***
В начале главы, разбирая стихотворение «Я был завсегдатаем всех пивных…», мы затронули различные метафорические образы жизни, используемые Высоцким: «И покатился я, и полетел / По жизни — от привода до привода». Однако чаще всего в его стихах используется образ плавания: «Жизнь — как вода, / Вел я всегда / Жизнь бесшабашную» /1; 100/, «По речке жизни плавал честный Грека» /5; 267/, «И не вижу я средства иного — / Плыть по течению» /5; 59/, «Плыл, куда глаза глядели, / по течению» /5; 131/, «Что искать нам в этой жизни, / Править к пристани какой?» /5; 221/. Такой же образ встречается в «Реальней сновидения и бреда…» и «Упрямо я стремлюсь ко дну…» (оба — 1977): «А я хоть и внизу, а все же уровень держу», «Там, на земле, и стол, и кров, / Там я и пел, и надрывался. / Я плавал все же, хоть с трудом, / Но на поверхности держался» (как в «Песне мыши»: «Немного проплаваю, чуть под-натужась, / Но силы покинут — и я утону»)[1507].
Однако лирического героя постоянно «тянет» вниз — этот мотив встречается довольно часто: «Не удержишься ты наверху — / Ты уверенно катишься вниз» («Прыгун в высоту»), «Мне говорят, что я качусь все ниже» («Реальней сновидения и бреда…»), «Но слабеет, слабеет крыло <…> Я спускаюсь всё ниже и ниже» («Романс миссис Ребус» /4; 273 — 274/).
Как видим, сюда примыкает мотив потери сил — «слабеет крыло». В том же «Романсе миссис Ребус» есть такие строки: «Силы оставят тело мое, и в соленую пыль я / Брошу свой обессиленный и исстрадавшийся труп», — которые можно сравнить с другими формально-ролевыми произведениями: «Силы нас предадут, и захочется / Не в перины, а в снег» («Белое безмолвие»; черновик /3; 379/), «Немного проплаваю, чуть поднатужась, / Но силы, покинут — и я утону» («Песня мыши»), «Я страшно скучаю, я просто без сил» («Песня Алисы»), «Последние силы. жгу» («Песня самолета-истребителя»), «Устал бороться с притяжением земли» («Песня конченого человека»), «Ох, устать я устал, а лошадок распряг» («Чужой дом»), «Я был и слаб, и уязвим <.. > Ослаб я и устал <… > Хотя для них я глуп и прост, / Но слабо подымаю хвост» («Ошибка вышла»), «Слабею, дергаюсь» («История болезни»), «И ослабшими перстами / Спрятал все концы с хвостами / в воду загодя» («Две судьбы»; наброски /5; 454/), «Тот, кого даже пуля догнать не могла б, / Тоже в страхе взопрел и прилег, и ослаб» («Конец охоты на волков»).
А пуля догнать не могла героев также в «Пожарах» (1977): «Уже не догоняли нас и отставали пули. / Удастся ли умыться нам не кровью, а росой?!». Сравним с только что упомянутым «Концом охоты на волков», работа над которым шла одновременно с «Пожарами»: «И залпы гремели, и пули летели /В ничто, вхолостую, / И челюсти смерти сомкнулись за нами / Впустую» (АР-3-29). Между тем в основной редакции обеих песен героям пришлось «умыться кровью»: «Убитых выносили на себе», «Кровью вымокли мы под свинцовым дождем». Как видим, в этих произведениях разрабатывается одна и та же тема, поэтому выявим между ними все возможные параллели: «Улетающих — влёт, убегающих — в бег» = «А мы летели вскачь, они — за нами влёт. <…> Ни бегство от огня…»; «И костры догорят, не пугая» (АР-3-24) = «Пожары над страной <.. > ни страх погони ни при чем»: «И потеха пошла в две руки, в две руки» = «…всё выше, жарче, веселей»; «От погони уставшая стая волков» (АР-3-28), «.Двуногие в ночь запалили костры /Ив огненный круг залегли до утра» /5; 533/ = «Ни бегство от огня, ни страх погони ни при чем»; «Чуял волчие ямы подушками лап» = «…чуяли привал» /8; 541/; «Сумасшедшему волчьему бегу» (АР-3-24) = «Еще не видел свет подобного аллюра»; «Животами горячими плавили снег» = «Жгли руку рукояти, раскалясь» /5; 518/; «Или — света конец, и в мозгах перекос» = «И мир ударило в озноб от этого галопа. <.. > И распрямлял извилины в мозгу»: «Нам сопутствовать будет удача» (АР-3-22) = «Удача впереди и исцеление больным»; «Смерть пришла из-за белых густых облаков, / Растрепала по полю