class="p1">– Граф Боргезе.
– Он вам действительно платит?
– Да.
– Тогда вы должны знать, что он корчит из себя графа де Бо-оргезе.
– Корчит? В смысле, он не граф?
Мистер Ганз пожал плечами.
– В Италии графов как грязи. У тебя есть пятьдесят тысяч? Все, можешь быть бароном.
Без понятия, о чем он, но повода для беспокойства не было – для чего бы ни были нужны пятьдесят тысяч, их у нас не было.
– Он купил титул?
– Этого я не говорил, – сказал мистер Ганз. – Его титул настоящий и, насколько мне известно, даже довольно древний. Суть в другом: в нем нет ничего благородного и аристократичного. Возьмем, к примеру, это так называемое «соперничество». Все это происходит только в его голове. И в голове Принцессы.
– Не уверен, что я понимаю, – сказал Берни.
– А это не очевидно? Вафелька и Принцесса за последние два года посетили десять выставок, и на каждой выходили в финал. И Вафелька – ты моя хорошая девочка – каждый раз побеждала. Одностороннее соперничество – это оксюморон.
Вафелька таращилась в пространство. Одно ее крошечное ухо странно загнулось назад.
– Я думал, Принцесса победила в Балморале, – сказал Берни.
– Балморале? Даже не говорите со мной о Балморале.
– Почему? Разве это не самая крупная собачья выставка в мире?
– О, в этом не сомневайтесь, но что насчет честной игры?
– А что с этим было не так?
– Я вижу, ваш работодатель не объяснил вам полную картину.
– Так посвятите же меня.
– Поразительно, что вы этого не знаете, – сказал мистер Ганз. – В Балморале они буквально выстрелили Вафельке в колено.
Берни очень редко выглядел удивленным, так редко, что я даже не сразу распознал выражение его лица.
– Повторите-ка?
– Какое слово вы не поняли?
– Например, «выстрелили в колено», – сказал Берни. – Я не уверен, что у собак вообще есть колени.
Конечно, у нас их нет. Человеческие колени довольно уродливые, и ноги у них выглядят как-то странно. А наши ноги – хоть и не мне об этом говорить – крайне элегантны.
– Это была метафора, – сказал мистер Ганз.
– Метафора чего?
– Самого ужасающего зверства, которое я только видел в своей жизни.
– И это?..
Мистер Ганз погладил Вафельку.
– Я не хочу вновь говорить об этой травме. Только не рядом с ней.
– Я понимаю, – сказал Берни.
– Да?
Берни кивнул. Это был короткий кивок, скорее даже простое подергивание подбородка, и, пожалуй, мой самый любимый вид кивков среди всех: он был настоящим.
– Я вам верю, – сказал мистер Ганз. Он сделал глубокий вдох. – Полагаю вы встречались с тренером, Нэнси Малон?
– Да.
– Когда-то она на меня работала, вы знали об этом?
– Нет. Чем закончилось ваше сотрудничество?
– Это к данному вопросу не относится, – сказал мистер Ганз. – Суть вот в чем: в день выставки в Балморале – еще ничего не началось, мы все еще были за кулисами – Нэнси Малон подошла и… – он понизил голос, – наступила на бедную маленькую лапку Вафельки. Жестоко. Вышибла ее из соревнования – бедняжка хромала еще много дней, – глаза мистера Ганза стали еще более влажными. Глаза Вафельки, к слову, тоже, а уши подались назад. – Так что, да, Принцесса выиграла Балморал, если вы можете назвать это победой.
– Что случилось после?
– После чего?
– После того, как Нэнси Малон наступила на Вафельку.
– Крокодильи слезы, разумеется, – крокодилов я тоже видел в телевизоре, но они что, и в Балморале отметились? Дело становилось все более запутанным. Нужно было готовиться ко всему. У нас с Берни работа суровая.
– Что вы имеете в виду?
– Ужасно раскаивалась, утверждала, что это была случайность, бесконечно извинялась. Даже имела наглость – вы только представьте – взять Вафельку на руки и пытаться ее утешить. Я положил конец этому представлению.
– Возможно ли, что это был несчастный случай?
– Совершенно точно нет.
– Вы видели, как это случилось?
– Строго говоря, нет, не видел, между нами стояли другие люди – там вообще творился сущий хаос, что дало ей возможность действовать. Но я полагаюсь на неоспоримого свидетеля.
– На кого?
– Того, кто все видел.
– У него есть имя?
– Я не слишком хочу вдаваться в подробности.
– Почему нет?
Последовало долгое молчание, и во время этого молчания я заметил в углу маленькую серебряную миску, а в миске – что-то очень похожее на стейк, нарезанный на маленькие кусочки – возможно, для одной очень маленькой пасти. Или, возможно, для любого, кто случайно оказался поблизости, например, для зашедшего гостя. Эдакий гостеприимный жест. Несколько мгновений спустя я обнаружил, что все еще сижу прямо и настороженно, но почему-то маленькая серебряная миска стала гораздо ближе.
– Мне больше нечего сказать, – заявил мистер Ганз.
– Выглядеть это будет плохо, – сказал Берни.
– Прошу прощения?
– Давайте вернемся к тому, как вы восхищаетесь – восхищались – Аделиной Боргезе.
– Что вы имели в виду… Что будет выглядеть плохо? – голос мистера Ганза изменился, стал выше и тоньше – верный знак, что разговор продвигался в правильном направлении. Ничего удивительного – Берни отлично вел допросы, я ведь еще этого не говорил?
Берни покачал головой.
– Вы свой выбор уже сделали, – сказал он. – Но можете вы объяснить, почему вы восхищались Аделиной?
Голос мистера Ганза стал еще выше.
– Забудьте прошлое время. Я восхищаюсь ей, прямо сейчас.
– Почему?
– Она стоит на земле обеими ногами, – сказал мистер Ганз. – Согласно моему опыту, люди ее финансового положения обычно крайне отдалены от обычной жизни. А Аделина, конечно, наслаждается своими возможностями, но они ее не испортили.
– Может, потому что деньгами она обзавелась в более позднем возрасте, – предположил Берни.
– В более позднем возрасте? – переспросил мистер Ганз. – Что вы имеете в виду?
– Разве она не из Нью-Джерси?
– Да, но как это связано?
Берни открыл рот, чтобы что-то сказать, но в этот момент Вафелька издала дрожащее поскуливание, больно резанувшее по ушам.
– Ох, бедняжка, – проговорил мистер Ганз. – Она так чувствительна к настроению в комнате, к напряжению. Нам придется продолжить в другой раз.
– Почему вы напряжены, мистер Ганз?
– Я не говорил, что я напряжен.
– Тогда кто? Я лично не напряжен, как и… – Берни посмотрел на меня. Ой! Я стоял прямо перед серебряной миской. И она была пустой. Как это вообще могло получиться? – …Чет.
– И?
– Так кто еще может быть напряжен? – сказал Берни и встал. – Мы уйдем, но прежде я хочу рассказать вам о теории графа.
– Теории о чем?
– О похищении, о причине, по которой мы сюда пришли, – сказал Берни. – Граф думает, что настоящей целью была Принцесса.
– Какой в этом смысл?
– Для того, кто злится на произошедшее за кулисами выставки зверство, в этом может быть много смысла.
– Это отвратительное обвинение.
– Но
