Если посмотреть оттуда, снизу, то канцелярия выглядит, как огромный хищный цветок из стекла на тонком изогнутом стебле. Архитектор, чудовищные проекты которого никто не хотел принимать, построив здание, стал нарасхват во всем мире. Теперь мультимиллионер. Образ канцелярии – такова была воля старика, покровителя города, наук, искусств и всего нового и бунтарского. Единственное условие – чтобы здание не нарушило гармоничную старинную архитектуру городского центра. Как это удалось зодчему, не понятно никому, даже мне. Однако канцелярия словно выросла сама по себе лет за двести, настолько естественно смотрится она среди готических башен.
Наверное, так же естественно вырастает бюрократия.
– К вам советник Миллер, – проворковал селектор.
Голос не успевает замолкнуть, а я снова чувствую сзади, под пиджаком, рукоятку «люгера». Чувствую позвоночником, как будто стальной костыль заткнут за ремень, чтобы помочь удерживать осанку. Никакой кобуры под мышкой, ничего не должно привлекать внимания. Нужно успеть повернуться, отшагнуть от окна и сесть в кресло до того, как мишень войдет.
Но я все-таки медлю еще секунду и бросаю взгляд в окно. Острые крыши, покрытые красной черепицей, каминные трубы, черные стены тесных улиц, шпили соборов и башен. Вереницы слуховых окон, как многочисленные добрые глазки паука-бюргера, которому при нынешнем правителе живется сыто и неплохо. Рыжие вихрастые деревья, оттенками под стать крышам. Серая вода каналов и рвов. Темный массив Института естественной истории на самой окраине. Дирижабль с портретом Эльзы.
Вольный город, сверху ты сам похож на хребет дракона. И ты такой в последний раз.
Советника Миллера я встречаю уже в кресле, спиной к городу. Предлагаю сесть.
Миллеру, согласно досье, 64 года. Редкие пегие волосы с проседью, серые холодные глаза, тонкие губы, острые черты лица. Крепкая фигура, плавные и стремительные движения. В молодости, сообщает то же досье, – третье место на городском чемпионате по греко-римской борьбе. Впрочем, никто не помнит его молодым – только моложавым.
Высокий лоб с мощными надбровными дугами. Если стрелять, то в висок, близко от правой брови. Должно выглядеть самоубийством. Например, я отвернулся посмотреть на город или отошел к бару, чтобы налить для нас обоих коньяку. Под влиянием тяжелого известия это вполне допустимо. А Миллер, пока я отвлекся, не выдержал и…
– Срочный разговор, советник. И конфиденциальный.
Несколько раз демонстративно касаюсь поверхности стола. Старинный, дубовый, даже не прошлого, а позапрошлого века, наверное, один из первых столов в канцелярии. Только столешницу покрывает тонкая сенсорная панель, управляя всеми процессами в кабинете, где компьютер внедрен едва ли не в каждое атомное ядро. Кабинет, кроме стола, – подарок японского города-побратима. На Востоке питают слабость к драконам, и последнего на Земле готовы уморить своей заботой. Мне, как личному секретарю, тоже перепадает.
– Кстати, я только что отключил все «жучки». Если хотите, можете отключить свои. Все равно заглушит. Поле работает.
Миллер погружает руку во внутренний карман пиджака, и не глядя, что-то там нажимает. Скорее, это акт вежливости.
– Слушаю вас, Генрих.
– Как давно вы навещали старика?
– Вызывал меня пару дней назад.
На людях дракон теперь показывается редко, два-три раза в год. Из них один раз – на собственной свадьбе. Доступ к «телу» имеется только у меня и нескольких советников.
– Как он вам в последнее время?
– За этим следят врачи и ветеринары.
– А вы не находите странным, что в последние годы – в основном именно врачи?
Миллер не говорит. Ждет новой информации.
Оказываю любезность.
– Вам не кажется, что старик сдает? Что ему все надоело? Бесконечные невесты, папарацци, снобы все эти иностранные… Мне интересно ваше мнение не как сотрудника канцелярии, а как лица… особо приближенного к дракону, – откидываюсь назад и опять прикасаюсь к сенсору на столе. – Чтобы вам было спокойнее…
Стекло во всю стену позади меня теперь должно стать непрозрачным. В кабинете воцаряется тишина. Лишь слабо тикает, как часы, безделушка на полке слева. Латунный шар на подставке, разделенной на черное и белое поля. Шар качается то в одну сторону, то в другую, но никогда не скатывается с места. Игрушка для релаксации, тоже подарок.
Собеседник молча пожимает плечами.
Я нажимаю:
– Итак. Советник. Как. Дра-дра. Лично. Вам?
