И ударил.
Осколочный клинок совершил несколько размашистых смертельных взмахов, поразив десятерых копейщиков.
Каладин оцепенел от ужаса, когда Турим, Ачис, Хамель и еще семеро рухнули с выжженными глазами; их доспехи и оружие были рассечены насквозь. Оставшиеся копейщики ошеломленно подались назад.
Осколочник атаковал снова, убив Ракшу, Навара и еще четверых. Каладин стоял, раскрыв рот. Его солдаты – его друзья – падали замертво, как подкошенные. Последние четверо как-то умудрились спастись. Хэв споткнулся о труп Турима, упал и выронил копье.
Воин забыл о них и вернулся к прикованному к земле Амараму.
«Нет, – подумал Каладин. – Нет, нет, НЕТ!»
Что-то вынудило его кинуться вперед вопреки всякой логике, вопреки здравому смыслу. Он был вне себя от шока, жуткой боли и… ярости.
Они сражались в маленькой лощине, где больше никого не было. Копейщики, у которых осталась хоть капля разума, сбежали. Его последние четыре солдата вскарабкались на холм неподалеку, но не побежали дальше. Они звали его.
– Каладин! – орал Риш. – Каладин, нет!
Тот закричал. Осколочник увидел его, повернулся с невероятной быстротой и замахнулся. Каладин ушел от меча и тупым концом копья ударил осколочника в колено.
Копье отскочило. Каладин выругался и бросился назад – осколочный клинок рассек воздух прямо перед ним. Юноша остановился и снова кинулся на врага, целясь в шею. Латный воротник отразил и эту атаку. Копье почти не оцарапало краску на доспехе.
Осколочник повернулся к нему, держа клинок обеими руками. Каладин ринулся в сторону, уходя за пределы досягаемости этого невероятного оружия. Амарам наконец-то освободился и уползал прочь, волоча ногу – судя по виду, сломанную в нескольких местах.
Каладин резко остановился и присмотрелся к противнику. Эта тварь не была богом. Она олицетворяла собой все самое презренное, что было в светлоглазых. Способность безнаказанно убивать людей вроде Каладина.
Не бывает доспеха без зазора. Не бывает человека без изъяна. Каладину показалось, он видит глаза врага сквозь смотровую щель в забрале. Эта щель достаточно большая для кинжала, но броску следовало быть безупречным. Ему нужно приблизиться. Приблизиться на смертельно опасное расстояние.
Каладин снова бросился в атаку. Осколочник замахнулся, готовясь нанести все тот же размашистый удар, которым погубил стольких солдат. Каладин упал и проехался на коленях, откинувшись назад. Осколочный клинок мелькнул над ним и отсек кончик копья. Наконечник отлетел, кувыркаясь.
Юноша напрягся и прыгнул. Вскинул руку с ножом, целясь в глаза, что наблюдали из-под непроницаемой брони. Кинжал ударился о забрало под углом, что лишь самую малость отличался от правильного, и срикошетил от края смотровой щели.
Осколочник, ругнувшись, замахнулся на Каладина громадным мечом.
Каладин приземлился, инерция все еще несла его вперед. Что-то сверкнуло в воздухе перед ним, падая на землю.
Наконечник копья.
Юноша издал дикий вопль, развернулся и схватил летящий наконечник. Тот падал острием вниз, и Каладин ухватил его так, что большой палец уперся в обломок древка, а острый конец выглядывал с другой стороны кулака. Осколочник изготовился к новому удару. В этот момент Каладин остановился, выбросил вперед руку и вонзил наконечник копья прямо в щель забрала.
Все замерло.
Каладин стоял, вытянув руку, осколочник был справа от него, совсем близко. Амарам добрался до середины склона неглубокой впадины. Копейщики наблюдали за происходящим сверху, разинув рот. Юноша стоял, тяжело дыша, все еще сжимая обломок древка, и рука его была прямо перед лицом противника.
Осколочник со скрипом стал заваливаться на спину и рухнул. Клинок выпал из его руки, ударился о землю под углом и вошел в камень.
Каладин побрел прочь, спотыкаясь; силы его покинули. Он был оглушен, ничего не чувствовал. Его люди подбежали и застыли, глядя на павшего врага. Они были потрясены, в них даже ощущалось благоговение.
– Он мертв? – тихонько спросил Алабет.
– Да, – ответил кто-то.
Каладин повернулся. Амарам все еще лежал на земле, но снял шлем – его темные волосы и борода слиплись от пота.
– Будь он еще жив, клинок бы испарился. Доспехи спадают с него. Он мертв. Кровь отцов моих… ты убил осколочника!
Странное дело, Каладин не чувствовал удивления. Лишь неимоверную усталость. Он окинул взглядом трупы друзей.
– Возьми его, – сказал Кореб.
Тот повернулся и посмотрел на осколочный клинок, который под углом торчал из камня, рукоятью к небесам.
– Возьми его, – повторил Кореб. – Он твой. Буреотец, Каладин! Ты теперь осколочник!
Юноша шагнул вперед, сбитый с толку, протянул руку к осколочному клинку. Его пальцы остановились в дюйме.
Все было неправильно.
Взяв клинок, он сделается одним из них. Если слухи не врут, у него даже изменится цвет глаз. Хотя меч блестел в лучах солнца и на нем не осталось и следа совершенных убийств, на миг показалось, что он отливает красным. Испачканный в крови Даллета. Турима. Крови людей, что были живы всего несколько минут назад.
Это настоящее сокровище. Люди обменивали королевства на осколочные клинки. О горстке темноглазых, что добыли их в бою, будут помнить вечно благодаря песням и преданиям.
Но сама мысль о прикосновении к этому клинку вызывала у него тошноту. Оружие воплощало все, что он ненавидел в светлоглазых, и только что убило людей, которых он так сильно любил. Кала дин не мог стать легендой благодаря чему-то подобному. Он посмотрел на свое отражение в безжалостном металле, опустил руку и повернулся спиной.
– Кореб, он твой, – бросил Каладин. – Я отдаю его тебе.
– Что?! – раздался позади голос Кореба.
Впереди гвардейцы Амарама наконец-то вернулись, опасливо и пристыженно выглянув из-за края впадины.
– Что ты творишь? – требовательно спросил Амарам, когда Каладин прошел мимо. – Как… Ты что же, не станешь брать клинок?
– Он мне не нужен, – тихо проговорил Каладин. – Я отдаю его своим людям.
Юноша пошел дальше, опустошенный, со слезами на щеках выбрался из впадины, протолкался сквозь гвардейцев Амарама и в одиночестве направился в сторону военного лагеря.
48
Клубника
«Они забирают свет, где бы ни таились. Кожа их обожжена».
Кормшен, с. 104.Шаллан смирно сидела в кровати, застланной чистейшим бель ем. Она находилась в одном из многочисленных харбрантских госпиталей. На ее руке была аккуратная повязка из хрустящих бинтов. Девушка держала перед собой рисовальный планшет. Сиделки с неохотой разрешили порисовать, но взяли слово, что пациентка не будет «напрягаться».
