милая, отправь весточки Рахели и Батшеве, утешь их».
-Конечно, папа, - Малка поднялась. Аарон улыбнулся: «Девчонки разрешения попросили..., Гость у
нас на Шабат будет, ученик мой».
Малка что-то пробормотала. Уже оказавшись во дворе, женщина подняла корзинки: «Зачем все
это? Он молодой юноша, не вдовец, не разведенный..., К чему такое?»
Она отказала уже нескольким сватам, ссылаясь на то, что у нее много детей. «У него, - один из
раввинов расхваливал будущего жениха, - тоже много, госпожа Горовиц. Восьмого жена родила, и
умерла. Сами знаете, детям мать нужна..., И вашим девочкам - отец».
-У них есть отец, - отрезала Малка. «Они с ним видятся, часто, так что, - она встала, - простите...»
Бывший муж пришел к ней через год после развода. Она тогда улыбнулась: «Что вы, рав Судаков…,
Я понимаю, вы болели, были не в себе..., Забудем все это. Девочки к вам привыкнут, все будет
хорошо».
У каждой дочери было приданое. Рав Судаков отдал им почти все деньги, что у него оставались.
Малка, было, хотела воспротивиться, но отец мягко сказал: «Моше мужчина, молодой. Он всегда
свою семью обеспечит. Мне шестьдесят скоро, я не вечен, дорогая моя. Пусть мои внучки не знают
нищеты».
Неся корзинки к дому, Малка остановилась: «Папе и вправду шестьдесят почти. Дядя Меир был
младше его, а умер. Элишева мне говорила, что отец ее, хоть ему и седьмой десяток, воевать
отправился. Храни их Господь, мало ли, что случится. И папа..., как мы без него? Хотя папа ни на
что не жалуется, конечно».
Дома было шумно, горели все четыре очага, девчонки уже затеяли тесто для хал. Малка, пожарив
курицу, позвала двойняшек. Двора и Нехама устроились на скамейке под гранатовым деревом и
разложили корзинку со штопкой.
-Отнесете дедушке обед, - велела им мать, - и вот, - она передала девочкам конверт, - это для тети
Элишевы, от мамы ее.
Двора обиженно выпятила губку: «Циона нами командует, а ей всего три года! Она опять гулять
запросится».
-Она спать будет, - утешила Малка девочек. Она вернулась на кухню. Старшая дочь, невзначай,
сказала: «Дедушка нам разрешил пригласить господина Бергера на Шабат! Мы к нему в
мастерскую уже ходили. Он придет».
-Игрушки нам принесет, - восторженно вздохнула Динале. «Он их не хуже дедушки делает». Малка
только покраснела. Засучив до локтя рукава, женщина стала лепить халы.
-После Шабата им скажу, что надо деткам Рахели написать, - решила Малка. «У нее две девочки.
Как раз - от кузин весточку получат, все порадуются. И мальчик, маленький, год ему всего лишь...,
Бедная Рахели…, Может быть, она замуж выйдет..., А я? - женщина прикусила губу и сказала
девочкам: «Я халы сделаю, и суп начнем готовить».
Но все время, пока она была занята на кухне, Малка вспоминала его темные, добрые глаза и
смущенный голос: «Вы не беспокойтесь, госпожа Горовиц, отдыхайте. Я с девочками управляться
умею».
В саду особняка Судаковых было прохладно, журчала вода в фонтане. Элишева, устроившись на
скамейке, прочитав письмо от матери, вздохнула: «И папа воевать ушел, и Давид..., У Давида сыну
всего два года. Господи, убереги от их от всякой беды».
Свекровь вышла наружу и присела рядом. Лея сварливо сказала: «Заснула. Нет, чтобы хорошее
имя ей дать. Придумали Циону. Говорят же мудрецы, не надо новыми именами детей называть».
-Не такое уж и новое, - заметила Элишева, - царица Шломцион еще во время оно здесь правила.
Она кинула взгляд на свекровь: «Болит?»
Госпожа Судакова махнула рукой: «Как всегда. Опиума мне твоего не надо. От него голова мутная.
Потерплю». Она, чуть поморщившись, поднялась. Обернувшись, Лея велела: «Чтобы ни Авраам,
ни Моше ничего не знали, понятно? Обещай мне».
Элишева посмотрела на похудевшее лицо свекрови и только кивнула. Ее наставник, местный врач,
еще год назад определил опухоль. Элишева забеспокоилась, когда свекровь опять начала ходить в
микву. Лея долго отнекивалась, но потом согласилась на осмотр. Врач, оказавшись наедине с
Элишевой, развел руками: «Раз у нее уже была опухоль, хоть и не опасная, то она могла
вернуться…, Кровотечения, потеря веса, она сильнее устает..., И всего одного ребенка родила,
такое бывает у подобных женщин».
Свекровь выслушала Элишеву спокойно и только спросила: «Сколько?»
Женщина покачала головой: «Не знаю, госпожа Судакова. Год, два года...»
