— Ща, Валёк, ща… Ты потерпи, я помогу. Ща…
Как и тогда он успокаивал. Странно, помрачнённое мороком сознание все ж оценивало картину верно: то не друг его, нет… Но поддавшись нахлынувшим эмоциям, Вадим пошёл на поводу, возможно… Не возможно а, даже желая переиграть в азарте свершившийся когда-то факт. Что-то щемящее надсадное заколотилось в душе, захотелось совершить невозможное. В тех рамках, что дозволено совершаться здесь, в НЕВОЗМОЖНОМ. Руки, наконец, дотронулись, до бьющегося в конвульсии, тела. И тут наваждение схлынуло. Тело не было ни тёплым, ни холодным. Сама кожа объекта была ничем. Складки одежды не выражались. Объект попросту не трогался. Не осязался, как должно тому. Руки, по ощущениям, гладили плотно сбитый сгусток воздуха. Вадим вспомнил, как в своём портале, он попытался пройти, минуя дверь и… Можно сказать, ударился о такой вот сгусток. Как о стену.
— Боже… — Неожиданно для себя прошептал Вадим. Он одёрнул руку и тщательно вытер её о штанину. Сделал это машинально, не думая.
«Тело» вдруг перестало биться, что-то изменилось. Вадим перенёс взгляд выше и наткнулся на Валькины глаза. Тот смотрел не мигая. Прямо, ясно и даже, наверно, приветливо.
— Ва-а-дич… — Губы Бравина искривились. Вадим не был уверен, что говорят именно его губы. Скорей всего это в голове. У него самого…
— У-мирать, не… Страшно. Вот, толь-ко… Больно…
Губы по-прежнему шевелились, но Вадим твердо вознамерился покончить с коконом. Как Люся недавно. Достаточно прогнать. Громко. Эмоционально. И в раз.
Он втянул гневно воздух, но выпалить заготовленную тираду не смог. Мешало необъяснимое чувство. Странно… Ступор миновал. Страх рассосался. Паника исчезла. Но осталось ожидание… Любопытствующее пассивное ожидание концовки. Концептуально врачи-психологи выработали по случаю термин и внесли в реестр определение. «Синдром неотвратимой участи», где яркими примерами становились самоубийцы, ждущие надвигающийся поезд или тот же классический кролик перед удавом. Другими словами: подавляющая власть рока. Неизбежности… В любом из примеров, ожидаемый отдавался под власть неминуемости и полностью предавал себя фатальному концу. Исключая и мысли о сопротивлении. Сейчас конкретный случай не представлял для Зорина опасности, и сопротивления было в теле, будь здоров, тем не менее… Хотелось тупо и пассивно дождаться занавеса, не вмешиваясь в саму режиссуру. Были причины тому? Наверное, да. Не каждый день встречаешь свои откровения во плоти. Пусть игра, морок, сумасшествие. Но это его сумасшествие. По праву, его…
Вадим заметил, как по лицу умирающего друга прокатилась дрожь, а слева на губе раздулся кровавый пузырь. Пустое…Теперь, когда рука убедилась в абсолютной нереальности Бравина, эмоции отхлынули далеко за сердце. Горечь утраты, сопереживание и бессилие помочь — ушли туда, где и хранились в памяти всегда. В прошлое. В промозглый дождём январь. А здесь…
— Ну и ну-у…
Вадим вздрогнул. Сработал рефлекс на неожиданность. Уж больно тихо Олег подошёл со спины. Головной встал подле него и уставился в его, Вадима, «груз». Брови его хмуро сдвинулись к переносице.
— Кто это, Николаич?
Вадим хотел было ответить шуткой, тем более, что появление Олега сняло частично напряжение. Однако, он покряхтел и ответил просто:
— Из моего дневника. Друг мой убитый. Воевали вместе…
Он хотел добавить ещё, дать более ёмкое объяснение, но запнулся. Олег не поп, а он не на исповеди. Плакаться в жилетку, так лучше в свою… И так многое увидели.
Зорин вздохнул, поднял голову вверх, покрутил шеей. Вздохнул ещё раз и повернулся к Олегу с тем, чтобы сказать ему «баста», поглазели и будя. Олег на полсекунды опередил его.
— Гляди! Разрушается. — Головной вытянул палец.
Вадим поглядел туда и замер вновь, зачарованный зрелищем. От Бравина оставались фрагменты: части рук, ног… Деформированные и скрюченные. Но перед этим тело объекта небывало вытянулось в длину, сплющилось листом и начало плавиться как на огне. Сворачиваясь и съёживаясь уголками листа. Потом огонь якобы погас, не доделав работу, и искривлённый остов начал рассыпаться. Оставляя те самые фрагменты. Недоразрушенные кусочки кокона стали уменьшаться в пропорциях, просто уменьшаться… Пока не сократились до размеров камней, а потом и вовсе исчезли. Звукового сопровождения в процессе распада почему-то не было.
— Вот и всё. — Сказал удрученно Олег.
Зорин окинул напарника взглядом. Что-то Вадиму определённо не нравилось. Тон ли Головного, его пришибленность… Впрочем, чего ещё ждать? Сам-то он хорошо ли выглядит?
