и горячо заговорил:
– Зинаида Ильинична! Я знаю, я вижу, что ваше сердце занято. Не мне судить о вашем выборе, я лишь вижу, что я опоздал. Поверьте, я был бы самым счастливым человеком на свете, имей я хоть толику надежды на вашу привязанность, но увы. Надеюсь лишь, что ваш жених – человек достойный и не обидит вас больше. Иначе… Простите, не стоит об этом, конечно. Позвольте… Позвольте мне хотя бы остаться вашим другом. Хоть изредка вас видеть – а с моей профессией часто и не выйдет, хоть иногда беседовать с вами или просто слушать вас, если вам вдруг потребуется, как сегодня, чтобы вас выслушали. Вы разрешите мне это?
Зина дотронулась до щеки молодого человека, тот перехватил ее ладонь и прижал к губам.
– Ну конечно, милый Николай Владимирович. Разве можно разбрасываться друзьями. – Она осторожно высвободила руку. – Вы правы, я не смогу дать вам больше, увы, над этим я не властна. Но мы обязательно станем дружить.
Юноша протянул Зине коробку, отступил на шаг. Глаза его блестели то ли от волнения, то ли от подступающих слез, пальцы то разжимались, то собирались в кулаки, рот вытянулся в узкую горизонтальную полоску. Он непроизвольно качал головой из стороны в сторону, будто убеждая себя в чем-то. Зина шагнула ему навстречу, снова протянула руку, но тот оттолкнул ее.
– Нет! Простите, Зина, но я чувствую, что не смогу. Я думал, что сумею, но сказал это вслух и понял – не смогу! Я слишком люблю вас, чтобы видеть вас счастливой с другим. Я боролся с собой, поверьте. Я не хотел вас любить. Я вообще никого не хотел любить. Но это сильнее меня. Я часто ловил себя на том, что могу просто сидеть в комнате и смотреть перед собою, улыбаясь воспоминаниям, воскрешая в памяти моменты наших редких случайных встреч. Стоит мне закрыть глаза, и ваше лицо встает передо мной, я разговариваю с вами, будто вы и правда рядом со мной. Иду по улице и нагло вглядываюсь в проходящих мимо женщин – не вы ли это. И тем невыносимее мне будет видеть вас с другим. Простите. И прощайте!
Почти выкрикнув последнее слово, он резко развернулся и бегом бросился вдоль реки. Порыв встречного ветра сорвал с него шляпу, бросил в реку, но Нейман не заметил потери (или просто побоялся обернуться). Зина смотрела ему вслед, в тысячный уже раз за последние несколько дней вытирая глаза, а на чернеющей в вечерних сумерках воде светлым пятном покачивалась серая фетровая шляпа.
Глава 11. Еще один поклонник
Зина медленно поднялась по мраморной лестнице, в задумчивости остановилась у дверей квартиры. Конечно, она знала, что Николай Владимирович испытывает в ее отношении симпатию, догадывалась. Но эмоциональность признания стала для нее неожиданной. Как бы ей хотелось услышать хоть половину того, что было сказано несчастным юношей, от Кости. Или от Константина Павловича? Она даже в мыслях еще не определилась, как к нему обращаться. Кто он для нее? И что важнее – кто она для него? Правда ли он любит и просто не умеет об этом сказать, или им движет лишь его гипертрофированное понимание долга? Ждет ли он ее сейчас или занят работой? Что скажет, увидев в ее руках цветы, подаренные не им?
Она повернула ключ в замке, толкнула створку. Из гостиной был слышен разговор – кто-то был в квартире помимо хозяина. Зина взглянула на вешалку – там висел черный котелок. Значит, гостем был мужчина. Не Отрепьев – тот носил форменную фуражку. Зина в нерешительности замерла на пороге. Возможно, стоит подождать на улице?
Но из гостиной вышел Константин Павлович, и момент для бегства был упущен.
– Зина? Добрый вечер. – Маршал выглядел несколько растерянным. – А у нас гость. Со службы.
Деваться было уже некуда. Зина сунула в подставку зонтик и прошла мимо посторонившегося хозяина. Из-за стола ей навстречу поднялся грузноватый господин лет сорока пяти, с проседью в проборе и аккуратных усах.
– Владимир Гаврилович Филиппов, коллега Константина Павловича, – поклонился гость.
– И начальник, – зачем-то добавил Маршал.
– Зинаида Ильинична Левина, – протянула руку Зина и вопросительно посмотрела на Константина Павловича.
– Зина, моя… горничная, – выдавил из себя тот и закашлялся.
Зина почувствовала, как вспыхнули ее щеки.
– Да, господа, не буду вам мешать. Пойду к себе. На кухню!
Константин Павлович раскрыл было рот, но Зина уже повернулась к нему спиной и вышла из комнаты. Маршал посмотрел на Филиппова – тот пытался спрятать улыбку в усы.
– Пожалуй, я пойду. Засиделись мы с вами, меня дома моя… горничная наверняка уже заждалась, – не сдержался все-таки Владимир Гаврилович. – Увидимся завтра на службе.
Закрыв за начальником дверь, Константин Павлович замер перед зеркалом в прихожей. Из него на Маршала смотрел вроде бы взрослый мужчина, плечистый, с офицерской выправкой. Но почему же он так нелепо выглядел в моменты, когда необходимо было подобрать простые, но нужные и правильные слова? Наверняка сейчас Зина опять плачет, и виной тому то, как он ее аттестовал Владимиру Гавриловичу. Тяжело вздохнув и посмотрев, как сочувственно кивает его собственное отражение, Константин Павлович поплелся на кухню, уже предвидя, что из объяснения ничего путного не выйдет.
Но Зина не плакала. И, судя по яростному блеску ее черных глаз, это было хуже, чем если бы Маршалу пришлось ее утешать.
– Так, значит, вот кто я для вас, Константин Павлович! Горничная!
Константин Павлович невольно отступил на шаг.
– Мы живем под одной крышей, спим в одной постели, но я – всего лишь обслуга?! Вы тогда уговорили меня остаться, в ту ночь, когда убили Катю. Я, дура наивная, думала, что вы подбираете слова, ищете момента для нормального объяснения, а вы, видимо, обдумываете, не стоит ли мне жалованье увеличить? Что ж, я жду! Во сколько вы меня оценили? Быть может, я и приму это предложение – другого я, видно, не достойна!
Зина, решительно задрав подбородок, чуть не протаранила ошеломленного такой тирадой Маршала, оттеснила его от дверного проема и исчезла в прихожей. Он было рванулся вдогонку, но опять чуть не столкнулся с разъяренной девушкой на пороге кухни. Он обрадованно развел руки, но Зина, не замедляя шага, пронеслась мимо него, схватила со стола фиалки и коробку с пирожными, бросила на бедного Константина Павловича очередной испепеляющий взгляд.
– Зина, родная… Ну это же очень непростой вопрос…
– Вопрос прост, Константин Павлович! Вы любите меня или нет? Вот и все, что имеет смысл выяснить!
– Но, Зина… Ты
