– и полностью незаконно. Хаос меня устраивал: я полюбила Новую Гвинею, работу, местных жителей из племени толаи и общественную жизнь. Постепенно я начала отстраивать свою жизнь заново.
Рабаул расположен на активных вулканах. На юго-востоке города находится Тавурвур, активный стратовулкан. Мы научились жить с запахом Рабаула, который ни с чем нельзя было сравнить: сера в сочетании с бетельным орехом, приправленная вездесущим ароматом цветков плюмерии. Слабые землетрясения стали частью повседневной жизни, мы попросту к ним привыкли. Однако через месяц после моего приезда, 27 июля 1971 года, произошло сильное землетрясение магнитудой 8,3 балла по шкале Рихтера. В результате островам был нанесен значительный ущерб, а также по ним распространились сейсмические волны. Это землетрясение стало одним из самых разрушительных в истории Папуа – Новой Гвинеи.
Нас немедленно эвакуировали на возвышенность над поселком. Оттуда мы наблюдали, как огромные цунами захлестнули город, затопили жилой и главный торговый районы, унеся в море машины и лодки. Небольшой остров посреди гавани полностью смыло водой. Невероятно, но мы ненадолго увидели на морском дне следы кораблекрушений.
(Намного позже, в 1994 году, произошло извержение Тавурвура и другого активного вулкана на западе гавани под названием Вулкан. Рабаул был полностью разрушен.)
В то время, когда я жила там, австралийское правительство столкнулось с крепнущим, хорошо организованным стремлением к самоуправлению. Местный совет полуострова Газель состоял только из жителей Папуа – Новой Гвинеи, но после ряда обсуждений и консультаций он был провозглашен многорасовым, вопреки желанию многих местных жителей. Организованная племенем толаи ассоциация Матаунган начала кампанию политического инакомыслия, отказываясь платить налоги до тех пор, пока совет снова не будет состоять исключительно из жителей Папуа – Новой Гвинеи. Вспыхнуло насилие, совершались аресты.
Мы только оправились от сильнейшего землетрясения, а уже 19 августа 1971 года был убит Джек Эмануэль, австралийский окружной комиссар и лидер колониальной администрации округа Рабаул. Он служил региону много лет, говорил на куануа, языке племени толаи, и занимал особое место в их общине. Группа из десяти деревенских лидеров с традиционными украшениями на головах и раскраской лица столкнулась с полицией и Эмануэлем, когда того вызвали в качестве посредника в земельном споре. В местной газете написали, что один из мужчин быстро переговорил с Эмануэлем, прежде чем все развернулись и ушли в заросли.
Через некоторое время, видя, что Эмануэль так и не вернулся, небольшая группа полицейских пошла искать его. Они нашли его тело: его зарезали старым японским штыком времен войны. Некоторые обвиняли членов ассоциации Матаунган, но их причастность так и не удалось доказать.
Я помню день, когда это произошло: по всему городу стояли полицейские, одетые в защитное снаряжение, а нам приказали оставаться внутри и запереть двери, если только наша работа не была общественно важной. Мы не знали, кому доверять, даже среди местных жителей, с которыми работали.
Страна начала готовиться к возможному самоуправлению. Поэтому отчасти моя работа состояла в том, чтобы обучить местных девушек готовить завтраки и основные блюда для одиноких мужчин. Политические потрясения стали обычным явлением, но мне было чем заниматься. На фоне всего этого я познакомилась с милым брюнетом Мэттом, австралийским авиадиспетчером, который работал в Папуа – Новой Гвинее по трехлетнему контракту, – человеком тихим и застенчивым, с доброй улыбкой и мягкими карими глазами. Несмотря на то что мы во многом были разными, мы начали встречаться.
Я предупредила его, что отношения со мной будут непростыми и что я нахожусь в полном эмоциональном беспорядке, но он все равно влюбился. С ним я чувствовала себя легко, он смешил меня. И он вернул мне уверенность в том, что моя полная хаоса жизнь может измениться. Он стал именно тем, в чем я нуждалась и чего жаждала, и я тоже постепенно влюблялась в него.
Срок действия моей временной визы истекал. Мэтт хотел, чтобы я осталась: мне предложили новую работу, и у меня не было причин уходить, но я знала, что снова готова к побегу. Мне не хватало уверенности, чтобы остепениться, ведь когда дело касалось отношений, со мной лучше было не связываться. По ощущениям, все, к чему я прикасалась, разваливалось, и дальнейшая боль казалась мне неизбежной. Я не могла смириться с такой перспективой.
По многим причинам мне не хотелось уезжать, но, когда в гавань вошел маленький девятиметровый шлюп «Айлендер», я без задней мысли присоединилась к его экипажу. Майк, владелец судна, в одиночку доплыл от Маданга до Рабаула, но ему нужна была помощь, ведь он направлялся через север Папуа – Новой Гвинеи к Западному Ириану [18] и далее, к острову Ява.
Я прямо озвучила ему одно условие: я не буду с ним спать.
– Вам сказочно повезло, что я в вашей команде, – сказала ему я, – поэтому не портите это. Если что, я без раздумий уйду от вас, где бы мы ни были.
Майк дал мне слово и остался верен ему. Мы стали очень сплоченной командой и хорошими друзьями.
Я сказала Мэтту, что вернусь, как только мы доберемся до Сингапура. Он принял тот факт, что мне нужно уехать, и сказал, что будет ждать меня. Только сейчас я осознаю, насколько же он был проницательным и понимающим. Он отпустил меня, хотя это разбило ему сердце.
Байки из магазинов
Темная лошадка
На календаре была суббота, и оба «Крошечных» книжных магазина работали на полную катушку. Люди сидели на улице, листали книги, дети сидели на солнце и читали, к трейлеру возле ведра воды кто-то привязал собаку, а в коляске спал ребенок.
Прямо ко мне подошла пара австралийцев.
– Скажите, у вас есть какие-либо книги о скачках? Магазин-то действительно маленький, поэтому глупый вопрос, наверно.
Я знала, что у меня в магазине нет никаких книг о скачках, но в моей личной библиотеке нашлась одна, о мерине по кличке Файн-Коттон (Тонкий Хлопок). С тех пор как я работала помощником букмекера в Рабауле, у меня остался небольшой интерес к скачкам. Меня интересовала именно эта лошадь и связанная с ней афера, потому что я работала в Кингс-Кроссе в 1984 году, когда произошел этот скандал, и слышала о некоторых замешанных в нем людях.
Файн-Коттон принадлежал синдикату во главе с Джоном Гиллеспи. Они приобрели другую лошадь – внешне почти копию Файн-Коттона, только гораздо быстрее.
К несчастью для синдиката, новая лошадь, Дэшинг-Солитер (Стремительный Бриллиант), получила серьезные травмы и не смогла принять участие в заезде, ради которого мошенники задумали провернуть свою аферу. Они уже вложили в нее слишком много