— Пошли! — Коротко и лаконично распорядился Вадим, взваливая ружьё за плечо. — С охотой у нас кекс, зато зрелищем наелись.
Он уверено пошёл по траве на выводящую назад тропинку. Пойти-то пошёл, но быстро понял, что не слышит шаги заднего. Обернувшись, он увидел, что Олег стоит там, где и стоял, не стронувшись не на дюйм.
— Олег! — Нетерпеливо окрикнул Зорин. — Чего застыл?
Головной не шелохнулся. Статичность его фигуры могла поспорить с неподвижностью столба. Казалось, Олег ушёл в глубокие раздумья. Ни плечом, ни шеей никак не отреагировал на крик.
— Ну, что ещё?! — Раздраженно бросил Вадим, потянувшись назад, к Олеговой спине.
Но, ещё не добравшись, ещё не коснувшись плеча оторопевшего товарища, его пронзил ужас, втрикрат сильнее предыдущего. Сначала всё сжалось пружиной, потом… Догадка ослепила и разволокла адреналин по жилам. Мурашки побежали по коже, вздыбая волоски, Вадим не дошёл и двух шагов, когда всё понял…
— Ты-ы… Не О-лег… — Трудно по слогам прохрипел он горлом, и словно в подтверждение правое плечо Головного поехало, потянулось как кисель, уродуя и деформируя остальные линии тела. За считанные секунды так называемое тело превратилось в бесформенную кляксу. Затем тягучесть приостановилась, слепок подмёрз и с треском осыпался. Следующим этапом стало традиционное таяние, но Зорина интересовало не само зрелище. Дважды его подсадили на крючок, дважды… И второй раз был самый жуткий. Вадим рывком сорвал две верхние пуговицы, освобождая горло, и так достаточно открытое. Не хватало свежести. Мысли бегали, спотыкались и сталкивались. Если это был двойной морок, то где ж тогда настоящий Олег?
Вадим опустился на колени и бессильно уронил голову к земле. В висках стучало, в глазах кружились «мухи». Не хватало воздуху продышаться, не то чтобы там думать. Но одна мысль всё ж занимала его: ГДЕ НАСТОЯЩИЙ ОЛЕГ? Накатившая внезапно дурнота стала не следствием перепада давления и аритмии сердца, хотя и это тоже… Причиной, вызвавшей подобный апокалипсис, стал тектонический сдвиг понимания. Ударчик под самое дышло. Неожидаемый, по поганой сути, и с перебором через край. Нокдаун, Вадим. А может и нокаут… Дальше-то как?
Он присел поудобней, стараясь взять под контроль дыхание. В глазах помягчело. Но уши отказывались работать как надо, звуки сливались в единый сумасшедший оркестр, через раз-другой затыкаемый ватной пробкой. Давление шкалит, к доктору не ходи… Где же Олег? Вадим встал, и ему показалось, нет, послышалось…
— …ти-им.
Тогда Зорин сжал в ладонях лицо, с силой продрался им сквозь пальцы. Вскинулся как гончая, напрягая органы слуха и зрения.
— Ва-ди-и-м…
Пробка лопнула, и в уши влетело его имя. Чёткое. Громкое… Кричал неподалёку Олег, и с криком его разлетелись остатки грёз. Вадим встряхнулся как после зыбучей дрёмы, по-новому оценивая реальность. Он стоял в десяти метрах от дубовых кущ. Он, оказывается, никуда не уходил, и всё время был здесь. Спал ли, грезил, только оставался на месте, факт.
— Ты где-е-? — Донеслось именно со стороны дубравы. Крик был исполнен возбуждения, какое бывает при радости или азарте. Во всяком случае, обеспокоенности в голосе Вадим не услышал.
— Иду!!! — Гаркнул Зорин и собственный голос вернул его окончательно «с луны на землю». Он шагнул по направлению к голосу, к дубам. По-настоящему шагнул на этот раз… Шаги осязались довольно чётко, ноги отмечали все неровности местного рельефа. Вадим даже чувствовал, как продавливаются ветки и мелкие камушки под подошвами бот. Чувствовал воздух, он стал особенно свеж. И вообще, ясность стала чрезвычайно вопиющей, если не сказать, агрессивной. Если верить старожилам, такая ясность бывает крайне отчётлива после тумана. Вот только его, Вадимов туман, не приведи господь, пережить кому…
Терпкое ощущение де жавю испытал Вадим, как только оказался у ноздреватой коры дуба. Словно повторял, а ведь так оно и было, уже прожитые минуты жизни. Ему было ведомо, ему было знакомо, что за широким стволом дерева приоткроется глазу. Он знал, что увидит наверняка, хотя по существу, если отбросить все эти наваждения, к этому дереву он подошёл впервые. На секунду сердце замерло в тщетной надежде увидеть вовсе не овраг, не скат вниз, а несколько иную интерпретацию природы, будь то заволуженная кустами, ровь, лужайка или рядок, пусть небольших невысоких берёз. Однако, берёз не было, лужайки — тоже, а овражек… тот существовал. И был там, где и был в недавнем мороке. И так же, как и там, овраг шумел, двигался, излучал динамику. Олег самый настоящий (почему-то теперь Зорин не сомневался в этом) волоком тянул из приямка тушку косули.
