Поскольку София ничего не сказала, Джинкс решил, что, наверное, хватит.
Какое-то время он шел по тропе. Потом она соединилась с другой тропой. Джинкс остановился. Где-то на западе находилось то, чего так боялись деревья. Нарваться на него Джинксу вовсе не хотелось. Однако там же, на западе, стоял и дом Дамы Гламмер. И Джинкс, повернув направо, пошел на запад.
Он проводил в лесу так много времени, так часто сходил с тропы, что научился не бояться сумрачной неизвестности. Правда, тогда у него был дом Симона, куда можно было сбежать. А теперь не было. Мысль о том, что он путешествует в одиночку, наполняла Джинкса радостным трепетом – но и страхом тоже.
И он напомнил себе, что умеет творить сильное укрывающее заклятье. Ну, по крайней мере, сотворил однажды.
Над ним тяжко нависали ветви деревьев, и воображению Джинкса рисовались твари, которые могли на них затаиться, – волколаки… а волколаки умеют лазать по деревьям? То, что было в них от человека, наверное, может. А ведь есть еще эльфы, вампиры…
Джинкс заставил себя думать про Соглашение о Пути. Пока он остается на тропе, никто на него напасть не может. И Джинкс попытался снова проникнуться непостоянной радостью свободы.
Шарах! Кто-то сильно ударил его по спине, и Джинкс рухнул на тропу, влепившись в нее лицом так, что ощутил на губах вкус земли. Он подергался, пытаясь сбросить надавившую на затылок ладонь, но, почувствовав, как холодная сталь укусила его в шею, затих.
– Отпусти меня! – потребовал он.
– Деньги или жизнь!
– Хорошо, бери деньги, – сказал Джинкс – не без труда, потому что грабитель упирался ему в спину коленом, а в рот набилась земля вперемешку с песком. – Дай мне встать, и ты получишь деньги.
– А где они? – с подозрением спросил грабитель.
– В кармашке на поясе.
Грабитель подергал ремень Джинкса, развернул его кармашком назад. Джинкс почувствовал, как он расстегивает кармашек и шарит в нем.
– Это все, что у тебя есть?
– Все! И я за это год проработал. Дай мне встать!
Грабитель убрал тяжелое колено со спины Джинкса, тот встал, обернулся и увидел мальчика всего лишь на голову выше него. Ему и грабитель-то достался малолетний!
– Ты что, не знаешь Соглашения о Пути? – спросил Джинкс.
– Нет, – ответил мальчик, укладывая деньги в свой поясной карманчик и застегивая его. Застегнув, он опустил нож в ножны.
Джинкс двинул его в живот.
Грабитель сложился от боли пополам. Джинкс схватил было его за волосы, однако грабитель выпрямился, поддел Джинкса плечом и отбросил. Земля встала дыбом и ударила Джинкса с такой силой, что, как ему показалось, пробила его насквозь. Джинкс лежал на спине, гадая, сможет ли он когда-нибудь снова научиться дышать. Драться грабитель определенно умел лучше, чем он. И Джинкс решил с земли пока не вставать.
Грабитель, держась за живот, выдавил грязное ругательство.
– И тебе того же, – сказал Джинкс, глотнув, наконец, воздуха. – Я, по крайней мере, Соглашения о Пути не нарушал.
Ну, если правду сказать, нарушил, но уже после грабителя.
– Какое соглашение ты все время поминаешь? – спросил грабитель.
У него была четкая, правильная манера говорить, и это напомнило Джинксу Софию. Однако звуки урвийского давались грабителю легче, чем ей.
– Ты не из Урвальда, верно? – спросил Джинкс и с трудом сел.
– Слава богам, нет. Но Урвальд принадлежит моему королю.
– Урвальд не принадлежит никому, – отрезал Джинкс и поднялся на ноги. Он отряхнул куртку, штаны. И только тут заметил, что одет грабитель хорошо – во всяком случае, по меркам Урвальда. Наверное, если грабишь людей, хорошая одежда тебе по карману. Грабитель получил целую полушку из тех шести, что дал Симон. Целый год работы по дому, колки дров, уборок в козлятнике и прилаживания к настроениям Симона. Джинкс разозлился.
– Соглашение о Пути, – сказал он, – состоит в том, что ты не можешь причинять вред никому, кто находится на тропе. В Урвальде каждый, у кого есть в мозгах хоть одна извилина, соблюдает его. Даже чудовища. Если сейчас из леса выскочит медвелак, он нас не тронет. Соглашение чтят все. Кроме тебя.
Он гневно ткнул грабителя пальцем в грудь.
Тот отступил на шаг:
– Я о нем ничего не знал.
– Ну, значит, ты дурак.
Грабитель обиделся:
– Не очень-то ты любезен.
– Зато ты куда как любезен – нападаешь на людей со спины и отнимаешь у них деньги! Дурак и есть.
Джинкс развернулся и пошел по тропе.
