… Владя, теперь уже десатник, лежит на правом фланге третьей роты, перед которой стоят задача скрытно выйти в тыл «противника» и внезапно ударить по левому флангу его обороны в целях обеспечения успеха атаки главных сил. «Противник» — вторая рота. Ее оборонительные позиции автоматчики Сохора прощупывают еще с вечера. Они приносят сведения об обнаруженных опорных пунктах сопротивления, о пулеметных гнездах, о позициях артиллерии и минометов, о направлениях, по которым приближаются танки. Пока это только макеты из фанеры и передвигаются они весьма своеобразно — при помощи скрывающихся под ними солдат. Чтобы усилить психологическое воздействие «танковой» атаки, ребята даже изображают гудение моторов.
Где-то впереди роет окоп Бедржих Скала. Возможно, что он попросился в передовой дозор. Ему это очень нравится.
Холодает. Правый фланг атакующей третьей роты сносит к реке плоскодонки, чтобы форсировать ее. Время от времени в темное небо взлетают ракеты, и в это мгновение все замирают. Лишь когда ракета погаснет, они продолжают двигаться — быстро и бесшумно. В лесных зарослях сыро. Тучи комаров играют на руку «противнику». На рассвете ребята с трудом узнают друг друга: лица у всех распухли, глаза превратились в узкие щелочки. Но все это пустяки, ведь в настоящей боевой обстановке придется переносить и не такое.
Рассвет приближается. Пора действовать. Главное — атаковать внезапно и без лишнего шума…
Учения заканчиваются. Майор Пархоменко, главный инструктор чехословацкой части, кажется, доволен. Звучит сигнал к построению, а затем начинается разбор.
Утреннее солнце заливает ярким светом окрестности. Солдаты возвращаются по мосту через Самару. Возле казарм их встречают подполковник Свобода и майор Ирбенский. Наконец последняя шеренга скрывается в воротах.
— Всем чиститься, умываться, завтракать и спать! — скорее по привычке, чем по необходимости командует четарж Ирка Вишек.
— По-моему, можно отправлять на фронт, — произносит Людвик Свобода, провожая внимательным взглядом своих солдат.
— Я тоже так думаю, — соглашается Пархоменко. Он снимает пропотевшую фуражку, и его наголо бритая голова ослепительно блестит на полуденном солнце.
И вскоре, точнее, 15 июля 1942 года на берегах Самары часть окончательно сформировалась и получила название «1-й чехословацкий отдельный батальон».
Возвращение начинается.
Труба зовет
— Пан полковник, вас к телефону! — кричит на весь штаб телефонистка.
— Кто там, Вера? Соедините со мной.
— Нельзя, пан надпоручик. Вызывают лично пана полковника.
— Соедините! — приказывает полковник Свобода. Когда он спускается по металлической лестнице, военные, находящиеся в зале, вытягиваются по стойке «смирно». — Кто звонит?
— Саблин, заведующий почтой, — докладывает телефонистка.
— Ага, — произносит командир таким тоном, словно он ждал, именно этого звонка.
Через мгновение из-за дверей кабинета слышится его спокойный голос:
— Значит, еще раз, Михаил Александрович, я записываю. Пятидесятые и восемьдесят вторые? Хорошо. Девяносто три полуавтоматические винтовки. Думаю, это как раз то, чего нам не хватало. А сколько биноклей? Так… Нормально, все получили… Спасибо… — Он смеется: — Нет-нет, не говорите, что не за что… Как раз наоборот… До свидания…
В кабинете командира появляются штабс-капитан Прохазка и начштаба. Позднее по их приказу Владя организует отправку полученного оружия. Вечером офицер службы просвещения записывает в журнале боевых действий: «15 ноября 1942 года. Часть полностью вооружена».
* * *
Гонимые холодным ветром, кружатся над Октябрьской улицей, по которой тянутся к вокзалу подводы, снежные хлопья. И кажется, что на городок набросили серую пелену. Так неуютно, что Владе хочется засунуть руки в карманы и поднять повыше воротник. «Хорош солдат, спрятавший руки в карманы», — усмехается он, переступая с ноги на ногу и прихлопывая замерзшими ладонями. Он вдруг вспоминает, как ходил по Остраве с чемоданом и зонтиком. Как бежит время! С тех пор прошло почти три с половиной года. Что, интересно, стало с теми людьми, которые прятали его на улице, называвшейся когда-то улицей Карла Маркса? Возможно, их уже нет в живых…
Новый порыв ветра заставляет его вздрогнуть. Последняя подвода исчезает в снежной круговерти.
— Проснись, Владя, скоро отправляемся! — окликает его знакомый голос.
Он оглядывается. Борис Гюбнер, зампотех батальона, подходит к нему:
— Опять задумался? Стихи сочиняешь или мечтаешь о свидании?
