С пороховых заводов в Рошали спустили нечисть в реку. Воды в то лето было так мало, что речка застыла гелем. Хоть стой, хоть плачь. И всё. Нужно выгружать, паковать, тащить на себе по жаре: продукты, лодку, вещи – до ближайшего автобуса. Словом, получили по личику. И некому жаловаться, сам приволокся сюда, никто тебя не просил.
Моя рабочая коллизия напоминала чем-то загон зайца, бежавшего со всех ног, но появившегося в конце концов под дулом охотника. Всё шло к известному закономерному концу и вызывало скуку у загонщиков, хотя порой появлялось удовольствие рыболова, когда рыба водит лесу, но рыболовная снасть превосходит все рыбьи возможности.
А если в конце гонного круга намечен отстрел, то кто там ждёт меня? Сама Таисия Туркина? ТэТэ? Но у стрелкового оружия невелик радиус поражения, и попадают лишь в тех, что мешаются вблизи. Да, я и сам способствовал этому, и, заполняя душевную пустоту, пил по-чёрному и, находясь в состоянии наркоза, вредил себе. Я как бы падал в глазах окружающих бездарей, наблюдающих тебя с высоты их сторожевых башен через очки выездного формуляра.
Пугают теперь меня безответные звонки. Звонят, поднимаешь трубку:
– Алло, алло…
В ответ – ничего, только дышат в трубку.
– Скажите, что нужно вам?
Молчат и дышат. В чем смысл звонков? Ну, что, убедились, я жив и не пьян? Наслаждаются моей беспомощностью или это контроль смертельной инъекции, которую уже ввели и контролируют? Не знаю, не понимаю я и трубку кладу. А в голове та же анималистическая картина: встретились две змеи, поднялись на хвостах, сплелись, зашипели, разом решив, для кого накоплен смертельный яд.
Недоумевал я, какое ценное дерево рубят? Такое у женщин чаще встречается по мелочному поводу. Они даже жертвуют собой из-за чувств, а иногда переступают через многочисленные трупы. Кухарке приспичило управлять государством, и началось верчение в действии пустом, из раздела – модное. Бывает, модными становятся длиннополые пальто и модно ходить с бутылкой у рта, а на деловом горизонте появилось слово менеджер – управляющий, организатор, и если ты – ноль в работе, можешь рядом стоять, ничего не делая, ярлык работает на тебя. Так очень трудно отличить бездельника, он может заявить: я всё организовал, а сам бесконечно мешает творчеству, заваливая родник.
Возможно, чувствовали они свой первобытный интерес. Так инстинктивно чувствуют воду новорожденные черепашки. И пусть другие трудятся в поте лица, а они соображают, как всё пустить в меркантильный оборот, и что им моя случайная жизнь и судьба? Стратегия их – переступить через обстоятельства, а я попал в разряд насекомых, которых следует безжалостно травить. Известно, что самый удачный способ – метод биологический. Нужно ввести в среду биологического врага, и всё встанет на свои места. Враги часто с виду не страшны. Даже наоборот. Есть кровососущие бабочки, всепожирающие личинки их, и есть безобразная сколопендра. Словом, они – разные. Важна лишь суть – парализуй своего врага и соси его живьём, он ведь твой, соси себе и пой.
В жизни моей уже случилась пара катастроф, когда, казалось мне, проваливаешься в бездонную дыру, но попадаешь в совершенно иной мир, без забот, оставив сложности отношений вне его. Было и то, и это, и всё старо, как мир. Во все времена были свои шуты и шутихи. Известен Риголетто – оперный двойник Трибуле из драмы «Король забавляется» с его приёмами сталкивания короля и вельмож и развращения короля безнаказанностью, его шаги к пороку и безнаказанности. У нас такое же по сути.
– Она лишь будит то, что заложено в нём, – говорит мудрый Юра.
– Шутиха сталкивает нас с шефом, а шеф и сам – шут гороховый. По-французски – clown – клюн. Опасно с шефом шутить. Ведь даже стены имеют уши, и наша жизнь течёт среди них. И дело не в них, а в привычке. Привыкаешь шутить и можешь проговориться, и не исчерпываешь эту тему, и для мыши – страшнее кошки на свете зверя нет.
– Как дела, Славочка? – встречается в служебных переходах «сенбернар» Лёня.
– Очень хорошо. Хотя хорошо-плохо так относительно.
– Как дома?
– Пока в понятии хорошо.
– Намечается поездка в Париж.
– Когда?
– В этом месяце.
Приходиться жить теперь слухами. Обычные сведения не доходят до меня.
Я – как незнающий разговорный язык. Рассказывают анекдот. Все отсмеялись и тогда до меня доходит.
– И по твоим вопросам как раз.
– Всё мимо меня.
– Я о тебе спрашивал. Таисию, говорит: ограниченный состав.
– Кто едет?
– Маша. А ты не знал?
