– Не знаю, к счастью, или нет, но тот день я помню в мельчайших подробностях. Именно поэтому я не понимаю, что тебе здесь нужно.
Она вдруг увидела, как он жалок. На запястьях виднелись следы наручников, волосы отрасли до плеч и спутались в один клок, на исхудавшем лице как насмешка плясали яркие солнечные зайчики, воспалившиеся глаза судорожно поблескивали. Поверженный фанатик – вот кто сидел сейчас перед ней.
– Бона, ведь у нас с тобой все получилось. Мы это сделали. Мы освободились от гнета свободных.
– Но какой ценой? Мы убили столько ни в чем не повинных людей, что сами заслуживаем смерти. Да и посмотри на нас. Я – калека, ты – заключенный. Мы ничтожны.
– Не говори так, моя дорогая, мы еще восстанем как феникс из пепла. «Феникс» – так я назову приемника «Друзей Авроры». Только дай мне время, я сбегу из тюрьмы и вызволю тебя из лап этого толстосума.
– Меня не нужно ниоткуда вызволять. Если бы не Терен, меня бы уже не было. И я думаю, что нам больше не нужно ничего организовывать. Мы и так принесли слишком много горя.
– Бона, нет, этого не может быть! Они промыли тебе мозги! Я знал! Я знал! – он схватился руками за голову, – Я просто обязан помочь тебе!
– Фаб, прошу тебя, просто оставь меня в покое. Уходи и никогда не возвращайся.
– Нет, – прошептал он и покачал головой, – нет… это не ты, это не твои слова…
Бона поняла, что разъяснить этому бедняге ей ничего так и не удастся, было похоже, что заключение слишком сильно повлияло на его рассудок, теперь он везде и всюду видел лишь зловещие замыслы, не замечая при этом как ужасны его собственные.
– Ты прав, – ей оставалось только подтвердить его догадки, – Со мной что-то произошло и я теперь совсем не та, что была прежде. Старую Бону, которую ты знал уже не вернуть. Оставь меня.
– Как я могу! Ты – моя муза! Душа «Друзей Авроры»!
– Это ничего, ведь у тебя будет новая организация. У «Феникса» будет новая душа.
Вначале на лице Фабиана отразился страх, потом недоумение, но постепенно лицо его разгладилось и приняло вполне миролюбивое выражение:
– Возможно ты права… И кто-то другой вдохнет жизнь в «Феникса», но не думай, что я не люблю тебя! Ну, то есть то, чем ты была. Ведь сейчас, согласись, ты совсем не то. Прости, моя дорогая, я не смог помочь тебе! Прости и прощай, – он нежно поцеловал ее руку и вышел из палаты.
Бона вздохнула с облегчением, видеть его дольше у нее не было сил. Слишком ничтожен был его вид. И этого человека она любила когда-то? Верила ему? Как же глупа и слепа была она тогда! Ведь он сумасшедший. Жалость сдавила ее сердце.
***
Суд по делу «Друзей Авроры» длился ровно год. Все это время Бона провела в клинике, так как Терену удалось убедить судей в том, что присутствовать на бесконечных заседаниях она просто не в состоянии, так что никого из своих старых знакомых кроме Фабиана она так и не увидела.
Один из самых блестящих адвокатов защищал ее в суде и, в конце концов, было решено, что Бона, хоть и была одной из ключевых фигур организации, но приказов не отдавала и даже не была посвящена в детальный план действий, а, значит, ответственность несет лишь за подстрекательство к бунту и погром в Центре Защиты Информации. Как социально опасный элемент ее приговорили к десяти годам домашнего ареста и пожизненного запрета к пребыванию в первом, четвертом и пятом округах Гигаполиса.
