— Я пойду передник застираю. — Ракель сбежала от девочки во двор к кадке с водой. Она не только постирала заляпанную одежду, но и спрятала украшения, слишком изящной работы для шестнадцатого века.
Три дня Горак провалялся в бреду. Ракель поила его антибиотиками дважды в день, меняла повязку, давала жаропонижающие. И пыталась не сойти с ума от окружающей ее действительности, уговаривая себя, что этот мир просто похож на походную жизнь. Существуют же люди, которые любят ходить по лесам, колоть дрова и разжигать костры. Но не она! Коэн любила цивилизацию, большие города и современные технологии. Да, она старалась покупать экологические чистые продукты, но никогда не мечтала выращивать их сама.
Мыться и стирать приходилось в тазике, предварительно нагрев воду, принесенную из колодца. Жить в прошлом, ставшим неожиданно для Коэн настоящим, было очень трудно. Особенно не хватало элементарных мелочей вроде туалетной бумаги и мыла, которое бы не разъедало кожу щелочью. Ракель берегла свою одежду — дешевый костюм для туристических групп в этом мире считался очень красивым и из дорогой хорошо выделанной ткани. Она не представляла, что будет делать после того, как все износится, а особенно после того, как закончится запас лекарств, по счастливой случайности оказавшийся в ее сумочке после презентации.
Младшая дочь Горака по имени Ленка нет-нет да и называла ее пани-ведьмой, зато старшая Мария и сын Иржи относились к Коэн с почтением. Они делили скудную еду, спали на лавках, застеленных тюфяками с овечьей шерстью. Хозяин дома выздоровел не через неделю, как Ракель прогнозировала, а через две, хотя уже на девятый день рвался подняться с кровати.
— Пани Новак, вы божье благословение этому дому, — повторял Якуб. Худой и слабый после болезни, он нашел силы помыться и привести себя в порядок, и теперь взглядом, полным надежд, смотрел на Ракель. — Оставайтесь жить, пани, с нами. Станьте хозяйкой.
— Я должна подумать об этом, пан Горак, — произнесла Ракель, кивнула и вышла из дома. Ее стошнило прямо у порога. Коэн не знала, это от застарелого жира, который добавили в обеденную кашу, или таким образом ее тело отвергало окружающую действительность. Остаться в деревне, стать женой вдовца — это было бы рациональным решением. Она почти ничего не знает о шестнадцатом веке. Одинокая женщина слишком беззащитна. Какой у нее еще есть выбор?
Внезапно вспомнилась сценка из недалекого прошлого или очень далекого будущего — это с какой стороны посмотреть: Карл Зиге улыбался и предлагал выбрать украшение. Ракель так и не узнала, был ли он женат или в разводе. А теперь это уже не имело никакого значения. Жаль, она не позволила купить ей тогда кольцо. Сейчас его можно было бы выгодно продать.
Ракель нащупала в кармане завернутые в платок украшения. Сколько за них можно выручить? Только как при этом сделать, чтобы ее не убили, Коэн не знала. В этом мире жизнь человека стоила намного дешевле ее сережки, а понятия «гуманизм» не существовало вовсе.
Разговор с Гораком вышел намного легче, чем Ракель себе представляла. Якуб вздохнул: «Я должен был спросить, пани». Но отнесся понимающе к ее решению «вернуться к родителям», вдобавок договорился с проезжающими через деревню торговцами, чтобы они взяли Ракель с собой в столицу. Телеги тащились медленно, чуть быстрее быстро идущего человека. Путь занял почти целый день.
Очутившись в Праге, Коэн бродила по улицам в центре, присматривалась к магазинам и лавкам, пытаясь найти подходящее, чтобы попробовать продать одно из своих украшений. Но все заведения были закрыты, у многих даже ставни заколочены. В городе было неспокойно. В северной стороне за рекой поднимались столбы черного дыма. Праздных прохожих не наблюдалось, только группы мужчин, от которых Ракель старалась держаться подальше, сворачивая в переулки. Настороженность и угроза висели в воздухе. Потом она наткнулась на баррикады из мебели, бочек, мешков, перегородивших улицу. Ракель удалось подслушать обрывки разговоров. Люди передавали друг другу пугающие слухи о смене власти и восстании.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Оставаться в городе было не безопасно. Коэн решила вернутся в Кутно Гору, подальше от встревоженной Праги. Она отошла от столицы километров на пять, когда рядом с придорожным трактиром дорогу ей заступила группа молодчиков.
