Отметим заодно и другие сходства: «Почему нас несут на убой?» = «Сам себя готовишь на убой»; «Из капкана — в мешок, — в чем же дело?» (АР-4-136) = «И открыта шея для петли. <.. > И на шею ляжет пятерня».
В первой песне мангусты подводят итог: «Вот за это нам вышла награда / От расчетливых, умных людей» (АР-4-132). Поэтому и в балладе — уже от лица самого автора — будет сказано, что «недальновидно / Жить с открытой шеей меж людей».
А концовка «Песенки про мангустов»: «И снова: “Змеи, змеи кругом — будь им пусто!” — / Человек в исступленье кричал / И позвал на подмогу… / Ну, и так далее — как “Сказка про белого бычка”» (эта же сказка упоминалась в балладе: «Даже сказки здесь — и те жестоки»), — говорит о цикличности сюжета и его повторяемости в советскую эпоху: мангусты, уже забывшие об охоте на них самих, в очередной раз слыша призыв власти уничтожить змей, с готовностью откликаются на него. Объектом авторской сатиры является беспамятство людей, нежелание помнить о прошлых трагедиях. Именно против этого выступает поэт и в «Побеге на рывок»: «…Что надо, надо сыпать соль на раны: / Чтоб лучше помнить — пусть они болят!».
***
Помимо «Песенки про мангустов», наблюдаются сходства между «Концом охоты на волков» и «Горизонтом» (1971): «Я знаю — мне не раз в колеса палки ткнут»[1523] [1524] (АР-3-112) = «Мы знаем — не детская будет игра» (АР-3-23); «Я знаю, где мой бег с ухмылкой пресекут <.. > Завинчивают гайки. Побыстрее! — / Не то поднимут трос, как раз где шея» = «И потеха пошла в две руки, в две руки. <.. > К лесу — там хоть немногих из вас сберегу! / Живо, волки, — труднее убить на бегу!»ш1 («бег» = «на бегу»; «с ухмылкой» = «потеха»; «побыстрее» = «живо»).
В ранней песне власти пытаются «пресечь бег» лирического героя, а в поздней — убить, причем используют для этого одинаковые средства: «Но из кустов стреляют по колесам» = «Появились стрелки, на помине легки». А лирический герой в «Горизонте» и волки в «Конце охоты» действуют на запредельной скорости: «Я прибавляю газ до исступленья» (АР-3-112) = «…Сумасшедшему волчьему бегу» (АР-3-24); «И плавится асфальт, протекторы кипят» = «Животами горячими плавили снег».
Помимо того, безвыходность ситуации, в которой оказались волки, имеет своим источником стихотворение «В лабиринте» (1972): «Здесь, в лабиринте, / Мечутся люди. / Всё помешалось — / Жертвы и судьи. / Каждый — как волк: / Ни у кого / выхода нет!» (АР-2-32) = «…И смирились, решив: всё равно не уйдем! <…> Я мечусь на глазах полупьяных стрелков / И скликаю заблудшие души волков» («мечутся люди» = «я мечусь»; «как волк» = «волков»; «ни у кого выхода нет!» = «все равно не уйдем!»).
Людей убивает Бык Минотавр, а волков уничтожают стрелки: «Злой Минотавр в этой стране / Всех убивал» /3; 15^4/ = «Новое дело — нас убивают» (АР-3-30).
Да и лирический герой ведет себя одинаково: «Я тороплюсь — / В горло вцеплюсь, / Вырву ответ!» = «На горле врага свои зубы сомкну / Давлением в сто атмосфер» (АР-3-37); «И слепоту, и немоту — / Всё испытал» = «Отказали глаза, притупилось чутье».
Более того, если в стихотворении предсказано: «Лишь одному это дано — / Смерть миновать», — то такая же ситуация повторится и в песне, правда в несколько ином контексте: «Кончен бал, или бойня — один я бегу. <…> Я живу, но теперь окружают меня <.. > псы — отдаленная наша родня..»Ш2.
Похожая картина наблюдается в паре «Честь шахматной короны» (1972) — «Конец охоты на волков»: в первом случае противник героя сметает его шахматные бастионы, а во втором — стрелки стремятся уничтожить героя и его стаю: «Черный ферзь громит на белом поле / Все мои заслоны и щиты» /3; 384/ = «Разбросана и уничтожена стая» (АР-3-34); «Он меня убьет циничным матом…» /3; 383/ = «Новое дело — нас убивают» (АР-3-30) (ср. еще в стихотворении «Вооружен и очень опасен»: «Нас уберут без суеты»).
