Жернова
Брошен веялкой на холод,Жерновами тяжко смолот,Мертвый колос возрожден.Но остался прах зыбучий.Он летит бескрылой тучей,Заслоняя небосклон.
И стучат, стучат, не станут,Словно стихнув, лишь обманут,Не устанут жернова;Неизменно мелют, мелютИ струю слоями стелют,И она опять жива.
А вдали, под светом неба,Отделяют прах от хлеба,Вышли веять на гумно.Пусть познает обновленье,В смерти вкусит возрожденьеТолько полное зерно!
Декабрь 1898
Духи земли
Со всеми мы братья,Всем открыли объятья,Зверям, и тучам,И теням летучим.
Всех любим, всем верим,Смеемся потерямИ взором незрячимЛишь над вымыслом плачем,
Смолк птичий голос,Не шелохнется колос,Запахло осокой,Солнце высоко,Мы дремлем в покое,Купаемся в зное.
Ветерок встрепенется,Лес шелохнется,Все звуки мы слышим,Цветами дышим,С нами дружны грозы,Небесные слезы.
Поем мы с морем,Ласкаемся к зорям,В холоде снегаДля нас есть нега, —И только людямДрузьями не будем,И только в городНе глянем и взором!
1898
Золото
Avec un peu de soleil et du sable blond
J'ai fait de l'or.
Fr. Vielé Griffin[8]
Золото сделал я, золото —Из солнца и горсти песку.Тайна не стоила дорого,Как игра смешна старику.Падал песок из рук у меня,Тихо звеня,В волны ручья.Ручей ускользал, как змея,Дрожа от ветра и холода...Золото сделал я, золото!
Из пшеницы белеющей сделал я снег,Снег и декабрьскую вьюгу,Саней заметаемый бег,Девушки радостный смехИ близость к желанному другу.Я сделал снег,Как сделал золото;Я сделал вьюгу, счастье холода;Во мгле властительных снегов —Воспоминания цветов.Я сделал снегИз лепестков.
Из жизни медленной и вялойЯ сделал трепет без конца.Мир создан волей мудреца:И первый свет зелено-алый,И волн встающие кристаллы,И тени страстного лица!Как все слова необычайны,Так каждый миг исполнен тайны.Из жизни бледной и случайнойЯ сделал трепет без конца!
23 июля 1899
* * *
Безмолвные свидетелиВечерних сожалений,Меня перстом отметилиСобравшиеся тени.
Отвергнуты, обмануты,Растоптаны, добиты,Но все вы упомянутыИ все с мечтами слиты.
И слезы – не отчаянье!И стон – не символ мщенья!О благостное чаяньеВсемирного прощенья!
22 мая 1899
Еще «мы»
Мы только стон у вечной грани,Больные судороги рук,Последний трепет содроганийВ часы неотвратимых мук.
Все наши думы, грезы, пени —То близких сдержанная речь,Узоры пышных облаченийИ дымы похоронных свеч.
Что ж! полно ликовать ошибкой!В испуге не закроем глаз!О братья, – слушайте с улыбкой:Поют отходную по нас.
22 августа 1899
* * *
Поклоняются многие мнеВ часы вечерние,Но молитвы к бледной лунеЕще размернее!
Женщины, лаская меня,Трепетали от счастия,Но искали они – знаю я —И сладострастия.
Фимиам, делимый с другим,Дышит обидою.О сумрак! о волны! о дым!Вам завидую.
Уступить даже проклятья и смехНарушение цельности.Я хочу быть единым для всехВ беспредельности.
27 марта 1899
* * *
С неустанными молитвами,Повторяемыми вслух,Прохожу я между битвами,Ускользающий, как дух.
От своих друзей отторженный,Предвещаю я венцы;И на голос мой восторженныйОткликаются бойцы.
Но настанет миг – я ведаю —Победят мои друзья,И над жалкой их победоюЗасмеюся первым – я.
23 июля 1899
* * *
Случайность и намеренностьИх разум разделил,Не верю я в уверенностьИ в силу наших сил.
Творим мы волю божию,Намеренья Судьбы, —Идем по бездорожиюВ оковах, как рабы.
Но жажда совершенного —Величия залог.Мы выше мира тленного,И в наших душах – бог.
22 июля 1900
Лирические поэмы
Краски
Я сегодня нашел свои старые краски.Как часто взгляд на забытый предметВозвращает все обаянье ускользнувших лет!Я сегодня нашел мои детские краски...И странный отрок незванно ко мне вошелИ против меня уверенно сел за стол,Достал, торопясь, тяжелую тетрадь...Я ее не мог не узнать:То были мои забытые, детские сказки!
