поспевала за бастрыковским мерином, а мерин Бастрыкова заметно отставал от морозовского воронка.
— Не раньше как завтра после обеда приедем в Песчанку, — высчитал Морозов.
Здорово намаялись за дорогу заложники: путь был нелегкий.
На первой таежной речке Сухой чуть не оставили Трофимову клячу. У таежных рек берега что месиво. За передними возами зашагала по месиву и Трофимова кляча. И сразу увязла по колено, потом по самое брюхо. Трофим, стараясь не отставать от передних, хлестал клячу и вожжами, и прутиком. Кляча будто вплавь прошла шагов десять и остановилась. И на глазах стала опускаться ниже и ниже, точно кто тянул ее за ноги.
— Но, ты, Ерихон! — хлестал непереставаемо ее Трофим. — Шагай давай!
Кляча кое-как вытаскивала передние ноги, но тут же увязала задними так, что приходилось ей садиться по-собачьи задом на трясину.
Кое-как выкарабкалась потом и, скользя брюхом по грязи, проплыла еще шагов пять.
— Она ведь так это, для разгону приседала, — обрадовался уже Трофим. — Зимой по каким сугробам лазала! Не то что это.
Но тут кляча опять провалилась в трясину, тяжело задышала, храпя ноздрями.
— Тонет! — закричал испуганно Алешка. — Тонет!..
Трофим спрыгнул с телеги и по кочкам побежал к кляче.
— Э-эй, землячки! — окрикнул он обеспокоенно мужиков.
Кляча все глубже уходила в трясину. Трофим грудью налег на нее и стал валить набок.
— На оглоблю ложись, — командовал он, — на оглоблю!..
Тут с другой стороны забежал Петруха, вспешку развязал супонь. Кляча храпела, мотала головой и силилась вытащить то одну, то другую ногу.
Из мужиков первым подоспел Бастрыков.
— В преисподню хочет, — ухмыльнулся он, беря Трофимову клячу под уздцы.
— Отдышка это ее, — сказал Маврин. — Мне б надо чересседельник ослабить, — старался он оправдать клячу.
— Рычагами доведется, — сказал Бастрыков, — поддержку оказать ей…
Подошли и Петряков с Морозовым. Вырубили наспех две жерди, запустили под брюхо кляче и поволокли ее по трясине.
Когда переехали Сухую, Трофим подошел к кляче спереду, ладонью соскреб грязь с ее морды.
— Сам я промашку дал с чересседельником-то, — сказал он виновато, — а то бы это ей нипочем…
— Как же таежные ездиют тут? — удивлялся Алешка.
— Кони у них привычны, — пояснял Трофим. — Ихний конь, допрежь чем ступить ногой, место нащупает потверже.
Пожалуй, больше всех намаялся за дорогу Алешка. Шутка сказать — столько верст протрястись в первый раз по тайге.
Надоели Алешке и пустоши. Притаежная пустошь на взгляд суровень, хоть колесо кати, а попробуй сунься туда — с головой скроешься в кочках.
У самой Мало-Песчанки пришлось опять канителиться с переездом через речку. Трофимова кляча никак не хотела идти в воду. Пришлось толкачом переправить.
— Песчанкой дразнят речку, — сказал Морозов, — по ней и названье селу.
Сразу после переправы показались постройки.
— Вон она и Мала-Песчанка, — огласил Морозов.
Цепляясь за плечи Трофима, Алешка встал на ноги. Стоять не держась невозможно было на телеге: колеса увязали в таких выбоинах, что они бороздили землю.
На пригорке виднелась церковь, не обшитая еще, новая. И все дома в селе были подряд новые.
— Новоселы, — пояснял Трофим.
Праздник был праздником и здесь: все, кто ни попадался встречь, были одеты по-праздничному.
Как въехали в село, Алешка соскочил с Трофимовой телеги.
— Ну, я побегу тятьку разыскивать, — сказал он.
