Волки наседали, однако огонь заставил их расступиться, и Джинксу удалось приблизиться к своему обидчику. Теперь они стояли спина к спине, окруженные волками.
– Ладно, вот он я, пришел «к тебе». Что дальше? – Джинкс старался подпустить в свой голос побольше сарказма: так говорил бы Симон, попади он в подобные обстоятельства.
– Может быть, если каждый из нас двинется вперед, размахивая факелом…
– Они отступят, а когда мы разойдемся достаточно далеко, окружат каждого, и вскорости никакого «к тебе» больше не будет.
– Да, верно. Ну, ты ведь умеешь волшебством зажигать огонь?
– Ты сам видел.
– А волков поджечь можешь?
– Нет! – ответил Джинкс. – То есть могу, но это слишком жестоко.
Ривен сердито фыркнул.
– Что ж, если ты этого не сделаешь, они, готов поклясться, слишком жестоко поступят с нами.
Джинкс быстро обдумал предложение Ривена. Представил себе, как волки бегут от огня, но убежать, сколько ни стараются, не могут. Представил смрад горящего меха, и волчьего мяса, и… нет! Да они еще и деревья могут поджечь, а этого Урвальд никогда не простит.
– Нет, не могу. Придумай что-нибудь другое.
– Прошу прощения, у меня есть одна мысль.
Голос был девичий. Джинкс огляделся.
– Я наверху, – донеслось из кроны дерева. – У меня было с собой несколько фурий[15] в корзинке, и как только они покончат с медвелаком, может быть, отгонят и волков.
– Э-э, – промямлил Джинкс. Он взглянул на обступивших его зверей, чьи глаза светились от факельного огня. Ветка потрескивала его в руке, сыпала искрами. Надолго этих факелов не хватит.
– Не страшись, прекрасная дева! Мы спасем тебя, – воскликнул Ривен.
– Умолкни. Она говорит о том, как спасти нас, – сказал Джинкс. И крикнул вверх: – Значит, ты можешь приказать фуриям отогнать волков, так?
– Не-а. Фурии никого не слушаются. Держитесь.
Вверху послышались шорохи, шелест – девица перебиралась с одной ветки на другую. Волки зарычали.
– Ах, чтоб тебя! Факел погас. У тебя есть еще один? – попросил Ривен.
– Ага, сейчас сбегаю и принесу, – съязвил Джинкс. Ни одного просвета, даже в палец шириной, в кольце волков не наблюдалось. – Давай его сюда. Подожгу заново.
– Поджигать уже нечего. Он прогорел до пальцев, и я… Ой!
Что-то тяжелое рухнуло на них сверху. Джинкс упал на колени, выронил факел, и тот погас. В воздухе замелькали тела волков, большие хлопающие крылья, он наполнился воем, стонами, воплями, визгом, свежими запахами крови и ужаса. Джинкс съежился на земле, опустив голову и зажмурившись.
– По-моему, все закончилось, – прозвучал совсем рядом с ним девичий голос.
Джинкс открыл глаза. Не сказать, чтобы они увидели многое, однако очертания Ривена и девочки в свете луны различили. И никаких волков.
– Удрали, – сказала девочка. – Я так и думала, что все получится. Фурии обязаны защищать меня, и если мне, как и вам, грозит опасность от волков… в общем, я решила, что это поможет, – с гордостью закончила она.
Джинкс пошарил по земле в поисках факела, нашел, поджег его снова.
И изумленно уставился на девочку. Шапочка и накидка ее ярко краснели в факельном свете, – девочка была той самой, которую он видел в Дальновидном Окне. Однако вблизи она оказалась совсем не такой, какую рисовало ему воображение. Волосы ее отнюдь не золотились – цвет их можно было назвать скорее русым. Не исключено, впрочем, что они были просто грязными. По части локонов ей похвастаться было и вовсе нечем, да и глаза у девочки оказались не голубые, а карие.
– Фурий мне мама дала. Велела выпустить их только при крайней необходимости. Ну ладно, больше мы их не увидим. Я – Эльфвина[16].
Ривен взял ладонь девочки и склонился над ней.
– Я Ривен, твой верный слуга, о прекрасная дева.
Эльфвина лучезарно улыбнулась ему.
– Он грабитель, – сказал Джинкс.
– А это мой отважный спутник, Джинкс, – добавил Ривен.
– Один из тех, кого он ограбил, – сообщил Джинкс. – Нам лучше разжечь костер, пока не вернулись волки.
Они набрали хвороста и сложили посреди тропы большой костер. Джинкс снял башмаки и носки, сошел с тропы и зарылся пальцами в перегной.
– Что это ты делаешь? – удивилась Эльфвина.
С минуту Джинкс молчал, сосредоточенно вслушиваясь. До сих пор он не пытался сказать деревьям что-либо конкретное, да и не знал в точности, как это делается.
– Ты бы хоть носки обратно надел, – сказала Эльфвина. – А то ведь простудишься и умрешь.
– Я пытаюсь сказать деревьям, что наш костер не причинит им зла, что, уходя, мы его затушим, – ответил Джинкс. – А твоя болтовня мне мешает.
