он вообще разучился этим заниматься.
Крест спрятался под тугим остовом корсета, и девчонка попросила:
— Шнуруйте туже…
— Вы задохнётесь.
— Право слово, князь, эта меньшая из наших бед! — Кудрявые локоны постоянно норовили спутаться с лентами, и Митя уже проклял тот момент, когда решил самостоятельно расправиться с платьем. И вот ведь парадокс: снимать их не в пример легче.
Когда с одеждой было покончено, Алиса повернулась к нему лицом, и Дмитрий забыл выдохнуть. Перед ним стояла не та напуганная девочка из ванны. Не незнакомка из поезда. Сейчас на него смотрела ведьма. На пике своих сил и красоты. От неё веяло едва уловимой смертью и хорошо ощущаемой опасностью. Он загляделся, как в насмешливой ухмылке изгибаются её губы, как приподнимается бровь, как ладони, что прятались под тонкими перчатками, сейчас порхают и зовут прикоснуться к ним губами. Её голос тоже изменился. Не осталось трепетной покорности. Власть. И много забытого, старыми богами дарованного, колдовства.
На стол встала шеренга баночек.
— Дмитрий, вы же мне доверяете? — Почему-то при такой постановке вопроса Митя уже засомневался в этом. — Здесь несколько эликсиров, чтобы нас меньше ждало неожиданностей.
Она прошлась тонким пальчиком по буковым крышечкам.
— Это… — Она подхватила крайнюю. — Для ясности зрения. Вот эта для острого слуха. Это эликсир сил: смесь трав, настоянных на родниковой воде. Здесь…
Самая большая булочка вспорхнула в воздух, чтобы оказаться в ладонях Мити.
—… зелье, что усилит ваши природные таланты.
— Это какие? — захотел пошутить Дмитрий, но прикусил язык, поймав надменный взгляд.
— Вы эмпат.
И этим всё сказано.
Когда дверь кареты закрылась за ними, Дмитрий немного пришёл в себя после убойной дозы редких зелий. И сразу поговорить захотелось. Только слова застревали в глотке при одном взгляде на неприступную чародейку, которая из-за шторки рассматривала вечернюю столицу.
— Алиса, — всё же решился Митя. — А что происходит с теми, кто не смог противиться ведьминому очарованию?
Её молниеносный взгляд на свои запястья, и холодное:
— Ничего хорошего.
Глава 20
Сон был нехороший. Душный. С привкусом пепла на губах некроманта, которые Элис целовала, задыхаясь и делясь, почти сошедшим на нет дыханием. Он кричал во сне. И метался по постели. По разодранным запястьям стекала кровь, и Алисия всё никак не могла её остановить. А он не приходил себя, блуждал в каком-то бреду и затягивал её следом.
Туда.
В предгорья к дракону с этим странным ритуалом. Который длился долго, словно высватывая из Элис всю силу.
Туда.
В старое поместье у леса, где играл ручей переливами пернатых соек. Смеялось солнце и пел ветер. В песне которого можно было узнать первые аккорды надвигающейся осени с ее вкусом поздних яблок, что пока неспелые горчили, а потом в их сердцевинах проступал чистый мёд.
Туда.
В закрытую на ключ спальню, что хранила воспоминания ушедшей жизни. С лёгким ароматом застаревшей пыли и чернил. Которые расползались под тёплыми пальцами на пожелтевших листах, превращая некогда ровные строчки в размытые кляксы.
Туда.
К нему.
Элис проснулась слишком рано, чтобы можно было разбудить князя. Она замерла в постели, боясь пошевелится, или лишний раз вздохнуть, потому что вздохи рисковали перерасти во всхлипы.
А Дмитрий храпел. Чем невыносимо раздражал Алисию. Но только сначала. А потом сопли начали стекать ей в уши и что-либо слышать она перестала.
Пришлось встать. Ледяные полы неприятно укусили ступни. И Элис поскорее скрылась в ванне, где долго умывалась, стирая следы такого неспокойного сна, который разбередил душу и привёл нервы в запутанный комок. А на руках, на запястьях… Там, где нити вен просвечивали сквозь кожу, появились серые тени. Их Элис тоже старалась оттереть. Но не выходило. И противные слёзы накатили второй волной. В бессилии она села на край ванной и разродилась хорошей, настоянной на нескольких неспокойных днях, истерикой.
Князь настиг почти вовремя, когда новый виток самобичевания не успел перерасти в легендарное аутодафе. Причём и обвинителем, и исполнителем выступила бы сама Алисия.
И начался водоворот из корсетов, заговоров и внимания Дмитрия, который как ни старался не сильно очаровываться, всё равно проигрывал. Элис заметила недавно за собой такую всеобъемлющую притягательность. И первым пал Грегори, который хоть и понял, что это такое, но не сильно противился. А вот бедному Льюису досталось больше всех: после одного обеда в её компании парень ходил как в облаках потерянный. Что там некромант делал с полицейским, чтобы привести его в чувства, Элис не знала, а теперь сетовала, что не уточнила сразу. С князем бы было проще.
Карета с вензелями и пугающим глянцем на дверях, с которых скалились то ли вепри, то ли волки. В потёмках Алисия не разглядела. Да и не особо старалась. А вот господин Лиховской не переживал, он вёл куртуазные беседы и рассказывал что-то о столице. Элис слушала и чисто из порядочности кивала, потому что внутри паника нарастала, волнами северного моря, которое своими ударами совсем источило прибрежные скалы.
Когда Дмитрий наклонился и интимно притянул её ладонь к своему сердцу, Элис поняла, что они на месте.
— Алиса, не обращайте внимание, если я вдруг выкину очередной фортель…
Предостережение было нелишним, потому что как только двери бального зала сомкнулись за их спинами, в князя вселился юродивый шут, что кланялся всем подряд при этом, не забывая напоминать свой титул.
— Здравствуйте, я князь.
— Приятно познакомиться, князь.
— Добро пожаловать, князь…
Он расшаркивался с придворными и лобызал ручки аристократок, затянутые в тонкие перчатки. Алисия присматривалась к местному обществу и половину разговоров не понимала. Переводчик хоть и был новым, доставленным вместе с нарядом, но всё равно не разбирал некоторых диалектических противоречий. Приходилось опираться на зрение.
Вот одна безумно красивая женщина приблизилась к князю. Тот охнул и сложился в таком низком поклоне, что Алисия забеспокоилось, а не тронулся ли умом болезный. Но нет. Дмитрий также резко распрямился и принялся слюнявить холёную ручку.
— Ох, князь, вы так редко балуете нас своим присутствием, — кокетничала брюнетка, подставляя под липкие поцелуи и вторую ручонку. Лиховской что-то мурлыкал и прижимался к оголённым телесам собеседницы излишне пылко.
—
