исключительно на дипломатических переговорах. Такое же отношение к деятельности Герцля проявилось и при избрании нового председателя организации. Для сионистов с Герцлем прямо был связан только один выдающийся деятель движения — Нордау. Ему вначале и был предложен этот пост, но Нордау отказался, сославшись на то, что его жена — не еврейка. Кроме того, он сознавал, что как “политический” сионист не может рассчитывать на полную поддержку большинства евреев России. В результате компромисса между фракциями был избран Давид Вольфсон. Сорокадевятилетний Вольфсон почти идеально сочетал в себе этническую и идеологическую составляющие сионизма. Сын литовского раввина, он в возрасте двадцати лет приехал в Кельн и преуспел там в торговле лесом. Когда было опубликовано “Еврейское государство”, Вольфсон был уже крупной фигурой в Ховевей Цион — с этого времени он оказывал Герцлю огромную помощь как его представитель в среде российского еврейства.
В этой роли Вольфсон намеревался выступать и после избрания на пост председателя. Разумеется, теперь о блеске и оригинальности, присущих Герцлю, не могло быть и речи. Тонкой дипломатии первых лет сионистского движения как не бывало. Переговоры с турками практически прекратились. Вольфсон, бесспорно тяготевший к “политическому” сионизму, считал необходимым делать упор на практической работе и, надо сказать, весьма успешно справлялся со своими обязанностями. Еще до смерти Герцля Вольфсон организовал Англо-Палестинскую компанию, действовавшую в Палестине, и способствовал созданию Еврейского национального фонда, занимавшегося покупкой земли. Теперь, на посту председателя, он все яснее давал понять, что поддерживает политику постепенного упрочения палестинского ишува, — именно за такой подход и выступали представители восточноевропейского еврейства.
Несмотря на все эти компромиссы, на Десятом конгрессе в 1911 г. Вольфсон был смещен, и руководство перешло к президиуму, в составе которого явно преобладали выходцы из Восточной Европы. Собственно говоря, в этом выразилось не столько неодобрение деятельности самого Вольфсона, сколько превращение сионистской деятельности в повседневный тяжелый труд. На том же Десятом конгрессе была одобрена широкомасштабная деятельность по приобретению земли — этим занималось в Яфо Палестинское бюро под руководством Артура Руппина[126]. Кроме того, по настоянию Вейцмана конгресс постановил, что отныне официальным языком сионистского движения признается иврит, преподавание которого в диаспоре приобрело новый размах. Было также высказано одобрение самостоятельному участию еврейских политических организаций в парламентских и местных избирательных кампаниях, в частности в Австро-Венгрии, — тем самым подчеркивалось наличие у евреев особых национальных интересов в рамках многонациональных государств.
Если, обратившись к столь обыденным проблемам, сионизм и не оказался в крупном выигрыше, то он ничего от этого не потерял. Окончательно выкристаллизовались форма и структура организации. Теперь конгрессы проводились раз в два года, и число делегатов на них неуклонно росло. Большее влияние приобрели федерации на местах. В России в 1905 г. сионисты выступили на выборах в Первую Государственную думу со своей программой, и пятеро из двенадцати депутатов-евреев были избраны. Но 8 июня 1906 г. Дума была распущена. Выборы во Вторую Государственную думу проходили в обстановке резко усилившегося правительственного давления. Власти старались не допустить к участию в выборах избирателей с прогрессивными взглядами, особенно евреев. Было избрано четыре депутата-еврея, из них один — сионист. В Германии число членов Сионистской организации выросло с 1300 человек в 1901 г. до 8 тыс. членов в 1914 г., и хотя эти цифры не идут ни в какое сравнение с массовым размахом российского сионизма, в Германии в их числе был целый ряд выдающихся представителей еврейства, в том числе Отто Варбург, Курт Блюменфельд[127], а позднее — Альберт Эйнштейн. Одним из наиболее влиятельных членов организации в первые годы ее существования был уроженец Вены Мартин Бубер, семья которого была родом из Галиции, — он увлекал сотни немецких и австрийских студентов-евреев мистической трактовкой сионизма как движения, которому предстоит вновь объединить избранный народ на Святой земле.
В 1914 г. уже 127 тыс. евреев разных стран платили свои шекели (членские взносы) Сионистской организации. Ее объединения действовали даже в Южной Африке и Южной Америке. Повсюду создавались школы с преподаванием на иврите. Сионистская литература переводилась на множество языков. В тысячах еврейских домов и сотнях синагог полнились белоголубые копилки Еврейского национального фонда. Повседневная работа “практического” сионизма, включавшая как колонизацию Палестины, так и культурную деятельность в диаспоре, стала значимым фактором еврейской жизни.
Становление сионистских партий
Свидетельством растущей мощи сионизма было и то, что внутри движения различные подходы и философские позиции начали приобретать политическое оформление. Начиная с 1902 г. наряду с национальными федерациями стали действовать организации различной идейной направленности — такие, как Мизрахи и Поалей Цион. Их деятельность объединяла людей из разных стран. Как мы уже говорили, в эмоциональном плане сионизм немало почерпнул из религиозного мессианства. Теперь важную роль на конгрессах начало играть влиятельное меньшинство — религиозные сионисты, сознательно пошедшие на объединение ортодоксального иудаизма с еврейским национализмом. Толчок развитию религиозного сионизма дал рабби Шмуэль Могилевер, эрудированный литовский талмудист, включившийся в практическую сионистскую деятельность после разгула реакции 1880-х гг. и ставший одним из первых лидеров Ховевей Цион, Решимость Могилевера сотрудничать с такими заведомо далекими от религии людьми, как Герцль, отражала его намерение в ходе практической работы привлечь соратников по движению к иудаизму. Так, в обращении к Первому Сионистскому конгрессу Могилевер заявлял, что возрождение Эрец-Исраэль — одна из важнейших заповедей Торы, однако подчеркивал, что иудаизм не станет менее обязательным для колонистов, когда Святая земля снова станет тем местом, где будет осуществляться духовная миссия еврейства.
Еще в 1893 г. Могилевер основал общество, которое должно было пропагандировать его взгляды. Оно было названо Мерказ рухани (“Духовный центр”), или сокращенно — Мизрахи. Однако лишь благодаря стараниям рабби Ицхака-Яакова Рейнеса[128], одного из истинных гигантов в истории сионизма, общество Мизрахи превратилось в политическое движение. Рейнес поставил перед собой задачу совместить светское и религиозное образование в своей ешиве[129] в Лиде. Он был одним из первых сторонников Ховевей Цион, затем поддерживал политический сионизм Герцля, а в 1902 г. превратил организацию Мизрахи во фракцию в рамках сионистского движения. Впрочем, гибкости Рейнесу хватало лишь на то, чтобы принять саму идею еврейского национализма. Как делегат ряда Сионистских конгрессов и автор множества книг по философии религии, он проповедовал идею двойного возрождения: Эрец-Исраэль и национального духа. Обе цели, по его утверждению, могут быть достигнуты лишь при условии строжайшей ортодоксии. До Первой мировой войны партию Мизрахи на Сионистских конгрессах обычно представляло не более десяти человек (впоследствии эта организация стремительно выросла). Тем не менее идеологическая неуступчивость Мизрахи приводила в отчаяние даже “культурных” сионистов, последователей Ахад га-Ама. Они, в свою очередь, недооценивали то обстоятельство, что сторонники Мизрахи делали сионизм приемлемым для евреев-традиционалистов,
