– Что с тобой?
Ответив ему гримасой, я начинаю смотреть вдаль, на водную гладь и на летающих над ней птиц, пытаясь отвлечься от того, что видел. Один солдат нашего взвода, парень с лицом в пятнах экземы, вдруг хватается за бортик кузова и свешивается наружу, чтобы его вырвало, но из внутренностей его ничто не выходит. Я хватаю его за плечи, чтобы не выпал из кузова. Лицо его пожелтело, а глаза вращаются в орбитах. Я и забыл о своем состоянии: втаскиваю его обратно в машину. Он обеими руками держится за живот и сидит, повесив голову. Сую ему фляжку:
– Выпей воды!
Он берет ее дрожащей рукой, пьет, и вода течет ему на шею. Теперь ему лучше, хотя лицо всё того же больного цвета.
В озере взрываются снаряды или мины, посылая к небу целые фонтаны. Колонна замедляет ход. Шоссе здесь узкое, а движение в обе стороны. Кое-где вода заливает шоссе. Вражеский обстрел усиливается: мины рвутся и в воде, и на дороге. И мы сидим, вцепившись в бортик кузова, беззащитные. Только сгибаемся больше и прячем головы, когда мина рвется близко. Я сижу спиной наружу, и при взрывах спину мою словно током пронзает: ведь случайного осколка достаточно… Вдруг из укреп-сооружения вырывается сноп пламени, один язык которого чуть не достает до меня; дым и взрывная волна едва не выбрасывают меня из кузова. Мы все валимся на дно кузова и друг на друга. Один боец, опершись на меня, ловко выпрыгивает из «Тойоты» и бежит к укрепсооружению. Там сидит раненый: он двумя руками зажал лицо, и между пальцев его течет кровь, вся его гимнастерка окровавлена. Тот, кто выпрыгнул из машины, – военный медик, у него с собой медицинская сумка. И еще несколько человек подбегают туда, где прогремел этот взрыв. Медик отнял руки раненого от лица, наложил марлю и начал бинтовать. Из передней машины спешился Гасем и кричит нам:
– Выйти из машин! Выйти всем из машин!
Мы торопливо соскакиваем на землю. Еще мины рвутся в воде. Хейдар кричит:
– Стройся в колонну!
Мы как бы укрываемся между насыпью и теми машинами, которые нас привезли. Торопливо уносят раненых, и свидетельством их ран остаются лишь свежие пятна крови. Наш взвод пытается построиться, но мины рвутся одна за другой. Одна из машин загорелась. Мы в полной растерянности и уже не надеемся выжить. Без предисловий, внезапно на нас навалилась война, а мы словно связаны по рукам и ногам.
Бегом приближается Асгар. Его длинные тощие ноги сгибаются во все стороны, колени словно на пружинах. Кричит во всю глотку:
– Вперед! Не стоять на месте!
От его вопля делается еще страшнее. Мы – колонной – бежим бегом вперед, а Асгар передает мне приказ:
– Пробирайся вперед! Хусейн тебя вызывает…
Обгоняя колонну сбоку, я бегу вперед, тут взрывается еще одна мина, и я бросаюсь на землю, но, до того, как упал, вижу, как из окопа в воздух вырывается дым и летят вверх земля, камни и какие-то обломки. Кто-то визжит. Не останавливаюсь посмотреть, что там. Бегу вперед. Вот я уже впереди колонны, Хусейн бежит таким образом, чтобы ребята от него не отстали. Я подбегаю к нему, чтобы он меня заметил. Между тем, он заводит нас всех сначала под укрытие насыпи, а затем мы все вваливаемся внутрь укрепсооружения. Но дорога нам видна, вода ее размыла, и машины буксуют. А дальше вообще дорога ушла под воду, однако здесь поставили два гусеничных бронетранспортера таким образом, чтобы из них сделать мост. По ним солдаты перебегают туда, где опять шоссе выходит из воды. А дальше шоссе тянется по озеру, и кружат белые птицы в небе, и то и дело взрываются в воде мины. На броне одного транспортера стоит Хадж-Носрат, на голове его – черная головная накидка. Потное его лицо блестит на солнце. Он трет виски, ожидая, пока мы подбежим к нему. Вокруг него – связные и радисты. Он командует:
– Хусейн! Поставь тут одного из взвода, пусть за руки ребят тянет наверх. Колонне на шоссе не стоять, бежать бегом в следующее укрепление.
– Понял, что делать? – говорит мне Хусейн. – За руки тащи своих наверх, когда подойдет второй взвод, скажешь, чтобы делали так же, и догоняй своих.
Хадж-Носрат наблюдает, а я, встав на броне, хватаю за пулемет Абдуллу и втаскиваю его наверх. Следующий – Расул. Схватив его за запястье, я вытягиваю его наверх, легкого как соломинка. Он весь в смятении, но старается не отстать от Абдуллы. С шелестом над головой у нас пролетает ракета. Мы все пригибаемся, но она падает в воду вдалеке и не взрывается, а как бы пускает пузыри, словно вода закипела. Расул на четвереньках догоняет Абдуллу. Потом я хватаю за руку Масуда и тащу его наверх. Так по одному проходят все, и вот уже появляется первый боец из второго взвода, которому я говорю:
– Хватай своих ребят за руку и тащи наверх.
