«Еб, твою мать, от того запаха сдохнуть можно, — но, вовремя вспомнив, что он решил развивать сознание, Нарада подумал, — ну, вот, опять я механически реагирую, когда же я, наконец, стану осознанным. Ведь это такая классная практика на отрешенность. Все, сейчас я буду просто наблюдать, не отождествляясь с запахом. Меня больше ум дурачит, образы действуют: «это же говно, фу, это мерзко, противно», тем самым усиливая мои страдания. Но я сейчас буду медитировать, не отождествляясь с этим говном». Начав делать попытки, Нарада почувствовал, что раздражение проходит и, хотя он уже с ног до головы был в говне, запах говна его не волновал.
«Вот это крутая практика, — сделал Нарада радостное открытие, — ведь если бы я просто медитировал на свечу, то мне трудно было бы понять, отрешился я или нет, и так я мог бы долго тренироваться, а тут с говном сразу понятно, когда ты отрешился, а когда нет. Любой йог может мне позавидовать. Так я очень быстро могу просветлеть».
— Ну, пиздец, твою мать, че за вонь, — бесились жрицы, носясь по коттеджу, куда тоже уже долетели ароматные запахи.
— Это Нарада, сука все засрал, вон, смотрите, идет, — позвала всех самок Элен. Подбежав к окну, они увидели еле державшегося на ногах Нараду.
— Смотрите, у него уже глаза друг друга на хуй посылают, — заметила Аза. — Ой, он в дом ломится.
— Да пошел он в пизду, не впускай его, лучше через окошко поговорим, а то еще чем-нибудь заразимся от этого сифилитика, — сказала Ксива.
— Че тебе надо? — крикнула ему Элен.
— Я ведро в яму уронил, — заплетающимся языком кое-как выговорил придурок, опершись на перила.
— Давай, вали отсюда, говночист, хули ты перила своей парашей мажешь, — заорала на него Элен, — иди и доставай ведро, понял, урод?
— Понял, — как пьяный сказал Нарада и поперся опять к своему рабочему месту. А жрицы стали бегать по всему дому, зажигая самые разные благовония в больших количествах, чтобы поскорее убрать запах говна.
«Вот влип, как мне теперь это ведро доставать, даже не знаю», — думал Нарада, пока плелся к яме. Подойдя поближе, он стал медитировать на ведро, которое все больше и больше наполнялось говном, начиная тонуть.
«Еб твою мать, надо быстрее его доставать, а то еще заставят нырять за ним на дно, — испугался урод, быстро побежал в кладовку и, отрыв там лыжную палку, вернулся спасать из говна ведро. — Вот, блядь, оно же еще и без ручки, — обнаружил он, пытаясь лыжной палкой зацепить ведро. Но ничего не получалось, ведро постоянно соскальзывало с палки, каждый раз обрызгивая ебальник дурака. Но он настолько привык, что уже безо всякой брезгливости смахивал с морды попавшее говно так, как будто это был пот или обычная вода.
— Ну как, нравится в говне ковыряться? — подъебал его Гну, проходя мимо.
— Ага, очень, просто тащусь, — распсиховался Нарада и тут же, в очередной раз потеряв концентрацию, уронил ведро, получив новую порцию говняного дождя.
— Пожалуйста, не мешайте, я должен ведро из говна достать, — отождествленно говорил долбоеб, концентрируясь на говне и утонувшем в нем ведре.
— Ха-ха-ха, да ты посмотри на себя сейчас, ты всегда копаешься в говне своих мыслей, болезненного воображения, постоянно кого-то осуждая, оценивая, возвеличивая себя, занимаясь самосожалением. У тебя сейчас классная практика, когда ты можешь посмотреть на себя со стороны. Как сейчас ты отождествлено копаешься в говне, пытаясь достать это ведро и не желая ничего видеть вокруг, когда светит солнце, когда можно сходить покупаться на море, покататься на яхте, точно так же все мыши отождествляются с поганой семейкой, с пьяницей- бомжом, с выродком — наркоманом, отказываясь от хорошей, яркой беззаботной жизни. И ты ничем от них не отличаешься, — поучал Гну, смотря на ничтожного Нараду.
«А ведь и правда, — задумался на мгновение идиот, — а я и не заметил. А пошли они на хуй», — внезапно решил он и бросил палку с ведром дальше тонуть в говне и повернулся к Гну, глупо улыбаясь.
— Молодец, свинья, — похвалил его Гну, — ведро тебе легко было выбросить, но ты должен понять, что то же самое происходит внутри тебя и самое главное — отпустить все отождествления, за которые ты держишься, — сказал Гну, заставив дурака задуматься над своей жизнью.
— Эй, Нарада, а ну, иди сюда, — вдруг позвала его Элен. Нарада помчался к веранде.
— Из-за твоего говна все арбузы провоняли, теперь их только на помойку, иди, выброси их — сказала Элен.