— Такая красивая и одинокая пани, — осклабился один из мужчин. Рот его был щербат, но к этому Ракель уже привыкла. В этом мире все зубы сохраняли единицы. Коэн ничего не ответила, стала медленно отступать, надеясь подгадать момент, чтобы сбежать.
— Куда же ты, пани? — еще один разбойник, оказавшийся за спиной Ракель, перехватил ее за талию и притянул к себе. Это были обычные мужики, может быть служивые или мастеровые, но кровь конфликта и запах близкой смерти мутил им мозги, подзуживая творить непотребства. Ракель забрыкалась, пытаясь вырваться. Безнадежно. Остальные приблизились, с ухмылками стали задирать ее юбку, тискать грудь. Она укусила одного из нападавших за руку и тут же получила удар кулаком. В голове загудело, перед глазами запрыгали мушки, но она продолжила отбиваться. Затрещала разрываемая ткань платья. Рукава сползли, обнажая белье. Еще один рывок и Ракель осталась голой по пояс, не считая обрывков ткани.
— Норовистая кобылка, горячая такая! Так мы ее хорошо объездим, будет как шелковая.
Ракель мутило от крепкого запаха мужского пота и перегара. Она понимала, что намного слабее, и разумнее будет не нарываться, просто позволить им утолить похоть. Но рациональная Ракель осталась где-то в двадцать первом веке, сейчас она была загнанным в угол зверем. Вырываясь, кусаясь и царапаясь, Коэн боролась и выплескивала свою злость не столько на насильников, сколько на этот несправедливый мир. Проклятую вселенную сияющих нитей со временными парадоксами, устроившую ей такую подлую ловушку.
Один из нападающих неожиданно захлебнулся собственной кровью, красное залило всклокоченную бороду. Ракель увидела еще одного мужчину с ножом. Тот ловко перерезал горло второму разбойнику, и Коэн ощутила, что свободна. Она отползла в сторону от валяющихся на земле трупов и от троицы с ножами, которая их порешила. Откуда-то нашлись силы вскочить и побежать. Вряд ли эти с ножами такие уж благородные рыцари, которые поспешили на помощь прекрасной даме, скорее переделка власти. Убийцы воспользовались моментом, пока разбойники были увлечены ею.
Коэн чуть не споткнулась, когда увидела его. Карл Зиге, выглядящий как обычно до отвращения спокойным, стоял чуть в стороне у стены трактира.
— Ты здесь? Как? Ты тоже? Не могу поверить. Ты здесь, — расплакалась Ракель, с разбегу повиснув у него на шее. Теперь она не одна в этом средневековом мире. И пусть такой участи никому не пожелаешь, но Коэн была счастлива, что Карл Зиге тоже провалился в прошлое.
* * *
Второй демон уже несколько дней присматривал за разворачивающимся в Чехии восстанием, которое позже назовут «сословным». Пытался оценить масштаб и решить, стоит ли перебраться в Европу из Южной Америки.
Он наблюдал, находясь в слое тонкого мира, не выбрав личину и не показываясь людям на глаза. Насилие и убийства — банальные события, сопровождающие все войны. Секундус уже собирался переместиться дальше, как его внимание привлек поток энергии, исходивший от женщины, отбивающейся от насильников. Он ощутил всплески намше — очень редкого типа энергии. Чуть приподнял бровь, более заинтересованно рассматривая жертву. Откуда невыносимые страдания? С ней почти ничего не успели сделать, всего лишь несколько оплеух и разорванное платье. Пока демон размышлял, стоит ли вмешиваться, диспозиция поменялась. Женщина бежала, подхватив подол растерзанного платья. Прямо к нему.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Удивленный Секундус поймал в объятия светловолосую жертву нападения. Она была невысокой и легкой. Без стеснения прижималась к нему голой грудью, что-то бессвязно шептала, обхватив за шею.
Как она вообще смогла его увидеть? Это было интересно. Демон оторвал женщину от себя, вгляделся бледное лицо. Белые растрепанные волосы, заплаканные серо-голубые глаза, левая скула наливалась синяком от удара, кровь стекала с уголка рассеченных губ. Сладко-ванильный, терпко-притягательный запах объяснил ему все. Избранная, еще не прошедшая инициацию, существующая одновременно в двух мирах. Неожиданная, но приятная находка. Не удержавшись, демон лизнул ее губы. Кровь Избранных — чистая энергия. Такая вкусная, такая притягательная.
