Я еще ни разу не пробовал стрелять ни из винтовки, ни из карабина, ни из ручного пулемета, ни из станкового. Из противотанкового ружья я тоже не стрелял. Но из него мне не выстрелить. У него, говорят, такая сильная отдача, что в медсанбат после стрельбы можешь угодить.
Я встал рядом с бойцом и потянулся к брустверу. Ячейка высокая, наверное, из нее всё видно, что у фрицев делается.
– Не высовывайся, – предупредил боец, – береги голову. Запасную старшина не выдаст.
– Я пойду, – торопливо попрощался я с ним. А то он еще ругаться начнет.
– Не забывай, захаживай в гости, землячок.
– Приду.
Наблюдательный пункт
За поворотом я услышал хрипловатый голос Петра Иваныча. Я остановился, вынул из сумки письмо, чтобы он сразу увидел его.
Наблюдательный пункт разведчиков был устроен прямо в траншее. Сверху он был накрыт жердями и дерном. На трех железных ногах стояла стереотруба. Она выглядывала в окошко в крыше. Возле стереотрубы были врыты в землю короткая скамейка и сбитый из досок стол. На нем лежала толстая, такая же, как у меня, тетрадь.
Пётр Иваныч сидел у стереотрубы, а Витя и Яшка отдыхали на земле. Пётр Иваныч увидел меня и нахмурился:
– Это еще что такое? Кто разрешил?
– Я вам письмо принес. Вот.
– Подождал бы. Нечего горячку пороть.
И Витя смотрел на меня недовольным взглядом.
– Чтоб этого больше не было! – строго сказал Пётр Иваныч. – Ясно?
– Ясно.
Его взгляд смягчился, и он взял у меня письмо.
– Витёк, понаблюдай пока, – попросил он Витю и поменялся с ним местами.
Пётр Иваныч внимательно прочитал адрес, и глаза его потеплели. Он оторвал край конверта, бережно расправил листки и начал читать. Глаза его медленно ходили по строчкам. Вот он улыбнулся чему-то, потом задумался и снова заулыбался, потирая небритую щеку.
Пётр Иваныч не торопясь дочитал письмо, аккуратно сложил листки и спрятал в карман гимнастерки. Потом достал трофейный портсигар, свернул цигарку и закурил.
А Витя сидел у стереотрубы, водил ею по немецкой обороне, старался что-то высмотреть.
– Витя, можно? – попросил я. – Немножко.
Он сделал вид, что не слышит, – всё еще сердился, что я прибежал. Но потом смилостивился:
– Садись.
Он подвинулся, и я взобрался на скамейку. Ноги не доставали до земли. Я покрепче вцепился в стереотрубу и прильнул к окулярам.
Между черточками и крестиками на стекле были видны такие же, как у нас, земля, болото, кусты, бугры, выжженная солнцем трава. Но там сидели немцы. И всё это было чужим, не нашим. Вот обозначилась узкая полоска траншеи. В ней что-то двигалось. Мелькнула немецкая каска.
– Хватит, – положил Витя руку мне на плечо, – насмотрелся.
Он снова сел за стереотрубу, взял тетрадь.
– Пётр Иваныч, – сказал он, не отрывая глаз от окуляров, – траншея-то у них не сплошная. Там же болото. Фрица в болото не заманишь. Чистенько воевать любит.
Пётр Иваныч очнулся от своих мыслей:
– Чистенько? Это неплохо. Сработаем чистенько.
О чем они? За «языком» снова пойдут?
А Витя уже будто диктовал самому себе:
– Противник перед фронтом сплошной траншеи не имеет. Оборонительные рубежи – отдельными очагами. Передний край – четыреста – пятьсот метров от нашего. Его огневая система… Ну-ка, система, какая ты? Пулемет в кустах, ага! Посмотрим дальше. Еще один. А, фаустнички! Добычу ждете? Посмотрим, кто кому добычей будет. Вроде пока тихо у них…
– Тишине не верь, – сказал Пётр Иваныч. – Дай-ка я погляжу немного.
