– Должен вам сказать, Рози, вы держитесь молодцом.
Миссис Фарринер посмотрела на Вексфорда и перестала смеяться. Он подумал, что она очень красивая женщина, хотя и немного черствая.
– Знаете, я не собираюсь давать ход этому делу, если вас это беспокоит, – сказала она. – Не хочу на вас жаловаться. Теперь, когда первый шок прошел, мы будем вспоминать обо всем, как о забавном приключении, не правда ли? А сейчас я пойду и сварю всем нам кофе.
Если кто так и не вышел из шокового состояния, то это был сам Вексфорд. Он отказался от любезного предложения Бейкера подбросить их до станции «Виктория», и теперь они с Берденом медленно шли по тротуару. Все эти «прекрасно воспитанные» обитатели Принсвейл-роуд, бо́льшая часть соседей миссис Фарринер, высыпали на улицу поглазеть на отъезд незадачливых служителей порядка. Очевидно, событие, которое впоследствии прозвали «полицейским налетом», стало гвоздем этого воскресного дня. Но поскольку все они были людьми воспитанными, то не стали открыто пялиться на полицейских, а делали вид, что подстригают живые изгороди или раздают указания своим детям.
Солнце ярко освещало тюдоровские дома жителей Кенбурна: выкрашенные в пастельные тона стены, броские краски полосатых петуний, похожих на флажки, зеленые, словно плюшевые, газоны, на которых вертелись разбрызгиватели. Вексфорд чувствовал себя уничтоженным – болезненное ощущение, преследующее того, кто совершил вопиющую глупость или грубую бестактность.
– Ну, теперь тебе достанется, – резонерски произнес Берден, сам не подозревая, что использовал те же самые слова, что и Робин на реке в пятницу вечером.
– Да уж, могу представить. Я должен был прислушаться к твоему мнению.
– Ну, вряд ли я мог тогда сказать что-то конкретное. Это было скорее неким предчувствием, а ты знаешь, как я «доверяю» интуиции.
Редж промолчал.
Наконец, когда они добрались до конца улицы, выходившей на Монтфорт-Хилл, Вексфорд спросил:
– Все-таки что же ты почувствовал? Теперь-то ты можешь мне сказать?
– Ты выбрал подходящий момент, чтобы об этом спросить. Та мысль пришла мне в голову как раз на этом месте. – Берден кивнул вперед, и они с инспектором немного спустились с холма, отойдя от остановки автобуса. – Итак, представь: Рода Комфри направляется к доктору Ломонду, имя которого она нашла в телефонном справочнике. Она примерно знает, где находится Мидсомер-роуд, поэтому вместо того, чтобы сесть на автобус, идет пешком от станции метро. По каким-то причинам, о которых мы можем лишь гадать, она не желает говорить врачу свой настоящий адрес, поэтому называет чужой, лишь бы он был недалеко от его кабинета. Предположим, что до самого последнего момента она не представляла, какой адрес назвать, но вот она проходит мимо ряда магазинчиков. Глянь-ка на ту табачную лавку, Редж. Что ты замечаешь первым делом?
Вексфорд поднял взгляд.
– Ну, рекламу мороженого «Уолл» и… Господи, Майк! Реклама сигарет «№ 6» фирмы «Плэйерс и сыновья»! Так вот о чем ты подумал, да? Именно поэтому ты так внимательно разглядывал витрины, когда мы проезжали мимо? Получается, она сначала увидела цифру 6, а потом заметила табличку с названием улицы – Принсвейл-роуд. Так, по-твоему?
Берден кивнул с несчастным видом.
– А ведь, похоже, ты прав, Майк. Это вписывается в стандарты поведения людей и работу нашего подсознания. Медсестра доктора Ломонда спрашивает ее адрес, и Рода говорит первое, что ей приходит в голову: Принсвейл-роуд, № 6. – Инспектор хлопнул себя по лбу. – Я обязан был это понять! К тому же у меня был подобный случай несколько лет назад, причем именно в Кенбурн-Вейле. Девушка назвала фамилию Лавдей, потому что увидела название магазина. Майк, ты должен был рассказать мне обо всем на прошлой неделе.
– А ты бы поверил?
Несмотря на взрывной темперамент Вексфорд был честным человеком.
– Может быть. Хотя вряд ли отказался бы от собственной теории и обыска в доме.
– То-то же, – пожал плечами Берден. – Похоже, мы вернулись туда, откуда начали.
Глава 13
Тянуть не стоило, и Вексфорд немедленно отправился на Хайтриз-фарм. Гризвольд выслушал его отчет, брезгливо поджав губы. На середине доклада начальник полиции отхлебнул бренди с содовой, но подчиненному не предложил.
– Скажите, вы газеты читаете? – спросил он, когда повествование подошло к концу.
– Да, сэр, разумеется.
– А вы не заметили, как в течение последних десяти лет пресса постепенно убедила людей в том, что их фундаментальные свободы находятся под угрозой? Как по-вашему, кого в этом обвиняют? Полицию! И вы только что дали им отличный повод, просто на блюдечке преподнесли. Вы это понимаете? Могу себе представить, чем разразятся завтрашние газеты!
– Не думаю, что миссис Фарринер обратится в прессу, сэр.
– Но с друзьями она поделится, не так ли? А какой-нибудь доброхот расскажет газетчикам. И с этого момента не запятнанная доселе репутация полицейского отделения в Среднем Сассексе будет замарана статейками бульварной прессы. – Гризвольд произносил слова «Средний Сассекс» столь же почтительно, как генерал де Голль, взывавший к «прекрасной Франции». – Я не позволю, чтобы из-за одного болвана, пользующегося при расследовании так называемой психологией вместо улик, все пошло насмарку.
Вексфорда резануло слово «болван». Это было уже слишком. И хотя в дальнейшем начальник обращался к нему по имени, из чего следовало, что немедленного наказания не последует, остался неприятный осадок.
– Женщина убита две недели назад, Редж, а вы до сих пор ничего не выяснили, как будто она с Марса свалилась. Может, каждый раз, уезжая из Кингсмаркхэма, она действительно улетала в космос?
Сейчас Вексфорд этому бы не удивился. Впрочем, он оставил свои впечатления при себе.
– Вы знаете, Редж, до чего я не люблю обращаться за помощью в Скотленд-Ярд, но, похоже, ничего другого не остается, раз уж мои собственные люди не справляются с работой. В общем, даю вам срок до конца недели. Хотя, честно говоря, я думаю, что все, чего вы достигнете за это время, так это того, что ваше фото еще раз опубликуют в газетах, словно вы какой-то смазливый актеришка. – Он бросил на подчиненного свирепый взгляд.
Сильвия сидела в столовой, разложив перед собой формуляры и анкеты, присланные с различных курсов или от потенциальных работодателей.
– Боюсь, ты выбрала не самое подходящее время, – сказал Вексфорд, взяв один из листков, оказавшийся запросом в Лондонский университет. – Семестр начинается уже через пару недель.
– Моя идея состоит в том, чтобы подыскать работу, которая позволит мне продержаться на плаву до конца года, а потом заняться своим образованием. Думаю, я могу рассчитывать на стипендию.
– Не слишком-то на это уповай, дорогая. Они будут решать вопрос, принимая во внимание не только твой доход, но и заработную плату Нила. По крайней мере, мне так кажется. Ведь Нил твой муж.
– Вполне возможно, что к тому времени он уже им не будет. Нет, меня просто бесит, что в этом мире всем заправляют мужчины! Это несправедливо. Почему все уверены, будто мой муж должен платить за меня так же, как делал бы это для своего ребенка?
– Точно так же несправедливо рассчитывать, что за тебя будет платить общество. Знаю, мое мнение тебя не слишком интересует, как и мнение твоей матери, но я все равно его выскажу. Мир таков, каков он есть, и в нем женщинам приходится доказывать, что они способны на то же, что и мужчины. Вот ты и докажи. Поступи на заочное или, скажем, дистанционное обучение, только выбери такой курс, который поможет тебе в дальнейшем получить хорошую работу. У тебя на это уйдет пять лет. К тому времени мальчики подрастут и не будут нуждаться в твоей постоянной опеке. Тебе же исполнится всего лишь тридцать пять, вы с Нилом оба будете профессионалами, и зарплату той же няне сможете платить пополам. И тогда никто не будет рассматривать тебя как движимое имущество или домработницу, вот увидишь.
Сильвия сидела с задумчивым и мрачным видом. Она медленно начала заполнять на листке графу «Квалификация». Запись вышла весьма короткой, как с грустью заметил Вексфорд. В строчке «Мистер/Миссис/Мисс» она решительно подчеркнула «Мисс», потом резко подняла голову и посмотрела прямо на Вексфорда. Ее густые волосы разметались в стороны.
– Знаешь, я счастлива, что у меня родились именно мальчики. Если бы это были девочки, я пришла бы в отчаяние, представляя их будущее. Скажи, а ты разве никогда не хотел сына?
– Хотел. До того, как родилась Шейла. Но потом я об этом больше не думал.
– И ты никогда не думал о том, как мы будем страдать? Ведь ты – умный и чувствительный человек, папа. Неужели ты не понимал, что твоих дочерей будут унижать и использовать мужчины?