Эльфвина смолчала, а Джинкс закрыл глаза, изо всех сил стараясь думать, как дерево, видеть мир, как дерево, и говорить, как дерево. Он слышал, как ближайшие к нему корни шепчутся друг с другом. И вдруг глаза его изумленно распахнулись.
Тот страх, тот ужас, донимавший деревья – чем бы ни было то, чего боялся Урвальд, – оно больше не приближалось с запада. Оно пришло.
«Где оно? – лихорадочно думал, обращаясь к деревьям, Джинкс. – Что это?»
Он не знал, слышат ли его деревья, но ни о чем другом они не разговаривали. Страх, ужас, смерть. Жуткая тварь – она уже здесь.
– Ты можешь подойти к нам и поесть, хоть ты и грубиян, – окликнула его Эльфвина.
Есть Джинксу хотелось, и сильно. Он подошел к костру. Остановился, оглянулся на деревья. Без толку, ничего в темноте не видно.
«Пока мы остаемся на тропе, нам ничто не грозит», – думал он.
– Ну что, есть будешь? – спросил Ривен, протянув Джинксу ковригу хлеба.
– Буду, – сказал Джинкс. Он отломил от ковриги горбушку и принялся жевать, все еще озираясь по сторонам.
– Не хочешь ли тушеных яблок?
Эльфвина уже успела приготовить их в котелке, который достала из своего заплечного мешка. И теперь положила ложку варева на хлеб Джинкса.
– Спасибо, – сказал он, не желая, чтобы Эльфвина снова укорила его за грубость. Он-то как раз был вежлив. Зато она сама даже отдаленно не напоминала кроткую, хорошо воспитанную девочку, которую он себе навоображал.
– Деревья чего-то боятся, – сказал Джинкс. – Где-то рядом бродит чудовище, правда, непонятно какое.
– Откуда ты знаешь? – спросила Эльфвина.
Он рассказал ей, как деревья разговаривают корнями.
– Ты понимаешь язык деревьев? – удивилась девочка.
– Он что-то вроде волшебника, – пояснил Ривен.
– Чародей? – Ну хоть это произвело на нее какое-то впечатление.
– Я только учусь, – скромно ответил Джинкс. – Деревья вот уж неделю говорили о чем-то огромном и опасном, шедшем сюда с запада. Теперь оно пришло.
Эльфвина и Ривен тоже заозирались.
– На меня напал медвелак, – сказала Эльфвина. – Огромный и опасный. А потом прибежали волки.
– Думаешь, деревья стали бы их бояться? – прищурился Джинкс.
– Нет, – ответила Эльфвина.
– Я шел с запада на восток, – сказал Ривен. – И ничего такого не видел. Разве что пару волколаков. И, по-моему, один раз за деревьями эльф промелькнул.
– Нет, тут, видимо, что-то похуже, – сказал Джинкс. Передать на урвийском то, о чем говорили деревья, было трудно. Однако некоторые из них имели семь футов в поперечнике и около сотни в высоту[17]. Чтобы напугать их, требовалось что-то и вправду жуткое.
И тут его поразила одна странность.
– Как получилось, что медвелак напал на тебя? Есть же Соглашение о Пути.
– Он сманил меня с тропы, – объяснила Эльфвина. – Посоветовал мне залезть на дерево – от волков. Сказал, что он дровосек, а зовут его Топтыган, что уже несколько дней идет за мной, что не оставит меня одну – и все уговаривал сойти с тропы.
Она опять огляделась:
– Интересно, что с ним случилось?
Эльфвина подобрала палку, подожгла ее от костра и направилась туда, где фурии недавно атаковали какую-то тварь.
– Не сходи с тропы! – рявкнул Джинкс.
Девочка обернулась:
– Ты всегда так с людьми разговариваешь?
И сошла с тропы. Джинкс пробормотал одно из любимых ругательств Симона – разве он не сказал ей, что опасность рядом? – и последовал за ней. Ривен тоже.
– Медвелак появился вот здесь, – указала Эльфвина. – Потом он, наверное, удрал.
Джинкс вглядывался в темноту, надеясь увидеть то, чего страшатся деревья. Он бросил короткий взгляд и на взрыхленную, политую кровью землю. И увидел большой топор. Джинкс поднял его. Едва он сжал ладонями топорище, как ему стало легче. Конечно, от напугавшего деревья чудовища топор не защитит, но он все-таки лучше, чем ничего.
– Вернемся на тропу, – сказал Джинкс.
– Может быть, нам стоит всю ночь нести дозор, – предложил Ривен. – Так поступают в сказаниях.
– Да, – согласился Джинкс. – Я буду первым.
Эльфвина и Ривен завернулись в одеяла и прилегли у костра. Джинкс сидел, держа перед собой топор. В костре потрескивали сучья. Запах дыма живо напоминал о доме, который он покинул лишь несколько часов назад, хоть ему и казалось уже, что случилось это давно. Если бы он был сейчас дома, то сидел бы, наверное, в мастерской Симона, забыв, как и чародей, о времени, о существовании дня и ночи… хотя нет, что это он? Симон же ранен. И все-таки дома он был бы в безопасности, а не сидел в темноте, выглядывая существо столь ужасное, что его боятся даже деревья.