Фабиан был приговорен к пожизненному заключению, как и руководители боевых отрядов «Друзей Авроры». Многие получили по пять-семь лет лишения свободы, а кто-то отделался лишь увольнением с работы, в итоге все участники группировки оказались оторваны друг от друга и вновь создавать какие-либо союзы были явно не намерены. Впрочем, им это было и не нужно. Рейбы получили официальную свободу. Система дала сбой, а, следовательно, изжила себя. Было принято решение освободить всех рейбов от долговых обязательств их предков и начать новую жизнь, в которой уже не будет места столь очевидному рабству. Конечно, зависимость вчерашних рейбов, а сегодняшних свободных граждан от более состоятельных сограждан не могла исчезнуть в один день, для решения этой проблемы правительство предложило желающим (которых оказалось не мало, ведь большинство рейбов не умело делать ничего, кроме того, чему их научили) остаться на своих рабочих местах и получать заработную плату, чтобы оплачивать аренду своего старого жилья и теперь уже самостоятельно покупать себе продукты и другие товары, а не менять их по талонам. Что касается ребов, находящихся в личном пользовании, то их хозяева могли предложить им остаться работать за определенную плату, таких было меньшинство, слишком многого натерпелись личные рейбы от своих хозяев, часть из них занялась торговлей, кто-то нашел себя в сфере социальных услуг, а те, кто не имел склонности к честным заработкам вступили на путь разбоя. Уровень преступности резко возрос, понадобились годы, чтобы вернуть его на прежний уровень. После открытия доступных школ, рейбы смогли получать комплексное образование, где одним из ключевых предметов стали так называемые «основы семьи», где рейбам, давно лишенным права заводить семьи, вновь прививалось желание создавать семью и воспитывать детей. Постепенно стерлись и внешние различия между двумя классами, новая политика ИОН, основанная на равноправии нашла своеобразный отклик среди некогда более свободного населения – в моду вошло нанесение на лица временных и постоянных татуировок, похожих на те, что носили рейбы. Бывают и межклассовые браки, со временем их становится все больше и, вполне вероятно, что вскоре и генетические различия станут не так очевидны.
***
Бона уже давно привыкла к тому, что Терен навещает ее каждый день, сообщает ей различные новости и читает вслух. Сама она давно ничего не читала, нет желания что-то делать. Она просто сидит в постели и ждет, сама не зная чего. Безразличие пронизало все ее существо и лишило каких-либо желаний, эмоций и страстей. Доктор говорит, что это последствия шока, затяжная депрессия, нервное потрясение и прочее, прочее, но Терена такое положение дел не устраивает. Он уверен в том, что Бона может ходить, просто она не хочет этого. Нужно заставить ее вновь захотеть жить, увлечься чем-нибудь, читать книги, слушать музыку и получать знания, к которым она так тянулась все эти годы, тем более, что сейчас все ограничения в этом вопросе для рейбов сняты. Гимнастку возят на различные процедуры, которые призваны постепенно разработать ее ноги и подготовить организм к тому, чтобы он вновь мог передвигаться без посторонней помощи.
В один из дней Терен приходит необычно взволнованным:
– Бона, мне нужно серьезно поговорить с тобой кое о чем.
– Разве в этом есть необходимость? Я ведь уже давно передала тебе право принимать все решения, не советуясь со мной. Я доверяю тебе.
– Боюсь, это не доверие, а всего лишь проявление безразличия, – вздыхает Терен, – но сейчас речь не об этом. Тебя выписывают через месяц, ты рада? – он пытливо вглядывается в ее лицо и с удовольствием замечает в нем перемены.
– Ох, – она пугливо вздрагивает, – Я не знаю. Терен, я, кажется, совсем разучилась жить вне этих стен, мне страшно.
– Тебе нечего бояться, – он тихонько берет ее ладонь, – Я ведь не брошу тебя на растерзание журналистам и толпе. Поэтому я и пришел поговорить с тобой об этом. Как ты смотришь на то, чтобы жить у меня?
– Что? – она с удивлением смотрит на него, – то есть, как это жить у тебя? В качестве кого?
Терен не торопится с ответом, слова крутятся у него на языке, но он никак не может собраться с мыслями и озвучить их. Он решает начать с самого начала:
– Ты помнишь нашу первую встречу?
– Да, ты спас меня от Реджа. И страшно напугал меня, потому что ты был первым свободным гражданином, который обращался со мной не как с вещью, – Бона ласково улыбается ему, – я так тебе благодарна за это. Я только недавно осознала, как глупа была все это время и не понимала… Ничего не понимала. Совсем. Прости меня, ведь ты заботился обо мне все время, что мы были знакомы, с самого первого дня, и я никогда не понимала, почему же ты делаешь это именно для меня, ведь я всего лишь гимнастка.
– А я такой же человек, как и ты. Совсем обычный, но разве этого мало? Да, наверное, ты, такая как все, но только не для меня. Я и сам не знаю почему, но для меня ты особенная. Просто особенная и все. Потому что ты это ты. И я люблю тебя, какая бы ты ни была – веселая или грустная, сердитая или милая, страстная или безразличная ко всему, все равно это ты Бона. Я всегда знал, что могу просто купить тебя, и ты будешь со мной всегда и везде, но мне этого совсем не хотелось, потому что я хотел, чтобы и ты полюбила меня. Поэтому я заботился о тебе и старался сделать так, чтобы ты поняла, что я всегда рядом. Я рад, что ты поняла это, пусть и не так скоро, как мне бы того хотелось, – он делает паузу и нерешительно спрашивает, – Ты любишь меня?