— Ой, нет, пожалуйста, можно я их съем? — заканючило уебище.
Подозревая, что Нарада совсем поехал крышей, но, все-таки не ожидая, что настолько, чтобы есть гниль и тухлятину, Элен поморщилась и сказала:
— Фу, блядь, сифилитик, делай, че хочешь.
И Нарада, напрочь забыв о том, что только что ему сказал Гну, набросился поедать провонявшие говном арбузы, которые к тому же протухли и вокруг них уже летали навозные, зеленые мухи. Но ничтожество этого не замечало. Нажравшись говна, Нарада повалил в свой ПМЖ- гараж, еле волоча за собой ходули.
Уроки Силы
«Сейчас я сыт, в тепле, но вот только бабы мне не хватает, — думал Нарада по дороге в П.М.Ж., бредя в темноте по грязи с ног до головы в говне. Штаны кое-как держались на бедрах, рубаха была без единой пуговицы, — почему у Гуру Рулона много баб, а у меня ни одной, ведь Гуру Рулон все время говорит, что я святой, что я Христос, я человек номер восемь, значит, я полное право имею на бабу, — бесновался шизоид. — Ну, Марианна, конечно, может и не приедет, хотя почему бы и нет, но вот кого-нибудь из жриц Гуру Рулон мне обязательно должен выдать. Вот я думаю, что Венера мне подойдет, она должна быть моей и скоро это произойдет», — разбушевалось уебище, чапая по грязи, обтекая с ног до головы говном, которое проливным дождем смывалось с его тощего тела.
«Я такой же, как Рулон, значит, у меня должно быть все, что есть у Гуру Рулона!!!»
Так урод бесился весь вечер, всю ночь и следующий день.
— Эй, хуесос. А ну, поди сюда, — подозвала его Ксива, когда он убирался во дворе.
«Вот, сука, какого хуя она ко мне так обращается, я Христос и требую почтительного уважения к себе», — опять стал разговаривать сам с собой шизофреник, подойдя к жрице с недовольной пачкой.
— Че за ебло опять недовольное, а свинья? — тут же среагировала на его залупу Ксива, — пятьдесят раз отжаться.
— Есть, будет сделано, — пробубнил Нарада и, встав на кулаки, под счет начал отжиматься.
— А теперь пиздуй в магазин, — сказала Ксива, — там вчера мы сделали заказ на пирожные, нужно их забрать. Давай вали, — пнула она его под зад.
«Суки, блядь, все равно все скоро будут валяться возле моих ног, все никак не дойдет до этих долбоебов, что я святой Христос, но ничего, они еще попляшут», — бесился говносос по дороге в магазин.
Забрав кучу пирожных, штук пятьдесят разных видов, Нарада тащил их в пакете, продолжая мечтать о своей святости и неповторимости, воображая, как все бабы поклоняются его хую, как весь мир целует его вонючие ноги.
— Далеко собрался, чморик? — внезапно возникли перед ним три здоровых парня с агрессивными рожами, прикинутые в кожаные изодранные штаны и косухи, увешанные разными металлическими штучками. Один верзила, жирный как кабан вертел в левой руке толстую здоровую цепь, другой, злорадно оскалившись, обнажил свои железные клыки, постукивая ими, хищно глядя на Нараду, а третий, ехидно посмеиваясь, держал руки в карманах, время от времени поигрывая лезвием ножа, которое доставал из кармана, показывая придурку, а потом снова прятал. Тут же Нарада из выдуманного образа святого Христа, перед которым все поклоняются, вернулся на землю. Колени и руки затряслись.
— Я-я-я-я гуляю, — заикаясь, сказал он.
— Ха-ха-ха, а мы тоже гуляем, — нагло сказал верзила, и все глумливо заражали.
— Короче, бабки, гони и сваливай, — резко переключившись из состояния смеха в наезд, сказал пацан с ножом в кармане, опять блеснув лезвием.
— У-у-у, ме-ме-меня ничего нету, — задрожав еще больше и пятясь назад, сказал Нарада.
— Куда пополз, говнюк, а ну, стоять, — схватил его за рубашку и резко придвинул к себе верзила, — сейчас мы проверим. И два хулигана схватили Нараду, забрали пакет с пирожными, отставив его в сторону, и перевернули дохлое тело верх ногами, чуть не ебнув его башкой об асфальт и стали трясти. Из карманов урода посыпалась всякая хуйня: спички, бумажки, газовый баллончик, жвачки и куча мусора.
— Ой, не надо, не надо, — выл Нарада, вися вниз башкой.
Убедившись, что бабла действительно нет, хулиганы вернули его в исходное положение.
— Ну, раз бабок нет, тогда давай пирожные, сука, — нашел выход пацан с железными клыками. И тут же разорвав пакет, они одно за другим стали пожирать пирожные, целиком запихивая в рот.