-Не увижу, как Исаака к Торе вызывают, - Лея поджала губы. «На все воля Бога. Смотри, - велела
она невестке, - никому не проговорись».
Иногда, при особенно сильных болях, Лея пила настойку опиума, но чаще отказывалась. «Папа бы
тоже ничего не сделал, - подумала сейчас Элишева. «Только бы она не мучилась». Лея
остановилась на крыльце и строго сказала: «Что ты сидишь, в небо смотришь? Пошли, готовить
надо». Женщина встала. Потянувшись, - Элишева была ниже, она положила руку на плечо
свекрови: «Вы не волнуйтесь, госпожа Судакова, я с вами буду». Свекровь посмотрела на нее все
еще красивыми, в сетке морщин глазами. Лея внезапно хмыкнула: «Ты, в общем, неплохая
женщина, хозяйка аккуратная..., А что характер у тебя, как у матери твоей - с этим ничего не
сделаешь. Не ездила бы ты туда, - Леяуказала на юг, - одна. Нескромно же, да и кочевники эти...»
-Я там у всех детей принимала, они меня уважают, - усмехнулась Элишева, и они зашли в дом.
Деревья поднимались вверх. Моше, прикоснувшись к зеленеющей ветви, погладив листья, сказал
сыну: «Эти этроги мы пока оставили, перед Новым Годом начнем их снимать. А вот эти, - он указал
на деревянные ящики, сложенные у крепкого сарая, - послезавтра уже в Яффо поедут, а оттуда в
Европу».
Пахло жаркой, нагретой землей, и еще чем-то - горьким, волнующим. Участок, обнесенный
каменный стеной, был пуст. Местные рабочие отдыхали по пятницам, и Моше приходил на
рассвете - поливать деревья.
Исаак почесал рыжие волосы: «Дядя Теодор написал, что они сейчас воевать будут, с Наполеоном.
В Польшу уже этроги не отправишь».
-Это почему еще? - рассмеялся отец. «Война войной, а праздники никто не отменял. Как Суккот
пройдет, в Цфат поеду, виноград надо будет собирать». Он убрал ведра, опустил деревянную
крышку на колодце. Моше, вдруг, грустно сказал: «Жалко, что ты раввином хочешь стать. Надо же
все это, - Моше обвел рукой участок, - передать кому-то. Артель-то ладно, найду человека вместо
себя. Землю бросать не хочется, больно мало ее у нас, у евреев».
Исаак присел. Пересыпая легкую землю ладонями, мальчик улыбнулся: «Одно другому не мешает,
папа. Ты же раввинам платишь, чтобы они вино проверяли, и этроги - тоже. Не волнуйся, я смогу и
землей заниматься, и в ешиве преподавать». Исаак отряхнул крепкие руки и стал помогать отцу,
заносить ящики в сарай.
Они закрыли ворота, и пошли по дороге к городским стенам.
-Вот увидишь, папа, - заметил Исаак, - сюда все больше и больше евреев будет ехать. Здесь наша
земля.
Моше остановился и обернулся. Долина уходила вдаль, на запад, туда, где над холмами сияло
послеполуденное солнце. Он стоял, вдыхая запах земли и вспоминал, как два года назад они с
женой принесли маленькую на участок. Циона бегала вдоль деревьев, смеясь, Элишева догоняла
ее. Моше сидел, прислонившись к теплой стене сарая, и все повторял: «Словно во сне мы видели,
как Господь возвращает изгнанников Сиона. В ту пору уста наши переполнял смех».
-Те, кто сеял в слезах, будут жать в радости, - услышал он сзади голос сына. Моше положил руку на
плечо Исаака: «Именно так. Нам, конечно, нелегко будет, - он обвел рукой долину, - но ничего, мы
справимся. Пошли, - Моше взглянул на свой простой хронометр, - мне с людьми надо
расплатиться, перед Шабатом, а тебе в ешиву пора вернуться»
Исаак посмотрел вслед широкой спине отца и твердо сказал себе: «Прав папа, землю бросать
нельзя. Наше вино и в Польшу возят, и в Германию, и даже в Америку. Конечно, немного мы
делаем, всего тысячу бутылок в год, но будет больше. Папа пусть не волнуется. Как я женюсь, так
пусть он строительством только занимается, а виноградник и этроги я на себя возьму».
Мальчик зашел во двор ешивы. На мгновение, замедлив шаг, он полюбовался изящными,
каменными арками - здания ремонтировали два года назад, бывший особняк его деда теперь
был присоединен к старому дому. Исаак гордо подумал: «Это папина артель работала».
Он еще успел погладить какого-то кота, что лежал, разнежившись, на солнышке. Вымыв руки,
мальчик побежал в учебный зал. В пятницу их отпускали рано, из-за Шабата. Исаак еще хотел
успеть разобраться в одном сложном месте из Талмуда.
Тетя Ханеле писала нечасто, несколько раз в год, однако она ему очень помогала. Исаак как-то раз
