Герцля сделала его самым грозным и почитаемым критиком в сионистской среде. Его безжалостные выпады против “Альтнойланд” после публикации романа в конце 1902 г., презрительное отношение к представлениям Герцля о будущем европеизированном, многоязычном обществе в Эрец-Исраэль лишь усугубили наметившийся идеологический раскол.
Много лет спустя Вейцман вспоминал, какие тревожные чувства владели делегатами от России уже на первых Сионистских конгрессах. Прежде всего, “восточникам” были не по душе “элегантность и претензия на светскость”, которыми отличались руководители движения, выходцы из Центральной Европы. Это составляло резкий контраст с демократизмом представителей черты оседлости. Кроме того, “Герцль в погоне за великими людьми, монархами и правителями, которые должны были “дать” нам Палестину, устремлялся за миражами… Мы же совершенно не верили в благосклонность сильных мира сего…” (сам Вейцман через несколько лет изменил взгляды на этот счет). Однако особенно тревожило “восточников”, многие из которых с энтузиазмом поддерживали Ахад га-Ама, бросающееся в глаза отсутствие “иудейского духа” в деятельности Герцля и ближайших его соратников. Стремясь выразить свою неудовлетворенность, Вейцман, Лео Моцкин и группа молодых делегатов из России создали в 1901 г. Демократическую фракцию.
Фракция имела известное влияние. На Пятом Сионистском конгрессе она поставила на обсуждение резолюцию (Герцль решил ее принять), в которой утверждалось, что “воспитание еврейского народа в национальном духе составляет существенную часть сионистской программы”. В той же резолюции предлагалось избрать комиссию по культуре, в которую должны были войти Вейцман и Ахад га-Ам. Кроме того, впоследствии в Восточной Европе была претворена в жизнь программа фракции относительно сионистской школьной системы. С другой стороны, одна из самых дорогих Вейцману идей, идея основания Еврейского университета[118], оказалась преждевременной. Вокруг фракции сплотились те, кто был предан целям “духовного и культурного” сионизма. Это было очень важно. Ведь, в сущности, именно благодаря иудейскому культурному наследию Палестина занимала главное место в сердцах и умах русских евреев. Хотя Ахад га-Ам, подобно Герцлю, осуждал постепенное заселение Эрец-Исраэль как метод возрождения еврейского народа, его ученики — Вейцман, Моцкин и большинство восточноевропейских евреев — по-прежнему предпочитали методичную колонизацию почитаемой всеми Святой земли тому параличу бездействия, в котором надлежало ожидать, пока Герцль добьется “чартера” дипломатическим путем. Задолго до Шестого Сионистского конгресса (август 1903 г.) стало ясно, что план относительно Эль-Ариша зашел в тупик. Эта очередная неудача лишь укрепила фракцию во мнении, что теперь следует обратить усилия на нелегкую, скучную, но жизненно необходимую консолидацию ишува — насущно важного еврейского плацдарма в Сионе.
Последнее дипломатическое усилие и “Угандийский кризис”
Вернувшись после встречи с Кромером из Египта, Герцль в апреле 1903 г. остановился в Лондоне, чтобы встретиться с Чемберленом. Лидер сионистов сохранял оптимизм и надеялся, что план относительно Эль-Ариша принесет ощутимые результаты. Чемберлен, со своей стороны, тоже не отказался от мысли использовать евреев для укрепления имперской политики Великобритании. Именно с этой целью министр колоний неожиданно сделал Герцлю новое предложение. “Во время моих поездок, — сказал Чемберлен, — я подыскал для вас подходящую страну — Уганду (название “Уганда” было использовано не совсем точно — речь шла о территории, именовавшейся тогда “Британская Восточная Африка”, а затем вошедшей в состав Кении. — Прим, автора). На побережье жарко, но дальше от берега отличный климат, пригодный для европейцев. Вы сможете разводить там хлопок и сахарный тростник. Я сразу подумал: вот и страна для д-ра Герцля. Но ведь ему нужна только Палестина, и он согласится только на близлежащую область (то есть Эль-Ариш)”. “Да, — ответил Герцль. — База должна находиться в Палестине или вблизи от нее”.
Однако стремительное развитие событий в России изменило точку зрения Герцля. В мае в результате страшного погрома в Кишиневе погибло 45 евреев и было ранено еще 86; было разрушено полторы тысячи еврейских домов и лавок. Герцль был потрясен известиями об этой расправе, показавшей, какая участь уготована русскому еврейству. Поэтому, когда Чемберлен вскоре снова упомянул о Восточной Африке, на этот раз в разговоре с Леопольдом Гринбергом, Герцль написал в Лондон: “Посмотрим, что они нам предложат. Даже если под давлением экстренных обстоятельств мы и примем такое предложение, от Синая все равно не откажемся”. Он сообщил Чемберлену, что вскоре в Британскую Восточную Африку будет послана специальная сионистская комиссия. В то же время он попросил Гринберга подготовить “чартер” на еврейскую автономию в Африке. Гринберг с этой целью обратился в юридическую фирму “Ллойд Джордж[119], Робертс и компания”.
Когда Герцль 2 июля 1903 г. сообщил Нордау о предложении Чемберлена, старый друг не проявил энтузиазма, и Герцлю пришлось убеждать его, что Восточная Африка будет вовсе не заменой Палестины, а лишь плацдармом для будущего. Этот план можно будет использовать и в переговорах с султаном. “Мы должны ответить на события в Кишиневе, — подчеркивал Герцль, — и это наша единственная возможность…” Далее он писал: “Если мы с благодарностью примем предложение Чемберлена… мы укрепим свои позиции и его симпатии к нам, мы поставим его в положение, когда он должен будет что-то для нас сделать, если наша комиссия… вернется с отрицательными выводами. В отношениях с этой гигантской державой (Англией. — Прим. автора) мы уже получили признание в качестве силы, нацеленной на создание государства…” Эти рассуждения не могли не произвести впечатления, и Герцлю удалось убедить Нордау. Между тем английское министерство иностранных дел, ответственное за британский протекторат в Восточной Африке, уведомило Гринберга о том, что проблема потребует тщательного изучения после того, как сионистская комиссия закончит работу. “Затем, если будет избран район, устраивающий обе стороны, лорд Лансдаун будет рад рассмотреть предложения о создании еврейской колонии в благоприятном духе…” Итак, начало было обнадеживающее.
Пока шли эти переговоры, Герцль поспешно готовился к поездке в Петербург. Ему стало известно, что министр внутренних дел фон Плеве[120] распорядился о введении новых ограничительных мер для сионистских организаций России. Полиция стала запрещать сионистские собрания, продажу акций Еврейского колониального банка и сбор пожертвований для Еврейского национального фонда. Некоторые сионистские лидеры были арестованы и находились в тюрьмах. Стало ясно, что под угрозой оказывается база русского сионизма. 7 августа 1903 г. Герцль был уже в Петербурге и добился немедленного приема у Плеве. Министр внутренних дел (“архиантисемит, пантера в наморднике”, как охарактеризовал его Герцль) любезно беседовал со своим посетителем по-французски. Он обнаружил весьма глубокую осведомленность в делах сионистского движения и подчеркнул заинтересованность правительства в том, чтобы Россию покинули “не поддающиеся ассимиляции” евреи. В последнее время, заметил Плеве, группа сторонников Ахад га-Ама призывает к укреплению еврейского национализма, а не к эмиграции, что противоречит стремлению России.
В ответ Герцль разъяснил, что в таком случае