вел меня вниз по улице, а затем обратно на грунтовую дорогу, по которой мы въехали в город. Вскоре следы шин исчезли, затерявшись на твердой каменистой поверхности, а спустя еще немного времени пропал и запах масла. Я замедлил шаг, затем и вовсе остановился. Вдруг я почувствовал себя очень плохо, и меня стошнило еще раз. В этот раз блевать мне было особо нечем: на твердой земле растеклась небольшая лужица какой-то водянистой субстанции. Вдруг как из ниоткуда появились муравьи и окружили кисло пахнущую лужицу, осторожно пробуя ее своими лапками. Я был уже готов раздавить их лапой, как услышал тихий писк.
Сначала я решил, что это муравьи. Полный бред, правда? Отлично демонстрирует, насколько я тогда был не в себе. Я отошел подальше от лужи рвоты и муравьев и огляделся. От этого движения у меня заболела голова, но я сразу же забыл об этом. С одной стороны лежали низкие холмы, у подножия которых находился Клаусон-Уэллс, город-призрак. Во всех остальных направлениях, насколько хватало глаз, простиралась пустыня. Разве что далеко-далеко, на горизонте виднелись какие-то горы. Итак, моя работа заключалась в том, чтобы…
И снова этот тихий писк. Больше даже похоже на поскуливание. Может, это ветер?
А может, и нет. Сначала факты, а только уже потом теории, как всегда говорил Берни. Я точно не знал, что это значит, но любил, когда он произносил эту фразу. Берни: умнейший человек в мире.
Я потрусил обратно к городу-призраку. Солнце вставало все выше. Время года было уже не такое жаркое, но в пустыне раскаленное солнце пригревало куда сильнее. Язык казался твердым и сухим. Что там Берни говорил? Единственный источник воды на триста километров вокруг? И где он был? Я обнюхал землю, пока бежал назад к салуну, но не почувствовал никакого запаха воды. Затем я вспомнил, что еще сказал Берни: «Если и он еще не пересох». Нет, где-то он должен быть. Берни вечно беспокоился о воде, но она всегда была у нас в…
Писк послышался снова, на этот раз совсем близко. Я понял, что доносился он из салуна, и теперь был точно уверен: это был не писк, а скулеж. Берни? Нет, Берни бы никогда не заскулил, ни при каких обстоятельствах. Но что если?..
Мысль о чем-то настолько ужасном, что Берни мог бы скулить, практически заставила заскулить меня. Я подлез под качающимися дверьми и вошел внутрь.
Большая часть досок в задней стене отсутствовала, и комнату заливал яркий солнечный свет. Я заметил кое-что, чего не увидел в темноте: огромные клубки паутины, хлипкую лестницу, ведущую на второй этаж, и несколько засохших какашек на полу. Я подошел и понюхал их: койоты. Лежат тут уже давно. В любом случае, это было неважно – я не боялся койотов. Это они меня боялись. Пока я с необъяснимым для себя самого интересом обнюхивал их следы, я снова услышал скулеж. Он доносился откуда-то сверху.
Лестница вся перекосилась, и выглядела не слишком-то надежно. Не стоило и забыть, что я был тем еще здоровяком, то есть, довольно большим. Я начал подниматься, и лестница скрипела подо мной с каждым шагом. После нескольких нижних ступенек я не вынес этого душераздирающего скрипа и рванул вверх. Одна доска проломилась и с грохотом упала куда-то вниз, но к этому времени я уже был наверху и стоял в пыльном коридоре.
Я прислушался, но ничего не услышал, и у меня создалось странное ощущение, словно кто-то рядом тоже прислушивается.
В основном свет проходил через окно в конце коридора. Стекла в нем почти не было – остался только один острый осколок, торчащий из нижней рамы. От одного только его вида в моем животе поселилось странное, неприятное ощущение. В моей работе иногда приходилось выпрыгивать из окон, но из этого окна прыгать не стоило. Не забудь об этом, приятель. Берни иногда так меня называл: приятель. «Пойдем, приятель». Я услышал, как голос Берни произносит это в моей голове, и мне это так понравилось, что я послушал его еще несколько раз.
Затем я двинулся по коридору. Тихо и без спешки, приятель. Я знал, как делать это правильно: уши торчком, прислушиваясь к каждому звуку, медленно опустить лапу, перенося весь вес на подушечки пальцев, когти едва-едва касаются пола. Дверь первой комнаты была открыта – точнее, там вообще никакой двери не было. Я заглянул: комната была совершенно пуста, если не считать пыли, грязи и паутины. Следующая дверь была крепко закрыта. А еще одна дверь, последняя, была чуть-чуть приоткрыта – недостаточно, впрочем, чтобы я смог протиснуться внутрь. Я остановился, прислушиваясь и принюхиваясь. Оттуда не донеслось ни звука, но я учуял слабый запах, который что-то мне напомнил. Спустя пару секунд я вспомнил: Вафелька. Но потом я принюхался еще и понял: нет, пахнет совсем не Вафелькой, этот запах более острый, и эта острота в нем мне нравилась. Я осторожно толкнул дверь плечом, и она открылась шире, позволяя мне заглянуть в комнату.
Комната была так же пуста, как и первая – только паутина, грязь и… нет. Тут было что-то еще, забившееся в темный угол – что-то маленькое с огромными темными глазами. Принцесса! И я нашел ее, я, Чет! Затем я вспомнил, что искал Берни, а не Принцессу, и радость моя поутихла.
Принцесса лежала на подушке, совсем не похожей на ее шелковую подушку. Нет, эта подушка была грязной и пыльной. Я гавкнул – был у меня такой мягкий, приглушенный лай, которым я здоровался. Принцесса не гавкнула мне в ответ, она вообще не издала ни звука, просто лежала на подушке и смотрела на меня этими своими большими глазами. Ох. Она дрожала, дрожала всем телом, словно от холода, хотя на самом деле в комнате было душно и жарко. Я подошел к ней, виляя хвостом, чтобы показать… не знаю точно, что я хотел показать, но это было что-то дружелюбное.
Принцесса, кажется, не слишком меня поняла. Она все еще тряслась – по правде говоря, теперь она тряслась даже сильнее. Я не знал, что делать. Со мной такое когда-нибудь случалось? Я такого не помнил. Я всегда просто брал и делал.
Остаться в этой комнате? Как там говорил Берни? Пустая затея. Уйти без Принцессы? Это тоже пустая затея. У меня оставалась только одна идея, и она заключалась в том, чтобы как следует отряхнуться. Так что я отряхнулся – таким движением, которое вроде как начинается с моего носа, потом идет вниз, до самого
