Дени нравилось, как сверкают его золотые зубы, когда он усмехается. Она любила тонкие волосы на его груди. Любила мощь его рук, звучание его смеха, и то, как он смотрел в ее глаза, и то, как произносил ее имя, и то, как он входил в неё. "Ты прекрасен", — выпалила она, глядя, как он обувает и зашнуровывает сапоги для верховой езды. Иногда он позволял ей помочь себе в этом, но, как видно, не сегодня. Теперь и с этим покончено.
— Не настолько прекрасен, чтобы выйти за меня. — Даарио снял свою перевязь с вешалки, где он ее оставил.
– Куда ты собрался?
— На улицы твоего города, — ответил он, — выпить кувшин-другой и устроить заварушку. Я слишком давно уже никого не убивал. Может, я поищу твоего нареченного.
Дени швырнула в него подушкой. "Ты не тронешь Хиздара!"
— Как прикажет моя королева. Ты будешь вершить суд сегодня?
— Нет. Завтра я буду замужней женщиной, а Хиздар будет королем. Пусть он и вершит суд. Это его люди.
– Некоторые его, некоторые твои. Те, которых ты освободила.
— Ты не одобряешь меня?
"Ты зовешь этих людей своими детьми. Им нужна их мать". "Да ты сам как мать. Ворчишь на меня".
"Лишь самую малость, сердце моё. Так ты пойдешь вершить суд?". "Может, после свадьбы. Когда настанет мир".
"Он никогда не настанет. Ты должна пойти на суд. Мои новые люди даже не верят, что ты и впрямь существуешь — те, кто перешел ко мне от Гонимых Ветром. Большая часть из них родились и выросли в Вестеросе и наслушались историй о Таргариенах. Они хотят увидеть одну из них собственными глазами. А Лягушка даже припас для тебя подарок".
— Лягушка? — хихикнула она. — Кто он такой?
Он пожал плечами: — Какой-то дорнийский парень. Он оруженосец большого рыцаря, которого они зовут Зеленой Кишкой. Я предложил ему отдать подарок мне, чтобы я передал его, но он не стал этого делать.
— О-о, умная лягушка. "Отдай подарок мне". — Она швырнула в него еще одной подушкой. — Получу ли я его когда-нибудь?
Даарио погладил позолоченный ус. — Стал бы я красть у своей милой королевы? Если бы этот подарок был достоин тебя, я бы сам вложил его в твои нежные ручки.
— Как символ твоей любви?
"Как символ, не скажу чего, но я сказал ему, что он может сам вручить тебе свой подарок. Ты же не выставишь Даарио Нахариса лжецом?". Дени не сумела отказать. "Как пожелаешь. Завтра приводи свою Лягушку ко двору. И всех прочих вестероссцев тоже". Приятно будет поговорить на Общем Языке с кем-то, кроме сира Барристана.
"Как прикажет моя королева". Даарио отвесил глубокий поклон, ухмыльнулся и ушел, взмахнув плащом.
Дени осталась сидеть на разобранной постели, обхватив колени руками; ее охватило такое одиночество, что она даже не услышала, как пришла Миссандея, принеся хлеб, молоко и фиги. "Ваша Светлость? Вам нехорошо? Ваша слуга слышала, как вы кричите во мраке ночи".
Дени взяла фигу, темную и зрелую, все еще влажную от росы. Захочется ли мне когда-нибудь кричать с Хиздаром? "Ты приняла за крики шум ветра". Она надкусила фигу, но с уходом Даарио фрукт утратил свою сладость. Вздохнув, она встала и позвала Ирри, чтобы та подала ей одежду, а затем побрела на террасу.
Она была окружена врагами. Не менее дюжины судов постоянно находились у берега. В отдельные дни бывало и больше сотни — когда прибывало подкрепление. Юнкайцы даже подвозили по морю лес. За своими укреплениями они строили катапульты, скорпионы, высокие требюше. Иногда по ночам она слышала стук молотков, разносящийся в горячем сухом воздухе. Никаких осадных башен, надо заметить. Никаких таранов. Они не собираются брать Миирин штурмом. Они будут бросать в нее камни из-за своих укреплений, дожидаясь, пока голод и болезнь не заставят ее людей преклонить перед ними колени.
Хиздар принесет мне мир. Он должен.
Тем вечером повара зажарили для нее козленка с морковкой и финиками, но она не смогла заставить себя съесть больше кусочка. Ожидание новой битвы с Меерином изнуряло ее. Сон не шел, даже когда вернулся Даарио, такой пьяный, что едва мог держаться на ногах. Она крутилась и ворочалась под покрывалами, и во сне ее целовал Хиздар… но губы его были синими и разбитыми, а когда он вошел в нее, его мужской признак оказался холодным, как лёд. Она села на постели, со спутанными волосами, в разбросанных простынях. Рядом с ней спал ее капитан, но все же она была одна. Ей хотелось встряхнуть его, разбудить, трахнуть — это помогло бы ей забыться, но она знала, что, сделай она так, он только зевнул бы и улыбнулся, сказав: "Это всего только сон, моя королева. Засыпай".
Вместо этого она накинула халат с капюшоном и вышла на свою террасу. Подошла к парапету и стоя смотрела вниз на город, как она делала сотни раз до этого. Он никогда не будет моим городом. Он никогда не будет моим домом.
Бледно-розовый луч рассвета нашел ее еще на террасе, спящей на траве под тонким одеялом росы. “Я обещала Даарио, что я буду держать суд сегодня,” сказала Дейнерис служанкам, когда те разбудили ее. “Помогите найти мою корону. О, и какую-нибудь представительную одежду, что- нибудь светлое и легкое.”
Она совершила свой выход час спустя. “Все на колени перед Дейнерис Бурерожденной, Неопалимой, Королевой Меерина, Королевой Андалов, Ройнаров и ПервыхЛюдей, Кхалиси Большого Травяного Моря, Разрушительницей Оков и Матерью Драконов,” провозгласила Миссандея.
Резнак мо Резнак поклонился и воссиял. “Великолепная, каждый день вы становитесь все более красивой. Я думаю, что перспектива вашей свадьбы придает вам румянец. О, моя яркая королева!”
Дени вздохнула. “Вызовите первого просителя.”
В последний раз она собирала суд так давно, что количество случаев, которые нужно было разрешить, было неисчислимым. Дальний конец зала был плотно заполнен людьми, и уже вспыхивали драки за места. Неизменно первой была Галацца Галаре, она вышла вперед с гордо поднятой головой, с лицом, скрытым за мерцающим зеленым покрывалом. “Ваше Великолепие, было бы лучше, если бы мы могли говорить наедине.”
"Было бы, если бы только у меня было время", — методочиво ответила Дени, — "Но завтра я выхожу замуж". Ее последняя встреча с Зеленой Милостью прошла не совсем гладко. "Что за дело у вас ко мне?"
"Я хочу поговорить с вами о нахальстве некоего капитана наемников".
Как она смеет говорить об этом на открытом суде? Дени почувствовала вспышку ярости. Надо отдать ей должное, это смело, но если она полагает, что я стерплю, чтобы мне выговаривали, она жестоко ошибается. "Предательство Бурого Бена Пламма поразило нас всех", — отвечала она, — "Но ваше предостережение запоздало. А теперь, полагаю, вы захотите вернуться в храм и помолиться о наступлении мира".
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