подручных моих» /5; 535/ = «Судьба летит по лугу! / Доверчивую Смерть вкруг пальца обернули» (если в первом случае «смерть пришла», то и во втором «стояла смерть, добычу карауля»[1508] /5; 518/; и если в «Конце охоты» смерть растрепала волчью стаю, то в «Пожарах» так же будет действовать ветер: «И клочья разбросал и разметал» /5; 518/); «Я тоже смертельную рану скрываю» (АР-3-34) = «Навылет Время ранено, досталось и Судьбе»; «Отлетают матерые души волков / В поднебесье» /5; 534/ = «Пока у райских врат мы сдуру мялись, / Набросили щеколду холуи» /5; 519/, «Ветра и кони — и тела, и души / Убитых выносили на себе» /5; 192/.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
А поскольку «Конец охоты на волков» посвящен преследованию властями инакомыслящих, то и в «Пожарах» разрабатывается та же тема. Однако в последней песне герои не только убегают от врагов, но еще и сражаются с ними: «Помешанная на крови слепая пуля-дура / Прозрела, поумнела вдруг и чаще била в цель». Вообще же образ бешеной скачки, сопровождающейся потерями боевых соратников («А скачка разгоралась! <…> Убитых выносили на себе»), впервые встретился в «Песне о новом времени» (1967): «Только вот в этой бешеной скачке теряем товарищей!» /2; 350/. Поэтому имеет смысл сопоставить между собой и эти две песни: «Как призывный набат, прозвучали в ночи тяжело шаги» = «В ушах звенел набат, и пуля-дура / Со скользких сёдел сталкивала нас» /5; 518/; «Неизвестно, к какому концу унося седоков» = «И сабли седоков скрестились с солнечным лучом»; «И в погоню летим мы за ним, убегающим, вслед» /2; 46/ = «…ни страх погони ни при чем» (в последнем случае герои спасаются бегством, а в первом — сами преследуют); «И галопом летим мы за ним…» /2; 350/ = «А там — в галоп, под пули в лоб <.. > А мы летели вскачь, они — за нами влет»; «И еще будем долго огни принимать за пожары мы» = «Пожары над страной — всё выше, жарче, веселей, / Их отблески плясали в два притопа, три прихлопа».
Кроме того, в первой строке «Пожаров»: «Пожары над страной — всё выше, жарче, веселей», — используется тот же прием, что и в начале «Баллады о ненависти» (1975): «Торопись! Тощий гриф над страною кружит». Оба эти образа символизируют разрушительную деятельность советской власти, причем впервые подобный прием встретился в «Песне о вещей Кассандре» (1967): «И в ночь, когда из чрева лошади на Трою / Спустилась смерть, как и положено, крылата…».
Можно отметить еще несколько общих мотивов между «Балладой о ненависти» и «Пожарами»: «Слышишь — гулко земля под ногами дрожит» = «Копыта били дробь…»; «Зло решило порядок в стране навести. / Воздух глубже втяни — хлеб горит вдалеке» (АР-2-203) = «Пожары над страной — всё выше, злее, веселей»[1509]; «Видишь — плотный туман над полями лежит» = «И сумерки с туманом сговорились / И прокололи лошадям глаза» /5; 518/; «Ненависть жаждет и хочет напиться / Черною кровью врагов» = «Да будет месть и кровь — и исцеление больным. <.. > Светло скакать, врага видать» (АР-10-194). Но наряду с многочисленными сходствами наблюдается и изменение двух мотивов: «Рукояти мечей холодеют в руке» — «Жгли руку рукояти, раскалясь» /5; 518/; «Свежий ветер нам высушит слезы у глаз…» —> «И ветер злой со щек мне сдул румянец / И обесцветил волосы мои» /5; 519/.
Одновременно с «Балладой о ненависти» была написана «Баллада о борьбе», которая также предвосхищает целый ряд мотивов из «Пожаров»: «Если месть справедлива, не треснет металл» (АР-2-193) = «Да будет месть и кровь — и исцеление больным» (АР-10-194); «И увидишь врагов ты, которых искал» (АР-2-193) = «Успеем ли взглянуть в глаза врагу?» (АР-10-198); «И кружил наши головы привкус борьбы, / С пьяно пляшущих строчек стекая на нас» (АР-2-191), «Испытай, коль не трус, горький запах судьбы» (АР-2-193) = «Обещанное “Завтра” будет горьким и хмельным» (АР-10-194); «И когда ты без кожи останешься вдруг…» /5; 19/ = «Лохмотьями с ладоней лезла шкура» /5; 518/.
