалась в сторону МКАД. На перекрестке с улицей Удальцова ее протаранил «Юкон», после чего между пассажирами трех машин возникла перестрелка. Дальнейшая информация поступила уже от патрульных ДПС, которые подъехали на перекресток минут через десять после начала стрельбы и минут через пять после того, как побоище закончилось. Арестовать никого не удалось, бандиты скрылись, оставив на поле боя одиннадцать трупов. Патрульные перекрыли проспект и вызвали подкрепление. Столь шумной разборки в Москве не случалось давно.
