— … На этот раз без сложностей. — продолжал чеканить слова Зорин (удивительно, ему удавалось, и думать отвлеченно, и вырабатывать дальнейшие тактические шаги). — Счас облюбуем место, схоронимся и будем тупо выжидать наудачу. Слышал о специфике снайпера?
— Я понял, о чём ты. — Олег кивнул. — И долго нам… в засаде?
— Да не… Полчасика отмерю, а там… Если уж не повезёт… Пообедаем тем, что осталось. Не беда, прорвёмся…
Широкий прогал меж дубами и вытоптанной травой, уходящей к березовому стланику, являл собой без сомнений кормовой интерес захожих косуль. Россыпь грузных желудей в калашном ряду деревьев и слева и справа привлекала заинтересованный нос животного. Здесь однозначно было кормовье. И именно в этих местах Вадиму дважды удавалось прижалеть пулей травоядно-жвачную дичь. Однако, сегодня не «тон». К тому же, трусливые косули никогда не заявляются дважды туда, где их пуганули ружьём. Но Вадим решил тупо ждать. На «авось», на «удачу», на «счастливый случай». Сия настырность быть может и не являлась его лучшим качеством, но всё же помогала иногда переломить тот или иной ход событий. Вадим называл это «взять судьбу на характер». Конечно так называемая «судьба» и не спешила промяться, однако случалось, снисходила до упрямца. Иногда. Теперь это «иногда» и требовалось Зорину. Всего один раз. Именно тогда, когда из рук вон плохо… Место наблюдения он выбрал более-менее подходящее: дистанцией в десять-двенадцать метров к вытоптанному краю дубовых рощиц. Там вырванные животными ветки свисали на лоскутах кожи, едва касаясь земли. Почти идеальное местечко. Казалось, стол накрыт, приходи оленчик, пользуйся тем, что надёргал предшественник. Тем не менее, Зорина смущал ветерок. Он изменил характер: дул теперь не всегда в лицо, а хулиганил, ёрничал… Заходил то с боку, а то и вовсе поддевал затылок. Шёл накатами, порывисто и с разных концов. Для оленевого носа, как бы охотник не прятался, достаточно вдохнуть… Плохо. Зорин вздохнул. Оставалось уповать, что резкий запах багульника, ветки которого Вадим навешал себе за воротник, перебьет, пересилит запах человека. Олега он разместил в четырёх метрах южнее от себя, с такой же гирляндой пахучего куста на плечах, что вызвало неудовольствие последнего. Мало, что сиди в засаде, так ещё нюхай этот дурман… Но Вадим успокоил: «так надо для дела», «закружится голова, сбросишь». Олег схоронился удачно, в низине: меж двух вразлётных стволов берёз. Ему-то что… можно стоять свободно в рост, а вот Вадиму тут не повезло. Голая площадка, без деревьев. Одни низкорослые кусты. И поэтому таиться надо в полусидящем положении. Ничего, потерпим… Конечно, можно сдать на полтора метра назад, за листвянку, но… Там и вид не тот, и шансы не те. Потерпим. Он взглянул на часы. Шла тринадцатая минута их засады. Ветер-предатель вроде как затих, но это ничего не значит. К кормовью никто не подходил и, надо полагать, следующие пятнадцать минут тоже будут пустыми. Хреновато… Придётся подъедать тушёнку. Выход не задался, это было ясно, но отчего-то уходить сразу не улыбалось. Хотелось дожать последние минутки, а там уж коли не судьба… По крайней мере, перед собой честно. Он давно смирился и с вонью багульника и с неудобным положением. В снайперах, помнится, ему приходилось сидеть часами и ничего… терпел. Стоп! Что-то изменилось в дубовой рощице! Тень ли пролегла, или, кажется, куст шевельнулся, или просто нервы от ожидания… Вадим аккуратно поднес к глазам бинокль. Нет, не нервы… Есть шевелёнка. А вот и осторожная косуличья морда. Мелко вздрагивающий нос. Тянущийся к оборванным веткам. Настороженный косой взгляд бокового зрения. Не бойся, родная! Тут никого нет… Вадим, не веря удаче, потянул, стягивая ружьё. Не торопиться! Главное: не торо… Он замер, боясь шумным дыханием навредить идиллии. Сознание померкло, уступая место заученным движениям рук. Лишь бы Олег не решил бы похвальнуться. Олег был отведён на добивающую роль и знал об этом, но случалось, парень тянул одеяло на себя. Лишь бы… Пристроенный к плечу приклад просил продолжать… Ствол медленно поехал в сторону цели. Пенёк мушки бесстрастно высматривал место на теле косули. «Какая-то худющая… Дитёныш, что ли…» — Мысли были обрывочны, и они не мешали действиям. К сожалению, косулька стояла не тем ракурсом, открывалась крохотная часть подбрюшья. Следовательно, увал будет не железный, но это лирика… Подранок далеко не убежит. Зорин начал мысленно отсчитывать с четырёх до нажатия на спуск. Указательный палец стал медленно проваливать курок. «Два… Один…» Ещё до того, как плечо ударила отдача, а уши прорезал знакомый хлопок, Зорин испугался. Он стрелял не в косулю. У дубов стоял солдат в «камуфляжке» и этим солдатом был БРАВИН. «Валька…» — успелось отчаянно подумать, прежде чем грохнул выстрел.