— Папаше-то обскажи про нас! — крикнул вдогон ему Трофим.
Алешка скорым шагом обогнал своих попутчиков и по главной Мало-Песчанской улице побежал вприпрыжку в глубь села. Намечал он первым делом явиться в штаб.
«Где и быть ему, как не в штабе, — думал он про отца. — Вот уж ахнет-то, как заявлюсь».
Не добежав до церковной площади, Алешка умерил бег: в стороне от улицы, у большой кузни, толпился народ. Кузню Алешка определил сразу по стану для ковки лошадей.
«А может, тятька здесь», — подумал он.
Свернув с дороги, к кузнице зашагал степенно. Народу толпилось тут человек двадцать, мужики все.
«Это уж настоящие партизаны», — оглядывал Алешка их на ходу.
«Настоящие партизаны» по виду мало чем отличались от простых мужиков.
Которые из них имели револьвер на боку, которые тесак, а обмундированных по-военному не видать было.
Стояли мужики все без дела, только трое были заняты работой. Возились они около полого обрубка бревна. Бревно лежало на колесном кругу, и на него натягивали обручи, как на кадку.
— Это, брат, всем пушкам выйдет пушка, — говорил молодой парень, забивая обруч.
Мужики дружно хохотали:
— Царь-пушка, стало быть.
— Пушка-«антипка», — хохотал и сам мастер-пушкарь. — Мы ее на передке возить будем.
— Вот это артиллерия! — потешались мужики.
Над входом в кузню было растянуто красное полотнище. Белой краской выведено было на нем печатными буквами:
Первая Повстан-
Чес. Мастерская.
Поизготов. Оруж. Капс.
И пороха для поражения
Белых без промаха
Смерть деспоту капитализ.
да здравствует труд
свобода социализму.
Пусть помнят деспоты
во всем мире, что
есть борцы за свобо-
ду в Сибири.
Раза три прочитал это Алешка и решительно пошел в самую мастерскую.
Здесь вовсю кипела работа: человек десять партизан ковали тут пики. Кто качал мехи-поддувала, кто орудовал молотом. На четырех наковальнях шла работа.
Меж наковальнями горкой лежали готовые пики.
С улицы в мастерскую заглядывали мужики.
— Вон пик-то сколько, — радовались они, — на всю губернию хватит.
— С полтысчи уже наберется, — хвастался бородач кузнец в кожаном переднике.
Огляделся Алешка по сторонам — не видать отца. Сунулся он в другое отделение мастерской.
— Ты куда, малец? — остановил его партизан в офицерском френче.
Алешка попятился назад.
— Мне Отесова надо, — выпалил он.
Партизан помолчал не то от удивления, не то от неожиданности.
— Отесов в штабе, — сказал он потом, — приходил он в обед, да ушел.
Алешка по-деловому, торопливо вышел из мастерской и стал на дороге: кого бы расспросить тут, где штаб? Как раз из-за углового дома показались ребята-малыши. Все они были босые, верхом на палках.
— Тятька, а тятька, мамка велит домой, — пискляво кричал один. — Картоха поспела!
Партизан с тесаком на боку отделился от толпища. К нему и пристал Алешка:
— А скажи, дядя, где у вас штаб?
Партизан оглядел Алешку:
— А для чего тебе?
Решительно выпалил Алешка:
— Отец там. В штабе. Главный он.
Еще раз оглядел партизан Алешку:
— Не признаю что-то. Ты нашенский?
— Вашенский, вашенский, — со смехом ответил Алешка.
— Э-эвон крестовый дом, — вытянул партизан руку в сторону церкви, — там и штаб.
Алешка сорвался с места, побежал к крестовику.
— Да ты чей парень-то? — крикнул ему партизан вдогон. — Писаря, ай Гончарова?
— Отесова, — выпалил Алешка на бегу.
У входа в крестовый дом Алешку остановил часовой.
— Мне