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Правда, на первых порах герои были уверены в благоприятном исходе: «В первый раз должно мне повезти» = «Нам сопутствовать будет удача» (АР-3-22), — и в тщетности любых ухищрений своих врагов: «Но пройдут его старанья прахом» (АР-13-72), «Он меня не испугает шахом» (АР-9-169) = «Только всё это зря, чудаки-егеря, / И костры догорят, не пугая» (АР-3-24), — так как, несмотря на их большой опыт: «Этот Шифер хоть и гениальный…» = «Ах, люди, как люди, премудры, хитры» (АР-326), — сами герои тоже не лыком шиты: «“Он играет чисто, без помарок../ Ничего, я тоже не подарок…» = «Хитро и старо, но и волки хитры» (АР-3-22).
Между тем по ходу схватки герои констатируют превосходство своего противника: «Да, майор расправится с солдатом» /3; 383/ = «Да, мы — волчье отродье, и много веков / Истребляемы мы повсеместно» (АР-3-23); и даже предчувствуют близкую смерть: «Чует мое сердце — пропадаю» /3; 391/ = «Чуял волчие ямы подушками лап <…> И смирились, решив: все равно не уйдем!». Поэтому они вынуждены защищаться: «Я прикрылся и ушел нырком» (АР-9-171) = «Час назад я впервые нырнул под флажки» (АР-3-29) (такая же ситуация, как мы помним, была в «Сентиментальном боксере»: «Встаю, ныряю, ухожу…»), — и оказывают сопротивление: «Прикрываю пешки рукавом» /3; 391/ = «К лесу — там хоть немногих из вас сберегу'.», «Срочно нужно дамку провести» /3; 391/ = «Живо, волки, — труднее убить на бегу!»[1525] [1526]; «Я кричу: “Родная, вывози!”» (АР-13-75) = «Я кричу обезумевшим братьям моим, / Чтобы к лесу бежали за мною» (АР-3-34); «Прячу нехорошую ухмылку, / Прикрываю рукавом ферзя» (АР-9-171) = «Улыбаюсь я волчьей ухмылкой врагу»; «Я усвоил, как слова припева» (АР-13-91) = «Усвоил я, милые, верьте» (АР-3-32). И всё это происходит, несмотря на «кашу в голове»: «Клетки — как круги перед глазами» = «…и в мозгах перекос».
В один год с шахматной дилогией была написана песня «Оплавляются свечи…», также предвосхищающая «Конец охоты на волков»: «Кровью мылась Россия» (АР-6-20) = «Кровью вымокли мы под свинцовым дождем»; «И в предсмертном томленье…» = «Смерть пала на нас из железных “стрекоз”» /5; 534/; «Убегают олени, / Нарываясь на залп» = «Сумасшедшему вольчему бегу» (АР-3-24), «И залпы гремели, и пули летели…» (АР-3-29); «Кто-то дуло наводит / На невинную грудь. <.. > Кто-то злой и умелый…» = «Быть может, возмездие кто-то принес» /5; 534/, «Отворились курки, как волшебный Сезам» /5; 212/; «И, рукою умелой. / Веселясь, наугад…» (АР-12-42) = «И потеха пошла в две руки, в две руки»: «Мечет острые стрелы…» = «Только били нас в рост из железных “стрекоз”».
Теперь сопоставим с «Концом охоты» песню «Погоня» (1974): «Ведь погибель пришла…» /4; 226/ = «Смерть пришла из-за белых густых облаков» /5; 535/; «…а бежать — не суметь'» = «И смирились, решив: все равно не уйдем»; «А коней моих подгоняет страх» — «Тоже в страхе взопрел и прилег, и ослаб».
В обоих случаях герои спасаются изо всех сил: «От погони той даже хмель иссяк» = «От погони уставшая стая волков» (АР-3-29) (ситуация с погоней подробно разрабатывается и в «Пожарах», где герои вновь убегают от преследования: «А мы летели вскачь, они за нами — влёт»[1527]); «…Сумасшедшему волчьему бегу» (АР-3-24) = «Отдышались, отхрипели да откашлялись».
Различие же состоит в том, что в «Погоне» враги нападают на лирического героя из леса, а в «Конце охоты» он зовет своих собратьев спасаться в лесу. Кроме того, в «Погоне» на лирического героя нападают волки, а в «Конце охоты» он и его собратья сами выступают в образе волков.
Как видим, лирический герой (лирическое мы) и власть в разных произведениях могут «меняться» масками, что не должно вводить в заблуждение.
