— Я не пойду.
— Почему?
— Это ниже моего достоинства.
— Да уж, блин. Ты лучше пойдешь по домам, как жалкий бойскаут, предлагать уборку пылесосом за полдоллара. — Стив буровит отца взглядом. — А счета-то неплохо бы оплачивать вовремя.
Вот тут-то отцовский кулак грохает об стол.
— Нет.
В общем, точка.
Видите ли, моего отца легко не согнуть. Если понадобится, он будет биться до смерти.
Стив пробует другую тактику.
— Мам?
— Нет.
Таков ее ответ, и теперь уже все решено.
Никаких касс.
Весь сказ.
Позже, когда мы ведем на прогулку Пушка, мне хочется обо всем этом высказаться, но наши с Рубом головы слишком заняты тем, как бы нас кто не заметил, и мы не разговариваем. И даже позже, в комнате, никаких разговоров. Мы оба спим как убитые и просыпаемся, не ведая, что на дворе — день Руба, день, который все изменит. Мгновенно и чудесно.
Все будет после школы.
Оно ждет.
У нашего дома, у калитки.
Какой-то резкий тип спрашивает нас:
— Зайдем поговорить?
Он привалился к калитке, ему невдомек, что она в любой момент может рассыпаться на части (хотя по его виду не сказать, чтобы это его хоть каплю заботило). Тип небрит и одет в джинсовую куртку. На руке наколка. Он снова вопрошает, на этот раз просто:
— Ну?
Мы с Рубом глядим.
На этого типа.
Друг на друга.
— Ну, для начала, — говорит Руб посреди ветреной улицы, — ты что за хрен?
— Ой, прошу прощения, — отвечает тип с сильным центровым акцентом, — я — тот, кто может преобразить твою жизнь или втоптать ее в грязь — если будешь умничать.
Мы решаем поговорить.
И думать нечего.
Тип продолжает:
— Ходят слухи, ты умеешь драться. — И кивает на Руба. — У меня есть источники, которым я доверяю, так вот они сообщают, ты кого-то здорово отделал.
— И?
Теперь к делу.
— И я предлагаю тебе драться у меня. Полсотни баксов за победу. А проиграл — зрители подкидывают, прилично.
— Давай-ка лучше зайдем.
Руб знает.
Это может быть интересно.
Дома никого, так что мы садимся на кухне, и я наливаю типу кофе, хотя он и сказал, что хочет пива. Даже если бы пиво у нас было, я бы не отдал его этому типу. Больно наглый. Больно резкий, а хуже всего — обаятельный, а с обаятельными всегда трудно иметь дело. Ну, понимаете, если чувак без вопросов гнусная личность, от такого легко отделаться. А вот когда он тебе поневоле нравится, тут уж трудно отбиваться. Где обаяние, там все может случиться. Смертельная комбинация.
— Перри Коул.
Так его зовут. Что-то знакомое, но я не вдаюсь.
— Рубен Волф, — представляется Руб. Показывает на меня: — Кэмерон Волф.
Мы оба жмем Перри Коулу руку.
На татухе у него ястреб. Оригинально, да.
Одного не отнять у этого типа — он без церемоний. Говорит с тобой и не боится наклониться поближе, даже если от кофе у него изо рта несет помойкой. И все выкладывает сразу. Это рассказ о регулярном насилии, подпольных боксерских матчах, полицейских облавах и всем, из чего складывается бизнес этого Перри.
— Гляди, — поясняет он таким плотным злым голосом, — я работаю в подпольном боксе. Всю зиму у нас каждое воскресенье проходят матчи, устраиваем в четырех местах по городу. Или на складе в Глибе, я сам там живу поблизости. Или на мясокомбинате в Марубре. Или на складе в Эшфилде, и еще есть довольно приличный ринг за городом, в Хеленсберге, у одного чувака на ферме. — Он говорит, а у самого слюни летят с языка и набираются в углах рта. — Как я говорил, если побеждаешь, получаешь пятьдесят долларов. Если проигрываешь, можешь рассчитывать на чаевые. Зрители кидают столько, что не поверишь. В смысле, казалось бы, можно придумать занятие получше на воскресный послеобед и вечер, но нет. Футбол и прочая эта шелуха у них уже в печенках сидит. Платят по пять баксов за вход и за вечер смотрят до шести поединков. Каждый по пять раундов, и бывают красивые бои. Сезон уже идет не первую неделю, но, думаю, найду для вас местечко… Если захотите пойти к какому другому парню, который тоже выставляет команду, условия будут те же. Если хорошо дерешься, с голоду не помрешь, а я с твоих кулаков разбогатею. Вот так. Идешь?
Руб сегодня не брился, он задумчиво скребет колючую щетину.
— Ну, а как, блин, я на все эти бои доберусь? Как выколупываться из Хелленсберга в воскресенье вечером?
— У меня микроавтобус. — Просто. — У меня микрач, туда я пихаю всех своих бойцов. Если тебя поломают, к доктору я не везу. Это не входит в контракт. А если убьют, хоронить тебя будут родные, не я.