Оценочный умозрительный канал сознания выдал чёткий безаппеляционный ответ: ЭТОГО быть не может, потому что не может быть НИКОГДА. Его армейский побратим Валька погиб в январе 95-го и всё, что здесь происходит, лишь игра его воображения. Проекция застарелой боли, печали… Это кокон. Бездушная скорлупа мнимой плоти. Морок, одним словом. А он ведётся… Вадим, действительно, несмотря на прагматичность анализа, проникся суеверным ужасом. За выстрелом открылся вид. Сейчас место, где стоял кокон, пустовало. Косуля, если была настоящей, исчезла и того раньше. Дубы шелестели как обычно, накренивши сломанные ветки вниз. И рядом никого не было. Никого. Но что там… не так. ЧТО-ТО притягивало посмотреть…
Зорин нерешительной походкой двинулся туда, куда идти страшно не хотелось и одновременно болезненно тянуло посмотреть… «Не верить. Ничему не верить!» — Губы шептали слова словно мантру, а между тем крыса-паника подобралась к сердцу. Достаточно для того, чтобы почувствовать страх… «Не бояться! — Твердил себе Зорин. — Не бояться! — Приказывал себе. — Даже если увидишь… Это кокон. Запомни! Это фикция, мираж. Причём на голом месте мираж… Всё! Вдохнул-выдохнул!»
Последнее самоприказание он исполнил медленно с оттяжкой, вдохнув как можно глубже через нос и шумно выдохнув через рот. Внушил, что полегчало. Шагнул. Чтоб окончательно оказаться… на месте. Глаза, приготовившиеся увидеть нечто, неожиданно не обнаружили ничего. Мало того, следов пребывания животного, будь оно на самом деле, Вадим тоже не увидел, из чего тут же сделал вывод, что и косуля и Бравин родились из его потайного чемоданчика. Причём одно воображение сменило другое, почему бы такому не быть? Особенно если учесть, что здесь бывает всё. «Опять обманку словил!» — С небывалым облегчением подумал Вадим, и сразу же понял в чём суть облегчения. Ему не хотелось видеть, наблюдать Вальку, это было бы слишком. Это было ни к чему. И даже незадавшаяся охота стала отодвинувшимся пустяком. Незначащим. Относительно того, если б он близко увидел…
Удар пришёлся неожиданно и в яблочко. Глаза ещё не верили, опаздывали… но тело, как губка пропустило в себя ток ужас. Небольшой овражек, ямка или же приямок сразу за широким стволом дуба… шевелился. Конечно же, не сам по себе. В куче сухих веток и выжженных истлевших листьев агонизировал раненый в живот боец… Как и тогда, жилет-разгрузка был изгрызан пулей. Как и тогда пальцы умирающего царапали больное место, а сквозь них выпирала тёмная густая кровь. Зорин не шевелился. Сжавшийся в ступоре низ живота подал страх выше. К горлу… Не хватало слюны, чтобы сглотнуть. Не хватало лёгким силы выдохнуть воздух. А глаза… Забыли, что такое моргать. Вадим болезненно таращился на свой СТРАХ. Лица Вальки не было видно, он страдальчески елозил затылком, взрыхливая дно оврага, а его подбородок… Вернее, не подбородок, губы. Их Вадим видел хорошо: губы кривились в бесконечной боли. Головной убор солдата сполз на лицо и закрывал черты лица, но Зорин твердо верил: это Валёк. Вал… Как и тогда, как и в 95-м, шок Вадима отпустил, но превратился в лихорадочное беспокойное дерганье. Ступни оторвались, плечи заходили, руки… Суетливо и бесполезно потянулись к пострадавшему другу. Вадим отбросил сковавшее его ружьё и кошкой подобрался к распластанному товарищу.
— Ща, Валёк, ща… Ты потерпи, я помогу. Ща…
Как и тогда он успокаивал. Странно, помрачнённое мороком сознание все ж оценивало картину верно: то не друг его, нет… Но поддавшись нахлынувшим эмоциям, Вадим пошёл на поводу, возможно… Не возможно а, даже желая переиграть в азарте свершившийся когда-то факт. Что-то щемящее надсадное заколотилось в душе, захотелось совершить невозможное. В тех рамках, что дозволено совершаться здесь, в НЕВОЗМОЖНОМ. Руки, наконец, дотронулись, до бьющегося в конвульсии, тела. И тут наваждение схлынуло. Тело не было ни тёплым, ни холодным. Сама кожа объекта была ничем. Складки одежды не выражались. Объект попросту не трогался. Не осязался, как должно тому. Руки, по ощущениям, гладили плотно сбитый сгусток воздуха. Вадим вспомнил, как в своём портале, он попытался пройти, минуя дверь и… Можно сказать, ударился о такой вот сгусток. Как о стену.