Не дожидаясь его ответа, я сам пробегаю по этому мосту из двух бронетранспортеров и спрыгиваю на шоссе, которое тянется дальше посреди воды. Наша колонна рысцой убежала далеко, и я бегу, догоняя. Чуть отбежал от транспортеров – новая мина, и я падаю плашмя. Вновь вскакиваю и бегу, что есть сил. Наша амуниция так бренчит по телу, что это похоже на цоканье копыт лошадей на всем скаку. Навстречу, сигналя, едет пикап «Тойота». Колонна берет в сторону, пропуская ее. Я вижу, что кузов полон раненых.
От бега воздух кажется горячим и словно дерет легкие. Я задыхаюсь. Добегаю до бойца, лежащего, прижав к груди автомат. Думая, что он ранен, присаживаюсь рядом, но вижу, что он просто выдохся от бега. Ноздри его трепещут, а грудь ходит вверх-вниз, как у раненой птицы. Схватив его за шиворот, я ставлю его на ноги и кричу ему в лицо:
– Беги бегом, здесь не оставайся! Дорогу простреливают!
Он смотрит на меня умоляюще, а я тащу его за собой. Пробежав несколько шагов, отпускаю его и вижу, что он, как машина, которую завели «с толкача», побежал вперед сам довольно ходко. И я бегу и молюсь, чтобы не попало миной.
Я пробежал с полкилометра. Вдали показалось следующее укрепление, вижу в укрытии насыпи окопы, и в них сидя наши пехотинцы. Наша колонна из последних сил бежит по шоссе. Я уже так выдохся, что понимаю: головы колонны мне не догнать. Особенно выдохлись те, кто несет тяжелое оружие: пулеметчики и гранатометчики. Они шатаются на бегу как пьяные и, подняв головы к небу, будто хотят заглотить весь кислород вселенной. Падает мина, и они валятся на землю. А встают потом не все: некоторые остаются лежать, чтобы отдышаться.
Я весь мокрый от пота и не знаю, добегу ли до укрепсооружения, прикрывающего шоссе. Впереди стоит Хейдар, выглядящий так, будто искупался в озере: мокрый насквозь, и с носа капает. Обессиленно указывает нам на укрепсооружение и говорит, чтобы обогнули его справа и двигались дальше. Если бы не было этого свиста мин, то мы могли бы даже почувствовать себя в некоторой безопасности. Но мы так выдохлись от этого бега, что плохо соображаем, а к тому же и свист всё новых мин рвет душу на части. Голова колонны сворачивает вправо. В окопах полно солдат, все они смотрят на нас. Вдоль насыпи интенсивное движение взад-вперед превратило почву в болото, и мы еле вытаскиваем ноги. Те, кто сидит в окопах, пытаются нас подбодрить:
– Ура добровольцам!
– Не унывай, ребята!
– Добро пожаловать вновь прибывшим героям!
– Звони в колокола!
– Дружище, не упади только! Пусть лучше враг упадет к твоим ногам!
– Давай-давай, герои, немного осталось, Аллах поможет!
Наша рота вся перемешалась и стала похожа на раскатившиеся бусинки разорванных четок. Я никого из своих не вижу. Вроде бы теперь мы добежали, и можно бы найти своих, но не нахожу. Иду вперед и вижу, что там стоит Мехди. Ребята нашего взвода начали копать окопы, и Мехди говорит мне:
– Нам надо вырыть здесь окопы, мы пока здесь остаемся.
Али втыкает штык в склон укрепсооружения и выворачивает землю. Увидев меня, восклицает:
– Иди сюда! Иди окоп копать.
Рядом с ним копают свой окоп Расул и Абдулла. Я подхожу к ним, но они не обращают на меня никакого внимания. Словно кроме этого окопа для них ничто не существует. Пот льется с них, а Расул прямо в безумной ярости взрывает своим штыком каменистую землю. Я снимаю амуницию и начинаю копать свой окоп. Обманываться затишьем нельзя: противник начинает стрельбу внезапно. Я выбрасываю землю из ямы так, чтобы сделать из нее бруствер. Выкопал всего ничего, а уже задыхаюсь, и пот течет из малейшего отверстия в моем теле, но я не прекращаю работу. Ни секунды не стою без дела. Нельзя медлить. Поднимая штык, вздымаюсь всем телом и всем телом же налегаю на штык, помогая ему вонзиться в твердую почву. Но так долго не выдержать, мой окоп едва до половины выкопан, а я уже совсем выдохся. Очень твердая земля. Я склоняюсь лбом на штык как бы в молитве и чувствую запах этой свежевыкопанной почвы. Пот течет со лба на руки, потом на штык и в землю, и она становится мокрой и коричневой, словно кофе. Встаю на ноги. Потеплело в воздухе, а кругом, сколько хватает взгляда, везде вода. Рядом с укрепсооружением – заросли тростника и рогоза.
