дарит, однако, аромат,
А я с тревогой на лице
украдкой в зеркальце гляжусь.
Так вот. Вернулся как-то вечером из лавки Хань Даого и лег спать. Приближалась полночь, когда жена его, Ван Шестая, завела такой разговор.
– Гляди, как нам благоволит хозяин, – начала она. – Сколько ты в этот раз денег нажил! Надо бы угощение устроить и его пригласить. Он ведь сына потерял. Пусть у нас немного посидит, тоску развеет, а? Небось, не объест. Зато и мы перед ним не будем в долгу. Да и приказчики, видя, как ты близок с хозяином, станут совсем по-другому к тебе относиться. Особенно если придется еще ехать на юг…
– Я уж и сам о том думал, – поддержал ее Даого. – Завтра у нас пятое – несчастливое число, шестого и устроим. Позову повара, певиц и приглашение составлю, когда пойду к хозяину, приглашу его к нам. Выпьем с ним, на ночь я в лавку уйду.
– А певиц к чему? – прервала его жена. – Правда, может он захочет у меня посидеть – А так неудобно. Давай пригласим молоденькую певичку Шэнь Вторую. Она у нашей соседки, супруги Юэ Третьего, живет. Одевается со вкусом и собой хороша. Знает модные песенки. А под вечер, если батюшка пожелает ко мне заглянуть, ее можно будет отпустить.
– Хорошо! – согласился Даого.
Тем и кончился тот вечер.
На другой день Хань Даого пошел в лавку и попросил сюцая Вэня написать приглашение, а потом направился к Симэню.
– Вы, батюшка, завтра не заняты? – спросил он после приветствия. – Не могли бы вы пожаловать к нам на чарочку вина. Снизойдите, прошу вас, батюшка. Не откажите нам в такой чести.
Хань Даого протянул приглашение.
– Зачем это себя в расходы вводишь? – пробежав глазами приглашение, спросил Симэнь. – Завтра я свободен. Только в управу загляну и приеду.
Даого откланялся и пошел в лавку. Ху Сю он велел взять корзину и купить курицу и свиные ножки, утку и гуся, свежей рыбы, овощей и сладостей. Потом был нанят повар. Слугу послали нанять паланкин и пригласить певицу Шэнь Вторую. Ван Шестая со служанкой готовила лучший чай. Гостиная была тщательно прибрана. Блестели начищенные столы и кресла. Хозяева ожидали прибытия Симэня.
После обеда Циньтун принес жбан виноградного вина. Через некоторое время в летнем паланкине пожаловал и сам Симэнь в сопровождении Ван Цзина. У ворот Симэнь вышел из паланкина. На нем была парадная чиновничья шапка, длинный халат из темного тонкого шелка и черные сапоги на белой подошве. Его встретил Хань Даого и проводил в дом. Гость и хозяин обменялись приветствиями.
– Премного благодарен вам, батюшка, за вино, – говорил хозяин.
Посреди гостиной стояло почетное кресло, в которое и сел Симэнь. Немного погодя показалась вырядившаяся Вань Шестая. Ее прическу держали многочисленные шпильки полукругом, золотой ободок и серебряная сетка, украшенная по канту бахромой и подвесками. На ней была белая кофта из ханчжоуского шелка с застежкой спереди, бледно-зеленая шелковая безрукавка и бледно-желтая с бахромой юбка. На ногах у нее красовались атласные туфельки цвета воронова крыла на толстой подошве, отделанные золотой тесьмой в виде плывущих облаков. В ушах блестели золотые серьги-гвоздики. Словом, одета она была с большим вкусом. Ван Шестая грациозно подошла к Симэню и отвесила четыре поклона, а потом удалилась отдавать распоряжения.
Вскоре появился Вань Цзин. Он нес расписанный золотом красный лаковый поднос, на котором стояли две чашки густо заваренного чаю, куда для духу были примешаны бобы с корицей. Даого взял чашку и, высоко приподняв, торжественно преподнес ее Симэню. Другую он поставил себе и присел рядом с гостем. После чаю Ван Цзин унес посуду.
– Неизмеримо велика ваша милость, батюшка, оказываемая мне, ничтожному, – заговорил, наконец, Даого. – Вы не оставляете своим покровительством мою жену во время моих отъездов, взяли к себе в слуги Вань Цзина. Глубоко тронутые вашей добротою, мы с женой не знали, как выразить вам свою искреннейшую признательность, и решили устроить скромное угощение, пригласить вас, батюшка, побыть у нас. Кончина вашего наследника застала меня вдали, а жена моя была здесь, но из-за недомогания не смогла выразить вам своего соболезнования, чем, наверное, сильно вас огорчила. Мы пригласили вас, батюшка, во-первых, развеять горе, а во-вторых, попросить у вас прощения.
– Ну что ты! – отозвался Симэнь. – Заставил я только вас раскошелиться.
Пока они беседовали, Ван Шестая расположилась за небольшим столиком рядом.
– А ты уже батюшке сказал? – обратилась она к мужу.
– Нет еще, – отвечал Даого.
– Вы о чем? – поинтересовался Симэнь.