Пётр Иваныч сел к стереотрубе, и лицо его стало твердым, глаза – холодными. Он медленно повел трубой влево. Вдруг остановил ее и стал во что-то всматриваться. Все притихли.
– Чего они там шевелятся?.. Так и есть, накапливаются. Эх, пощупать бы их!
– А где? – вырвалось у меня.
– В овраге.
Когда я смотрел, никакого оврага не видел. У Петра Иваныча – фронтовой нюх и особый глаз. Он всегда видит то, чего другие не замечают.
– Минометами бы накрыть их сейчас, – сказал он.
– Я знаю! – закричал я.
– Чего знаешь? – удивился Пётр Иваныч.
– Где минометчики стоят! В лощине! Я видел!
– Верно, в лощине.
– Надо в штаб сообщить, – сказал Витя.
– Само собой, – ответил Пётр Иваныч нетерпеливо. – Но ударить сейчас непременно. Это и Батя прикажет. А то пока разговоры-переговоры, время упустим. Витёк, черкани координаты минометчикам.
Витя присел рядом с ним, заглянул в стереотрубу.
– Видишь? – спросил Пётр Иваныч.
– Вижу.
Витя вырвал из тетради листок и стал быстро писать. Пётр Иваныч взял у него записку, пробежал глазами и протянул мне:
– Держи. Передашь Потапову. Он там, на позиции, – самый главный. И с ходу, без задержки – домой. Понял?
– Понял.
– Бегом марш!
Минометчики ведут огонь
Я зажал записку в кулаке и помчался по траншее. Если бы она теперь стала прямой! Я старался приспособиться к изгибам и бежать как можно ловчее, но всё равно наталкивался на стенки.
Наконец показался ход сообщения. Я побежал еще быстрее.
В лощине минометчики собрались в кружок и мирно разговаривали.
– Кто здесь главный? Потапов? – отчаянно крикнул я.
Минометчики повернули ко мне головы. Один поднялся.
– Ну, я главный, Потапов, – сказал он громким голосом. – Здравствуй, разведчик, что скажешь?
– Вот, – протянул я записку. – Это вам!
Потапов стал читать. Я уже видел его раньше, в тылу, когда он приходил в штаб, и еще раз, когда мы с Витей смотрели, как он минометчиков тренировал в лесу. Он был старшина, как Пётр Иваныч. Такой же высокий. И лицо у него тоже было командирское. Потапов прочитал записку и нахмурился:
– Раз Пётр Иваныч просит, поможем. Мы уж на всякий случай этот овраг пристреляли. Только нужно начальству доложить. Сейчас на КП позвоню, пусть скорректируют.
Потапов подошел к телефону, который стоял в окопчике. От телефона провод тянулся к траншее. Потапов крутнул ручку и стал говорить, то и дело заглядывая в мою записку. Закончив разговор, он передал трубку бойцу и скомандовал:
– К бою!
Несколько голосов повторили команду. Все бросились к минометам. Их здесь было три, восьмидесятидвухмиллиметровых. Мне о них Витя много рассказывал: и почему они так называются, и как они стреляют, и как называются минометчики в каждом расчете. Витю, когда он в запасном полку учился, зачислили в минометчики, а потом, уже на фронте, он разведчиком стал.
Минометчики приготовились к бою. Наводчики опустились на одно колено у прицелов, заряжающие стали справа, снарядные – позади, у открытых лотков с минами.
Потапов достал из своей сумки блокнот, карандаш, приготовился записывать. Телефонист, плотно прижимая трубку к уху, что-то продиктовал ему.
– По пехоте! Осколочной миной! – закричал Потапов. – Угломер – тридцать ноль-ноль, заряд основной! Наводить в отдельное дерево. Правее – ноль пятнадцать, прицел – пять – двадцать четыре, пять секунд – выстрел. Огонь!
Его крик подхватили командиры минометов. Наводчик первого, ближнего ко мне миномета прильнул к прицелу, снарядный подал мину заряжающему. Тот плавно сверху опустил ее в ствол и крикнул:
– Выстрел!
И тут будто молотком ударили по железу. Из миномета с громким шипением вылетела мина. За первым минометом свои мины выстрелили второй, третий. Потом всё повторялось и