Господи, когда это кончится? Маша ведь – моя подчинённая, и всё за моей спиной…
– Я же отвечаю за этот вопрос и не знаю ровным счётом ничего.
– Как же так, Славочка?
Смутное время теперь. Кругом молодёжные шайки. Избить могут запросто.
Сбивают с ног и ради унижения девчонки из шайки мочатся на тебя. И, пожалуй, похоже у нас.
– Я не знал.
– Таисию я спросил: идёт ведь завязка программы?
– А ничего, справится, – говорит.
Незавидная участь – суетится рядом, когда дело идёт. Возможно, найдутся сочувствующие, но крыть нечем – сам виноват во всём. И это не в первый раз. Как правило, я засеваю, а убирать другим. С наукой так было и даже на телевидении, когда создавалась четвёртая программа, прямо для меня, а я от этих дел ушёл. Так было и будет и нужно признать, что я неизменный буриданов осёл.
– А шеф…
Главным кукловодом у нас шеф. С ним нужно разобраться. Когда-то он вызывал только сочувствие к себе и отношение, как к барону Мюнхгаузену, а это – вымышленный персонаж.
По утрам я спускаюсь к кипящей паром Яузе и миную акведук. В проёмах его загорается новый день. Я иду асфальтированной дорожкой среди росных кустов. Дорожка для бегунов, но мне спешить некуда. Слышен разноголосый собачий лай. Тоже примета времени. Развелась масса бродячих псов, и трудно сказать, чем очередная встреча закончится? Увы, не дано нам предвидеть. Что же с нами происходит? Меж мною и шефовой публикой теперь – выжженная земля и вот приходиться искать утешения в природе.
Говорят, дьявол прячется в подробностях. Я был единственным, кто выслушивал шефовы откровения, об интимном, чем обычно не делятся. Ему нужен был слушатель. В рассказах он казался мне зверем, что сидит в кустах, в сырости и темноте, а звери приходят на водопой и стоит протянуть лапу…
Он разговаривает с женщинами между дел. Как правило, своё обычное: тебя столько бог выделил, твоих достоинств хватило бы десятерым… Рассказывает о жене сослуживца. Пришла она его прихворнувшего проведать. Открыл ей дверь, сказал: раздевайся, я поставлю чаёк. Вернулся в комнату, а она голая ждёт. И теперь на глазах у меня разворачивается его роман с женой соседа, сослуживца, совсем делами замороченного. Наконец, она сказала ему, что согласна, и теперь он не форсировал, не спешил и даже притормаживал.
Мы сидели с ним на службе в небольшой комнате, вдвоём, и он удивлял меня способностью к мимикрии. Временами он выглядел раздавленным насекомым, в сукровице едва шевелившим ножками. Говорил о проехавшемся по нему жизненном колесе. Все жалели его и протягивали руку, не подозревая, что он способен смертельно жалить.
Его способность к регенерации проявлялись в каждом разговоре. Он владел искусством невинных «поворотов винта». Незаметно, несколько превращений и он уже на коне и готов начать очередную авантюру. Со слабыми он не церемонится. Его трёхходовка проста: отступил, осмотрелся и слопал.
Он как-то о Машке сказал:
– Эти трахнутые полукровки…
И мне пришлось удивиться:
– Она-то причём?
– Да, есть в ней это чёртово семя.
А Машка и в ус не дула: включала свой гребанный конвейер с чаем на конце и бодро скакала себе от городского к местному телефону.
Ах, эти бойкие полукровки с разной кровью. Наверное, их кровь не смешивается. Я знаю, в природе есть феномен, наблюдаемый из космоса. Текут по сельве Бразилии две реки: сначала отдельно, затем в общем русле, не смешиваясь. Текут они сами по себе. Вода одной – светлая, как слеза, другая – кофейная и так и текут, светлая и тёмная сторона. Невероятно, но факт. Удивительно.
Да, есть ли в нашем деле евреи? Конечно. Их всегда концентрация на бойких местах. Но отчего евреев не любят? Многим кажется, что они паразитируют на тебе. Там, где иной засомневавшись затопчется, они рванутся вперёд и даже по головам. В народе к ним стойкая неприязнь, должно быть со времён ростовщичества. В романе Стругацких клопы решили продуктовый вопрос. «Мы многочисленны, вездесущи, мы обильно размножаемся… мы своего достигли давно, когда появились на свет эти бурдюки с питательной смесью…» Это об окружающих. Считается, что они нами пользуются.
А в Машке всё в лучшем виде. Она поражает свежестью. Правда, отсутствует изюминка, ради которой мужчины способны на всё. Только к чему нам это сумасшествие? В ней просто всё хорошо. Её можно сравнить с аппетитной калорийной булочкой с выковырнутой изюминкой. Что с того? Ведь может, она не выковырнута, а спрятана внутри. Она из тех, кто постепенно начинает нравится: медленно разгорается, но долго горит.