— Да… как раз об этом я сейчас и мечтаю…
* * *
Между тем в Лондон министру национальной обороны генералу Ингру летит радиограмма от полковника Гелиодора Пики, начальника чехословацкой военной миссии в СССР. Пика сообщает, что Готвальд и Копецкий ходатайствовали перед Кремлем о том, чтобы ускорить отправку закарпатских украинцев в Бузулук, Советское оружие получено, и на начало декабря планируется заключительное учение с боевыми стрельбами. Выговор, объявленный Свободе 5 сентября 1942 года за то, что он, нарушив субординацию, обратился непосредственно к советскому командованию с просьбой об отправке части на фронт, не возымел на него действия. Вероятно, Свобода является коммунистическим агентом. Необходимо любым способом задержать батальон…
* * *
— Ребята, оружие! Советское оружие! Теперь нам никакой Черчилль не нужен.
Одна за другой въезжают во двор подводы, и часовой у ворот берет винтовку «на караул», будто встречает президента республики. Наверное, в учебниках истории впоследствии напишут, что солдаты со слезами на глазах целовали промасленные приклады. А может, лишь сухо упомянут, что 15 ноября 1942 года батальон получил оружие. Да и где найти слова, чтобы передать, что же творилось тогда в душах солдат?
— Вот и дождались наконец! — произносит Борис, выражая настроение собравшихся.
Если бы в тот вечер кто-нибудь осмелился заявить, что лучше все-таки идти в Иран, его наверняка бы побили. Пожалуй, именно теперь солдаты почувствовали, как любят своего пана полковника. Любят за то, что он совсем не такой, как генерал Андерс, который приказал своим солдатам сложить оружие и идти куда-то в неизвестность. О Свободе же уважительно говорят: «Наш пан полковник».
Никаких торжеств в тот вечер не устраивали, однако всем почему-то вдруг захотелось посидеть вместе, спеть задушевную песню, услышать простые, идущие из глубин сердца слова. Может, в те минуты и рождалось их братство по оружию?
Наконец надпоручик Янко, который довольно прилично играет на барабане, берет в руки инструмент и начинает отбивать знакомый ритм. И вот ему уже вторит гармонь Томана, а старый Качерек, прикрыв от удовольствия глаза, выводит мелодию на кларнете. Но доминирует, конечно же, скрипка Эрика Шарфа. Молодчина, парень! И ребята просят его сыграть «Канарейку» во второй раз, в третий…
Точно так же реагировали посетители кафе «Палац» в Остраве, где выступал Эрик, пока город не заняли фашисты. Тогда он взял скрипку и ушел. Пришлось долго скрываться, терпеть лишения, голодать… Зато теперь у него есть все — друзья, которых он уважает и которые уважают его, скрипка, на которой он может играть друзьям свои любимые мелодии, и, наконец, винтовка, которой он может защитить и своих друзей, и себя.
* * *
В Лондоне, в министерстве национальной обороны, генерал Ингр перечитывает шифрованную телеграмму и досадливо морщится. Перед ним в ожидании приказаний застыли два офицера. Министр явно не в настроении: он даже не предлагает им сесть. Наконец он начинает диктовать приказ полковнику Свободе. Руководствуясь исключительно соображениями гуманности, он запрещает ему брать на фронт женщин. Ответственность за исполнение приказа он возлагает на Свободу. В противном случае министр грозит отдать его под трибунал.
Через несколько минут офицер вручает министру перепечатанный текст приказа для согласования с президентом. Ингр просит соединить его с Астон Эботс, куда президент переселился осенью сорокового года после налетов фашистской авиации на Лондон.
В одноэтажном особняке бывшего аббатства оживленно. Президент беседует с посланником в Вашингтоне Владимиром Гурбаном. Посланник передает ему приглашение президента Ф. Рузвельта посетить с официальным визитом Соединенные Штаты.
На этот случай у доктора Бенеша есть «свой» план, с которым правительство Шрамека, конечно же, согласится. Прежде всего весной он поедет в Вашингтон, затем вернется в Лондон и только потом, если ситуация будет благоприятной, посетит Москву. С советским послом на эту тему пока говорить не стоит. Советские армии, правда, сокрушительного поражения не потерпели и за Урал не отступили, как предсказывали в Лондоне, но и заметного перевеса не добились. Напротив, немцам удалось прорвать советскую оборону на сталинградском и кавказском направлениях и выйти к Воронежу, Новороссийску, Пятигорску, Моздоку, Сталинграду. И хотя русские 19 ноября 1942 года начали контрнаступление, их силы заметно иссякли. Еще одно успешное немецкое наступление весной будущего года — и война с Россией может закончиться…