– Мы хотели пригласить для вас, батюшка, двух певиц, – объясняла Ван, – но потом так и не решились. Вот позвали барышню Шэнь Вторую от соседки Юэ. Барышня совсем молода, модные песенки и речитативы знает. В прошлый раз я слышала у вас барышню Юй. Поет она так, средне. Барышня Шэнь куда лучше ее! Вот я для вас, батюшка, ее и позвала. Не знаю, понравится ли она вам, батюшка. А то можно будет позвать ее и к вам. Пусть матушек усладит пением. Ее ведь постоянно зовут. Надо только с ней заранее договориться. Она не посмеет отказаться.
– Раз позвали, пусть выйдет, погляжу, – сказал Симэнь.
Даого кликнул Дайаня.
– Помоги батюшке снять халат, – обратился он к слуге.
Тем временем накрыли стол. Ху Сю расставил закуски и кушанья. Принесли вино. Были тут и копченая утка, и креветки, и прочая морская снедь, и пельмени. Ван Шестая откупорила жбан и, подогрев вино, принесла его в кувшине. Даого поднес Симэню чарку, а потом позвали барышню Шэнь. Симэнь пристально рассматривал певицу.
У барышни Шэнь была высокая прическа. Редкие цветы и шпильки украшали ее связанные узлом локоны-тучи. Переливались сапфировые серьги. Была она в зеленой кофте и красной юбке, из-под которой выглядывали золотые лотосы-ножки. Ее ланиты были нежны, как персики, рисинки-зубы ослепляли белизной, а тонкие изогнутые брови таили в себе чары весенних гор. Как колышущаяся на ветру ветка цветов, приблизилась она к Симэню и отвесила четыре земных поклона.
– Встань, прошу тебя! – сказал Симэнь. – Сколько цветущих весен ты видела?
– Мне двадцать один год.
– Много песен знаешь?
– Всего больше сотни напевов.
Симэнь велел Даого принести стул, и барышня, поклонившись, села рядом с гостем, взяла цитру и спела арии из «Беседки Осеннего благоухания». Когда она отведала рисового отвара, ее попросили спеть арии из сцены «Тьма солдат-бунтовщиков». Пир близился к концу.
– А теперь возьми лютню и спой малые романсы,[953] – попросил Симэнь.
Барышне Шэнь хотелось показать все свое умение. Легким движением она поправила шелковые рукава, подтянула колки и, нежно коснувшись струн, заиграла мотив «Овечка с горного склона»:
– Давным-давно я глаз не видел милых.Что на душе – и передать не в силах.Как я тоскую по тебе, – ты знаешь,Да и сама меня не забываешь.Близки мы были,Неразлучны были,Клялись в любви,В сердцах любовь носили.Жаль, что не в стенах монастыря случилось,[954]Что юной, нежной ты ко мне явилась,Прекрасную Инъин напоминая,Весеннее тепло в душе рождая.О, можешь ли еще хоть раз явиться,Чтобы в душе навеки поселиться!Едва увижу облик несравненный –И вот уж лезть готов я через стену,Чтоб к западному флигелю проникнутьИ телом и душой к нему приникнуть.[955]– Мой друг! Разлуке оба мы не рады.Не встретятся на расстоянии взгляды.С тех пор, как бросил ты меня жестоко,Мне холодно на ложе, одиноко.Как щепка, сохну,Думая о друге,Лишь лютня делитВсе мои досуги.Тебе тяжка разлука, милый? Знаю.Сама я с ног валюсь, вздыхаю, таю.Проходят ночи,Опьянена яЖеланьем встречи.Бессонны очи…Бессвязны речи…Лишь о свидании с тобой мечтаюИ в думах этих время коротаю.Явись же мне, Избавь меня от муки!Шаги слышны,Шум ветра ли в бамбуке?Я от письма невольно отрываюсь,Прислушиваюсь, в ожиданьи маюсь…Нет, то цветов чуть колыхнулись тени –Чист, как водица, лик луны осенней.
После исполнения двух романсов на мотив «Овечки с горного склона», Хань Даого велел жене подать вина. Ван Шестая поднесла гостю полную чарку.
– Барышня Шэнь, – говорила она, – ты ведь знаешь романсы на мотив «Застряла в решетке южная ветка». Спой-ка батюшке.
Барышня Шэнь переменила мотив и запела:
Как прежде смотрел на тебя я,Восторгом любовным согрет!В цвету, как весна молодаяКрасотка осьмнадцати лет.Волос твоих черные тучиИ прелесть молочных ланит,И взгляд ослепительный, жгучий, –Все счастье и радость сулит.Быть знатной тебе надлежало,Тобой и дворец бы блистал!Какая досада и жалость,Что продана в злачный квартал.Как прежде смотрел на тебя я,Мой нежный весенний цветок!Томилась, в пыли прозябая,И вовремя я не помог,Манеры твои горделивы,А голос – так мил и несмел!Но талию гибкую ивы,Не первый я лаской согрел.Твой облик чарующе нежныйИ страсть утоляющий взор…Как жаль мы не встретились прежде,Познала ты боль и позор.
Романсы на мотив «Застряла в решетке южная ветка» сразу напомнили Симэню первую встречу с Чжэн Айюэ. Он остался очень доволен. Ван Шестая, обрадованная тем, что угодила гостю-ценителю, опять наполнила до краев чарку.