– Не более и не менее, чем всегда.
– Хорошо, – опять выдерживаю паузу. Зайдем с другой стороны. – А что вы слышали о Ланцелоте?
– Вообще?
– В частности. В частности, о приезде рыцаря по имени Ланцелот в этом году на эту свадьбу.
– Как всегда, слухи. Жандармерия ищет распространителей.
– Студенты рисуют готическое «Л» на стенах.
– Что ж, каждый год рисуют. И каждый год перед свадьбой ходят слухи.
– Нынешнюю невесту тоже зовут Эльзой.
Конечно. Он-то помнит.
– Об этом говорят, не взирая на запрет, Миллер. Триста лет назад он будто бы пришел и вызвал старика на бой. Даже вроде бы убил.
– Генрих, я знаю.
– А в сороковые годы прошлого века про это была написана пьеса. Не где-нибудь, а в тогдашней Советской России.
– Читал.
Миллер может говорить спокойно, хотя пьеса всегда была запрещена в городе. Признаваться больше не опасно, жандармы не свирепствуют, все проще: в последние двадцать лет она не издается ни на одном языке, кроме русского. А кто ж у нас читает по-русски? Правда, город теперь открыт, и со временем… но это уже неважно.
– Откуда обо всем узнали в России в то время? Вы не задумывались?
Наверняка он задумывался, еще бы. Ведь наш веками закрытый – по-настоящему закрытый – город открылся миру только в конце двадцатого века.
Это могло бы, наверно, случиться и раньше. Но – мировые войны, политические потрясения… к чему нам это? Дракон осторожен и умеет ждать.
Драконы выживают в любых условиях не потому, что испускают огонь и могут думать в три головы. Не только потому. Их главной способностью всегда была мимикрия. Стать незаметными и замаскировать гнездо. Вот почему они – легенда. Вольный город всегда стоял на своем месте, но его давным-давно не было ни на одной карте, а всякий прохожий, если только он здесь не нужен, обходил его стороной за много миль. На него не обращали внимания ни войска Наполеона, ни бипланы и цеппелины в Первую Мировую, ни тяжелые бомбардировщики во Вторую.
Кстати, «сын войны», появившийся на свет в день, когда потерпел поражение сам Аттила, неплохо нагрел лапы на последней из мировых.
Превращаясь в человека, заводя связи и действуя через подставных лиц, он с прибылью вкладывал накопленные сокровища в военную промышленность. И горожане чувствовали себя весьма комфортно, ведь старик использовал максимум своих умений для общего и собственного блага. Они не знали голода, разрухи и лишений, разве что платили дань в виде очередной Эльзы. Но дракон уже тогда научился оставлять бывших невест в живых, и наши бюргеры вздохнули совсем спокойно.
Мало того, на задворках города, скрываясь от гестапо, временами прятались беженцы и даже подпольщики. Они не осознавали, куда попали, а дракон не развеивал их заблуждений насчет власти Гитлера над городом. Однако не гнал и не трогал. И горожане тоже молчали. Спустя несколько десятков лет это позволило утверждать, будто старик поддерживал Сопротивление.
– Возможно, это совпадение, – сухо говорит Миллер. – Художественное провидение реальности.
– Маловероятно. У меня есть лучшее предположение. Тот сказочник был знаком с Ланцелотом.
– Чепуха! Во-первых, неизвестно, существовал ли настоящий Ланцелот. Это просто архетип. Вы бы еще короля Артура вспомнили. Во-вторых, даже если это историческая личность… Легенда о его приходе в город бытует едва ли не с шестнадцатого века. До двадцатого он бы уж никак не дотянул. Люди столько не живут, – хмыкает советник.
Бородатая шутка, или он всерьез? Интересная фраза.
– Во-первых, – отвечаю в тон советнику, – до недавних пор было общеизвестно, что драконы вообще не живут. Конец восьмидесятых прошлого века вынудил изменить это мнение – чуть ли не вчера, не так ли? А во-вторых, то – люди… Ланцелот – не человек… Не обычный человек, – поправляюсь я, пожалуй, излишне поспешно. – Он герой. Переживал смертельные ранения. Что такому триста-четыреста лет? Да тьфу! Мало того, Франц…
Перегибаюсь через стол, подмигиваю. Спокойный, прямой Миллер не изволит и шевельнуться.
– Ланцелот – вечный герой. Возможно… он даже старше короля Артура и нашего Дра-дра!
– Это противоречит науке, – невозмутимо отвечает Миллер.
– Превращение дракона в человека, когда масса тела меняется в разы, тоже противоречит науке. Однако для нас это вполне очевидно. Если верить своим глазам.
Советник как будто задумался. Подливаю масла в огонь:
