Убери же, Маргарита,
С шеи девичью пяту!»
И сказала Маргарита,
Ножку в сторону убрав:
«Речи беса ядовиты,
Как настойка диких трав.
Убирайся в преисподню!
Приубавь лукавства прыть!
Мне невестою Господней
Предстоит сегодня быть!»
Моя Муза
У небосклона на Парнасе,
Где разгоняют звезды тьму,
С Беллерофонтом на Пегасе
Гостили мы у славных муз.
Они в сиянии луны
Неспящим нам дарили сны.
И (без моей) их было девять,
И к каждой я стремился деве.
Я с Полигимнией там топал,
Под гимны вымерял шаги;
Писал поэмы с Каллиопой,
Читал с Эвтерпией стихи.
В душе моей пылал пожар,
А под звучание кифар
С Эратой песни пели хором
И танцевали с Терпсихорой.
Когда я был плененный сценой
(Я в прошлом бывший лицедей),
Мне Талия и Мельпомена
Несли признание людей.
Урания в минуты грез
Дарила нам венки из звезд,
Плывущие в небесном море,
А Клио – множество историй.
Но я хотел признаться все же,
Прося прощение у них,
Мне всех десятая дороже!
И ей я посвящаю стих.
Она не эфемерность бытия,
А настоящая, как я!
Живет средь нас – не на Парнасе,
Но всех богинь всегда прекрасней!
Десятая – моя лишь Муза!
И я признателен богам
За то, что те порвали узы,
Позволив двигаться ногам.
Я гимны ей готов слагать,
Стихи и песни посвящать.
Я подарю тепло июля
Своей любимой музе Юле.
Влюбленный
Наш вечер окутан цветами
И дремлет в объятиях сна,
Все чувства согреты мечтами,
Лишь нежность твоя холодна.
Впервые хотелось признаться,
Как сильно тебя я люблю,
Но тут же решил отказаться —
Ведь легче расчувствовать тлю.
Луна, одаренная взглядом
Прозрачным и чистым, как лед,
Все время находится рядом
И тихо в спокойствии ждет.
А сам я немного волнуюсь,
Трясусь, хоть и разум мой пьян,
Минуты уходят впустую —
В ничто обернется мой план.
Глядел я твоими глазами
И видел себя: как я слаб!
Но с детства владеть чудесами
Не мог – и теперь я твой раб.
Еще не дождавшись рассвета
Смотрю я на звезды, грозя.
Вот – все, что мне было ответом:
«С тобою мы просто друзья!»
Потерялась Муза
Потерялась Муза!!!
На лихом Пегасе
Разорвала узы,
Улетев с Парнаса.
Где-то в мире новом
Солнца больше стало,
А в Аиде снова
Тьма обосновалась.
В небе безрассветном
Звездам очень грустно.
И в душе поэта
Без богини пусто.
С ней он чудо видел,
Познавал все тайны,
А потом обидел —
Не со зла! – случайно.
Стал теперь обузой
Лирик глуповатый
Для прекрасной Музы,
Что назвал десятой.
Без нее он небо
Видеть начал серым
И пустился слепо
В логово Химеры.
Если вдруг богиня
На Парнас вернется,
То глупец не сгинет —
Может быть, спасется.
Какая красивая ты
Печальное время настала…
И ночью при полной луне
Грустить вместе с осенью вялой
Опять предначертано мне…
Я встретил тебя неслучайно,
Блуждая в дождливой глуши,
Ты стала моей чудной тайной —
Спасеньем для грешной души!
Глаза твои вмиг покорили
Мои неземные мечты.
Как часто тебе говорили,
Какая красивая ты?
Но быстро проносится осень,
Как всадник на желтом коне,
Последние листья уносит,
И холодно им, как и мне.
Согрей меня нежной улыбкой!
Пусть в сердце растопится лед!
И в небе прозрачном и зыбком
Веселое солнце взойдет.
Я с облаком нежным играю
В небесных лугах чистоты
И тихо сквозь сон повторяю:
Какая красивая ты!
А скоро наступят морозы,
И свет перекроется тьмой,
Померкнут весенние грезы —
Замерзнут при встрече с зимой.
Уснут одинокие реки
Во время холодных минут,
Лишь чувства любви в человеке
Во всех межсезоньях живут.
Нет в мире прелестницы краше!
Нет в мире иной красоты!
Тебе даже звезды докажут,
Какая красивая ты!
Глаза твои вмиг покорили
Мои неземные мечты.
Как часто тебе говорили:
Какая красивая ты!
Когда тревожит ностальгия
Когда тревожит ностальгия,
Былого слабенькая тень,
Спасаюсь именем «Мария»
От притяженья старых стен.
Воспоминанье первой встречи
Разбередил прощальный взгляд:
Твои глаза, улыбку, плечи
Сменили дождь, метель и град.
Я стал прозаиком без прозы!
Я стал поэтом без стихов!
А был шипами, но без розы
И грешным был, но без грехов.
Когда мы искренне любили,
Я умирал, а ты жила:
Пять лет на старенькой могиле
Сирень у холмика цвела.
Теперь сирень моя увяла,
Разворошил могилу зверь,
Но каждый день с надеждой малой
Я жду: быть может, стукнешь в дверь.
Тогда все звезды, солнце, небо,
Закат, рассветы и зарю,
Мечту и сказку, быль и небыль
Тебе я, Маша, подарю!
Мне много тайн поведал сонник,
Я ерунде не верю сей.
Ваш грешный идолопоклонник.
(А ниже подпись) Алексей!
Екатерина Гракова
Угон по-венериански
Вот он. Надо же, и правда красавец, не соврал приятель. Окна как глаза: огромные, яркие, с подводной линией кружевных балконов; крыльцо – как таран: высокое, крепкое, полукруглое под слоем тротуарной плитки. Крыши не видать, да и на что мне крыша, мне вот эти, доступные характеристики важны. Отличные характеристики, отличные. Всё видно будет, обзор – первое дело в таких предприятиях, как моё.
От дороги дом отгорожен лесополосой – тоже хорошо, не так заметно будет, что тут что-то не то происходит. А что скоро начнёт происходить – это как пить дать, причём венерианского коктейля, а не какой-нибудь ключевой водицы. Криков буде-е-ет!..
Так, поднимаемся на крыльцо. Ах, ну что за крыльцо, что за крыльцо, так бы и приложиться к нему щекой – до того узор приточный хорош, до того блестят линии рисунка под едва заметным падающим снегом!.. Ладно, потом полюбуюсь, сейчас много дел.
Дверь, естественно, заперта, а в замочной скважине с той стороны торчит ключ. Досадно, право слово, прямо плюнуть хочется, но не здесь же, не на пороге же этого красавца плевать. Нет, надо взять себя в руки. Я не раз это делал, так? И всякий раз достигал успеха, так? Значит, и сейчас всё выйдет как нельзя лучше, а то, что в доме, кажется, ещё не спят – ну так и в прошлых домах веселились с утра до ночи.
Всё, лишние мысли прочь. Не дыши.
Здравствуй, домик.
Дверь вдруг распахивается, волна горячего воздуха и смеха ударяет меня в грудь и вместе с ними на крыльцо выпрыгивает привидение. Оно мечется по площадке, словно в припадке, потом сбегает по ступенькам вниз, но на последней отчего-то медлит, и вдруг, когда я, очнувшись, уже хочу задать ему вопрос, разражается слезами.
– До чего они мне все надоели! – плачет оно. – В печёнках сидят, родственнички проклятые! Уже до монетки наследство пропили-проели, все комнаты пообжили-пообгадили, а всё не угомонятся, всё песен не напоются, всё спать не лягут! Да что же им ещё надо-то, а?!
И ревёт, как дитё, хотя на вид вполне себе старик.
– Эй, любезный, – говорю ему, – это вы тут живёте?
Привидение оборачивается, удивлённо выкатывает глаза и, сглотнув слёзы, осторожно так спрашивает:
– А… вы кто? Инопланетянин, что ли?
– Венерианец, – поправляю. – Так ваш, значит, домик?
– Был мой, – судорожно кивает привидение. – Сейчас вон их, – смотрит в ярко освещённое окно, потом возвращается взглядом ко мне. – А вы что, недвижимостью интересуетесь?
Как он это славно сказал. Недви-и-и-ижимостью!
– Только такой, как этот домик. Скажите, вы планируете здесь ещё жить?
– В каком смысле «ещё планирую»?
Делаю вид, что собираюсь объяснить, но он быстро находит ответ.
– А-а, вы перекупщик! Хотите купить подешевле, а продать подороже, так? Так вот – нет!
– Что «нет»? – я невольно улыбаюсь.
– Дом не продаётся!
– Вообще-то я не перекупщик.
– И я собираюсь жить здесь до скончания веков, чтоб вы знали, и не перееду отсюда никуда, даже в самую роскошную квартиру в самом престижном районе города! Слышите, вы, венерианец?!
Он почти кричит, потому что музыка из дома начинает литься с удвоенной громкостью. Видимо, у живых большой праздник.
– Слышу, – отвечаю я миролюбиво. – Ну, а как вы относитесь к путешествиям?
– Я ещё раз говорю…
– К межпланетным.
– К каким?
– Стартуем отсюда, а садимся на Венере.
– Так это же… как же… на космическом ко… – привидение медленно, но соображает. Потом подозрительно оглядывает меня. – А где он у вас?
– Кто?
– Корабль.
А-а, ну да, всё время забываю. Им же объяснять надо, привидениям и всяким там восставшим. То ли дело живые. Они и не видят меня, и не слышат, потом только, когда без крыши остаются, начинают орать… Как будто до меня тогда можно доораться.