— Ну, хорош нудить, — говорит Руб, и мы все смеемся, особенно Перри. Руб ему нравится. Это точно. Людям нравится, когда говоришь, что думаешь. — Если убьют… — передразнивает мой брат.
— Один чуть не того, — заверяет его Перри, — просто ночь была жарче обычного. Тепловой удар, хотя не сильный. Тяжеловес.
— О.
— Так что, — улыбается Перри, — идешь?
— Не знаю. Мне надо поговорить с менеджером.
— Кто твой менеджер? — Пери лыбится и кивает в мою сторону: — Не этот цветочек?
— Никакой он не цветочек. — Руб наставляет на него палец. — Он неженка. — Потом серьезно: — Вообще-то он, может, и тощеват, но, говорю тебе, держать удар умеет.
И я обалдеваю. Рубен Л. Волф, мой брат, заступается за меня.
— Правда?
— Правда… Хочешь, проверь. Мы пойдем во двор и поиграем в «один кулак». — Руб смотрит на меня. — Перелезем и заберем Пушка, чтоб не брехал. Ему нравится смотреть с нашего двора, так ведь?
— Он любит, да.
Мне остается лишь подтвердить. Старика Пушка сердит как раз то, что он по другую сторону изгороди. Ему надо быть рядом, чтобы хорошо видно. Тогда все в ажуре. Он или наблюдает с интересом, или ему становится скучно, и он засыпает.
— Что еще за Пушок? — спрашивает Перри оторопело.
— Увидишь.
Мы с Рубом и Перри встаем и идем на задний двор. Мы надеваем по перчатке, Руб лезет к соседям и через забор подает мне Пушка, и «один кулак» сейчас начнется. По лицу Перри я понимаю, что ему нравится.
У нас по одной боксерской перчатке, но шпиц Пушок требует внимания и поглажки. Мы наклоняемся и гладим шавку-малявку. Перри смотрит. По виду он из тех, кто одним пинком отправит собачку вроде Пушка отсюда на Луну. А оказывается, не такой.
— Псина — позорище, — объясняет ему Руб, — но мы должны за ним присматривать.
— Иди сюда, парень.
Перри протягивает руку Пушку понюхать и сразу нравится ему. Пушок садится рядом с Перри, а мы с Рубом тем временем начинаем нашу игру в «один кулак».
Перии доволен.
Он смеется.
Лыбится.
Смотрит с любопытством, как я первый раз лечу на землю.
И радостно треплет Пушка, когда второй.
Хлопает в ладоши, когда я крепко угощаю Руба в челюсть. Славно так втыкаю.
Минут через пятнадцать мы останавливаемся.
— Ну, говорил я тебе? — спрашивает Руб, и Перри кивает.
— Покажитесь нам еще немного, — спокойно распоряжается он, — только поменяйтесь перчатками.
Похоже, он напряженно думает. Потом наблюдает, как мы с Рубом вновь тузим друг друга.
С не той перчаткой труднее. Мы оба пропускаем больше ударов, но мало-помалу входим в ритм. Описываем круги. Руби выбрасывает кулак. Я подныриваю. Отскакиваю. Прохожу на ближнюю. Хлесь! Достаю в подбородок. И еще по ребрам. Он отвечает. Дыхание у него жесткое, его кулак обдирает мне скулу, потом попадает в горло.
— Прости.
— Норм.
Мы продолжаем.
Руб приваривает мне под ребра, вышибает дух. У меня вырывается беззвучный подвизг.
Руб стоит.
Я тоже, но сломавшись пополам.
— Прикончи его, — командует Перри.
Руб выполняет.
Первым, придя в себя, я вижу уткнувшуюся мне в лицо собачьежуткую морду Пушка. Потом я вижу Перри, он лыбится. Потом вижу Руба, он встревожен.
— Я нормально, — говорю ему.
— Молодец.
Они подымают меня, и мы возвращаемся на кухню, Руб с Перри садятся. Я валюсь на стул. Такое чувство, что сейчас отдам концы. По краям поля зрения какая-то зеленая кайма. В ушах шелест помех.
Перри показывает на холодильник.
— Точно пива нет?
— Ты что, алкаш, или кто?
— Просто люблю иногда хлопнуть пивка.
— Ну… — говорит Руб прямо, — у нас нет.
Ему слегка не по себе, что он меня вырубил, я вижу. Я вспоминаю, как он говорил: «В жизни меня не волнует ничего, кроме…»
Перри решает вернуться к делу.
Его слова как гром среди ясного неба.
Слова такие:
— Я бы взял вас обоих.
Руб удивленно сопит и трет нос.
Перри переводит взгляд на Руба и поясняет:
— Ты… — и лыбится. — Ты умеешь драться. Факт. — Потом смотрит на меня. — А у тебя есть стержень… Глядите, о чем я еще не рассказал — чаевые. Люди бросают деньги тебе в угол, если видят, что у тебя есть стержень, а… Кэмерон, правильно?