Тогда я с ним заговорил; он вздрогнул, посмотрел(Меня не видел он, – я был для него привиденьем),Но через миг смущенья он собой овладелИ ждал, что будет, с простым удивленьем.Я сказал: «Послушай! я тебя узнаю.Ты – это я, я – это ты, лет через десять...»Он засмеялся и прервал: «Я шуток не люблю!Я знаю лишь то, что можно измерить и взвесить.Ты – обман слуха, не верю в действительность твою!»
С некоторым гневом, с невольной печальюЯ возразил: «О глупый! тебе пятнадцать лет.Года через три ты будешь бредить безвестной далью,Любить непонятное, стремиться к тому, чего нет.Вселенная жива лишь духом единым и чистым,Материя – призрак, наше знание – сон...»О боже, как искренно надо мной рассмеялся он,И я вспомнил, что был матерьялистом и позитивистом.
И он мне ответил: «О, устарелые бредни!Я не верю в дух и не хожу к обедне!Кто мыслит, пусть честно служит науке!Наука – голова, а искусство – руки!»«Безумец! – воскликнул я, – знай, что ты будешьверить!Будешь молиться и плакать пред Знаком креста,Любить лишь то, где светит живая мечта,И все проклянешь, что можно весить и мерить!»
«Не думаю, – возразил он, – мне ясна моя цель.Я, наверно, не стану петь цветы, подобно Фету.Я люблю точное знание, презираю свирель,Огюст Конт навсегда указал дорогу поэту!»«Но, друг, – я промолвил, – такой ли теперь час?От заблуждений стремятся все к новому свету!Тебе ли вновь повторять, что сказано тысячу раз!Пойми тайны души! стань кудесником, магом...»«Ну, нет, – он вскричал, – я не хочу остаться зафлагом!»
«Что за выражения! ах да! ты любишь спорт...Все подобное надо оставить! стыдись, будь же горд!»«Я – горд, – он воскликнул, – свое значенье я знаю.Выступаю смело, не уступлю в борьбе!Куда б ни пришел я, даже если б к тебе, —Приду по венкам! – я их во мгле различаю!»
И ему возразил я печально и строго:«Путь далек от тебя ко мне,Много надежд погибнет угрюмой дорогой,Из упований уступишь ты много! ах, много!О, прошлое! О, юность! кто не молился весне!»
И он мне: «Нет! Что решено, то неизменно!»Не уступлю ничего! пойду своим путем!Жаловаться позорно, раскаянье презренно,Дважды жалок тот, кто плачет о былом!»
Он стоял предо мной, и уверен и смел,Он не видел меня, хоть на меня он смотрел,А если б увидел, ответил презреньем,Я – утомленный, я – измененный, я – уступившийсудьбе,Вот я пришел к нему; вот я пришел к себе! —В вечерний час пришел роковым привиденьем...
И медленно, медленно образ погас,И годы надвинулись, как знакомые маски.Часы на стене спокойно пробили час»...Я придвинул к себе мои старые, детские краски.
17 декабря 1898
Сказание о разбойнике
Из Пролога
Начинается песня недлинная,О Петре, великом разбойнике.
Был тот Петр разбойником тридцать лет,Меж товарищей почитался набольшим,Грабил поезда купецкие,Делывал дела молодецкие,Ни старцев не щадил, ни младенцев.
В той же стране случился монастырь святой,На высокой горе, на отвесной, —Меж землей и небом висит, —Ниоткуда к монастырю нет доступа.
Говорит тут Петр товарищам:«Одевайте меня в платье монашеское.Пойду, постучусь перехожим странником,Ночью вам ворота отопру,Ночью вас на грабеж поведу,Гей вы, товарищи, буйные да вольные!»
Одевали его в платье монашеское,Постучался он странником под ворогами.Впустили его девы праведные,Обласкали его сестры добрые,Омыли ноги водицею,Приготовили страннику трапезу.
Сидит разбойник за трапезой,Ласке-любви сестер удивляется,Праведными помыслами их смущается,Что отвечать, что говорить – не знает.
А сестры близ в горенке собирались,Говорили меж собой такие слова:«Видно, гость-то наш святой человек,Такое у него лицо просветленное,Такие у него речи проникновенные.Мы омыли ему ноги водицею,А есть у нас сестра слепенькая.Не омыть ли ей зрак той водицею?»
Призывали они сестру слепенькую,Омывали ей зрак той водицею, —И прозрела сестра слепенькая.Тут все бежали в горенку соседнюю,Падали в ноги все пред разбойником,Благодарили за чудо великое.
У разбойника душа смутилася,Возмутилася ужасом и трепетом.Творил и он – земной поклон,Земной поклон перед господом:«Был я, господи, великим грешником,Примешь ли ты мое покаяние!»
Тут и кончилась песня недолгая.Стал разбойник подвижником,Надел вериги тяжелые,По всей земле прославился подвигами.А когда со святыми преставился, —Мощи его и поныне чудеса творят.
28 августа 1898