Мгновение спустя он услышал за своей спиной быстрый топот, оглянулся и вновь оказался лицом к лицу с грабителем.
– Мое имя Ривен[14], – сказал тот и протянул Джинксу руку.
Джинкс посмотрел на нее, потом на грабителя. Светло-каштановые волосы, точеное лицо, – пожалуй, подумал Джинкс, он никогда не превратится в плотного, волосатого мужчину из тех, что выживают в Урвальде чаще, чем все остальные.
– С кем имею высокую честь разговаривать? – спросил, опуская руку, грабитель.
– Джинкс.
– Ты не станешь возражать, если я пройдусь с тобой немного? – спросил Ривен.
Джинкс, не веря своим ушам, уставился на него. Помимо отобранного Ривеном серебра, у него оставалось пять полушек и золотая птичка Симона. А были еще вещи посущественнее – одеяло, нож (когда он дрался с Ривеном, ему и в голову не пришло схватиться за нож), которых он вовсе не хотел лишиться.
– Похоже, помешать тебе я не смогу, – проговорил он и пошел дальше, а грабитель зашагал рядом.
Глава четырнадцатая
На три заклятия больше, чем требуется
Тропа петляла, раза два разделялась, и уверенность Джинкса в том, что он приближается к дому Дамы Гламмер, убывала. Начинало смеркаться.
– Скоро придется остановиться, разбить лагерь на ночь, – сказал Ривен.
«Чтобы ты и остальные монеты спер?» – едва не сказал Джинкс, но сдержался – не стоит признаваться, что у него еще остались деньги.
– Я обычно останавливаюсь прямо у тропы, срезаю несколько сосновых веток и сооружаю шалаш, – продолжал Ривен.
– Что?! – это признание в окончательном идиотизме заставило Джинкса замереть на месте.
Ривен повторил сказанное и добавил:
– У меня получается весьма неплохое укрытие. Хочешь, покажу?
– Нет! И никогда, никогда не отрезай ничего у живого дерева, – собственный голос показался Джинксу брюзгливым, как у Симона. – Никогда!
– Почему? Они что – священные?
– Нет. Они мстительные. Ты убиваешь дерево – деревья убивают человека. Ты срезаешь с него ветки – они отрывают конечности у человека. Во всяком случае, стараются, чтобы кто-то лишился руки или ноги.
– С ума сойти. Я провел в Урвальде… – Ривен умолк, занявшись подсчетом, – …десять ночей и ни одной конечности пока не потерял.
– Ты не потерял. А кто-то другой потерял. Или потеряет.
Ривен покачал головой:
– Суеверие. Что это ты выглядываешь в листве?
– Сторожку, – ответил Джинкс. Однако сторожек видно не было, и это означало, что ночевать придется на земле. Оставалось надеяться, что дождь сегодня не польет.
– Я пару раз ночевал и на прогалинах, – поведал Ривен и наморщил в отвращении нос. – Их жители требуют платы за свою гнилую, червивую еду и ночлег в их вонючих домах на соломе. Среди невежественных, подозрительных, невоспи…
– Мы не такие! – рявкнул Джинкс. – Возьми эти слова назад.
– Я не хотел тебя оскорбить, – удивленно ответил Ривен. – Я же вижу – ты не из них.
– Как раз из них, – сказал Джинкс. – Ладно, сторожек не видать. Придется остановиться здесь.
Он нашел палку, поджег ее с одного конца. Под открытым небом магия давалась ему куда легче, чем в доме Симона.
– Держи. Набери хвороста – мертвого дерева, – только не уходи слишком далеко и не вздумай прикасаться к живым деревьям!
Некоторое время Ривен лишь таращился на Джинкса испуганно, а потом спросил:
– Как ты его сделал?
– Что сделал?
– Огонь. Ты что, волшебник?
– Да.
И тут они услышали крик. Девичий, испуганный, внезапно резко прервавшийся.
– Дева в беде!
Ривен выхватил из руки Джинкса горящую палку и понесся по тропе.
Джинкс посмотрел-посмотрел, как тускнеет в сумерках огонек, вздохнул и побежал следом.
И скоро увидел стаю волков – их было так много, что тьма так и кипела. Кричавшей девы – ни слуху, ни духу, а вот Ривена волки уже окружили. Он отмахивался от них горевшей палкой и вопил: «Назад, зверье! Подите прочь!» А неподалеку несколько больших серых летучих существ, хлопая крыльями, атаковали огромную тварь – какую, Джинкс толком не разглядел. Воздух был наполнен воем, лаем, рыком, запахом крови и грязного меха.
– Джинкс! Ко мне! – закричал Ривен.
Джинкс лихорадочно заозирался в поисках чего-нибудь пригодного для изготовления факела. Увидел на одном из деревьев сухую ветку, мысленно извинился, постаравшись, чтобы получилось погромче, отломил ее и поджег. Затем, размахивая слепящим, потрескивающим факелом, постарался пробиться к Ривену, который, как невольно подумал Джинкс, его помощи вообще-то не заслуживал.
