– Ваше величество, здесь я становлюсь здоровее, но не счастливее.
Он покачал головой:
– Нельзя допустить еще одного несчастного случая.
– Я… понимаю. Но уверяю вас, мне намного лучше. Это событие случилось из-за переутомления. Теперь я отдохнула, и никакой опасности больше нет.
– Это хорошо. Но все равно мы продержим тебя здесь еще несколько дней.
– Да, ваше величество. Но можно хотя бы разрешить посетителей?
До сих пор сиделки и лекари настаивали, чтобы ее никто не беспокоил.
– Да… думаю, это поможет. Я поговорю с ревнителями и предложу, чтобы тебе разрешили время от времени принимать посетителей. – Он помедлил. – Когда ты полностью выздоровеешь, возможно, следует на некоторое время приостановить обучение.
Она изобразила гримасу. До чего тошнотворный театр…
– Ваше величество, мне ужасно не хочется этого делать. Но я очень соскучилась по своей семье. Возможно, мне следует к ним вернуться.
– Отличная идея. Уверен, ревнители с большей охотой отпустят тебя, если будут знать, что ты возвращаешься домой. – Он одарил ее добродушной улыбкой и похлопал по плечу. – Наш мир иной раз похож на ураган. Но помни, всегда будет новый рассвет.
– Спасибо, ваше величество.
Король двинулся дальше, к другим пациенткам, потом тихонько поговорил с ревнителями. Примерно через пять минут в палату вошла Ясна, в красивом темно-синем платье с золотой вышивкой, как обычно горделивая и решительная. Ее блестящие черные волосы были заплетены в косы и заколоты шестью тонкими золотыми шпильками, щеки нарумянены, а губы покрыты кроваво-красной помадой. В белой комнате она выделялась, словно цветок посреди бесплодного каменного поля.
Она скользнула к Шаллан – ног не было видно под свободными складками шелковой юбки, – зажимая под мышкой толстую книгу. Ревнитель принес табурет, и она села на том же месте, где недавно располагался король.
Ясна смотрела на Шаллан, и лицо у нее было непроницаемое, точно маска.
– Мне уже говорили, что я слишком требовательная и, возможно, жестокая наставница. Вот одна из причин, по которым я обычно отказываю соискательницам.
– Светлость, приношу извинения за свою слабость. – Шаллан опустила глаза.
Ясну эти слова как будто рассердили.
– Дитя, я не собиралась в чем-то винить тебя. Я пыталась сделать нечто прямо противоположное. К несчастью, я… в этом совершенно ничего не смыслю.
– В извинениях?
– Да.
– Ну, видите ли, – начала Шаллан, – чтобы мастерски извиняться, в первую очередь следует наделать ошибок. Ясна, в этом ваша проблема. Ваше неумение ошибаться внушает ужас.
Лицо принцессы смягчилось.
– Король упомянул, что ты собираешься вернуться к семье.
– Что? Когда?
– Когда мы с ним встретились в холле снаружи и он наконец-то разрешил мне повидать тебя.
– Вы так сказали, словно стояли там и ждали разрешения.
Ясна промолчала.
– Но как же ваши изыскания?!
– Я могу ими заниматься в госпитальном зале для посетителей. – Принцесса помедлила. – Хотя в последнее время мне трудновато сосредоточиться.
– Ясна! Это так похоже на проявление… человеческих чувств! Принцесса взглянула на нее с упреком, и Шаллан поморщилась, тотчас же пожалев о сказанном:
– Простите. Я плохо училась, верно?
– Возможно, ты просто упражняешься в искусстве извинения. Когда оно будет необходимо, ты не растеряешься, как я.
– Это очень умно с моей стороны.
– Несомненно.
– Может, мне стоит прекратить? – спросила Шаллан. – Кажется, я достаточно попрактиковалась.
– Я склонна считать, что извинения – искусство, учиться коему следует у нескольких учителей. Только не используй меня в качестве образца для подражания. Гордыню часто путают с безупречностью. – Она подалась вперед. – Прости меня, Шаллан Давар. Загрузив тебя работой, я едва не оказала миру плохую услугу, украв у него одну из великих ученых нового поколения.
Шаллан покраснела. Ее одолевало чувство вины, мысли разбредались. Взгляд девушки метнулся к руке наставницы, затянутой в черную перчатку, под которой пряталась подделка. Защищенной рукой Шаллан сжала кошель с духозаклинателем. Если бы Ясна только знала…
Ясна взяла книгу, которую держала под мышкой, и положила на постель ученице:
– Это для тебя.
Шаллан взяла книгу, открыла – но первая страница оказалась пустой. Как и вторая, как и все остальные. Нахмурившись, она посмотрела на Ясну.
– Она называется «Книга бесконечных страниц», – пояснила принцесса.
– Э-э-э, я почти уверена, что она не бесконечная, светлость. – Шаллан открыла книгу на последней странице и продемонстрировала Ясне.
Та улыбнулась:
– Это метафора. Много лет назад один очень близкий человек попытался обратить меня в воринизм. Хорошая была попытка. Он использовал этот метод.
Шаллан склонила голову набок.
– Ты ищешь правды, – продолжила Ясна, – но не отказываешься от своей веры. Это заслуживает уважения. Обратись в орден искренности. Они из самых маленьких орденов, но руководствуются этой книгой.
– С чистыми страницами?
– Именно. Они поклоняются Всемогущему, но верят в то, что невозможно ответить на все вопросы. Книгу нельзя заполнить, потому что всегда можно научиться чему-то еще. Их обитель – место, где никого не наказывают за вопросы, даже если те ставят под сомнение догматы воринизма как такового. – Принцесса покачала головой. – Лучше я объяснить не смогу. В Харбранте их нет, но в Веденаре, думаю, найдутся.
– Я… – Шаллан осеклась, заметив, с какой нежностью Ясна положила руку на книгу. Этот предмет был дорог принцессе. – Я и не думала, что существуют ревнители, готовые подвергать сомнению собственные верования.
Ясна вскинула бровь:
– Шаллан, ты узнаешь, что мудрые люди есть в любых конфессиях, равно как хорошие люди есть в любой стране. Те, кто на самом деле ищет мудрости, признают, что их противники обладают достоинствами и учатся у тех, кто освобождает их от иллюзий. Все прочие – будь они еретики, воринцы, исперисты или маакианцы – в равной степени ограниченны. – Она убрала руку с книги и как будто собралась встать.
– Он ошибается, – вдруг сказала ученица, кое-что осознав. Ясна повернулась к ней.
– Кабзал, – уточнила Шаллан, краснея. – Он говорит, вы изучаете Приносящих пустоту, поскольку хотите доказать, что воринизм – фальшивка.
Принцесса насмешливо фыркнула:
– Стала бы я посвящать четыре года своей жизни такой чепухе. Пытаться опровергнуть несуществующее – несусветная глупость. Пусть воринцы верят как хотят: мудрецы из их числа найдут в религии доброту и утешение, а глупцы останутся глупцами, невзирая на веру.
