– Во‑е‑во‑да!
Со второго этажа, громыхая сапогами, сверзилась верная дружина. Дружинка, точнее... Дмитрий, Бурангул, Освальд, Збыслав и дядька Адам. И Джеймс, и Ядвига – тут. Все скучились в изрисованном уголке Джотто. Вовремя! Но маловато: к морячкам тоже просачивалась подмога – парни в черных плащах, что дежурили снаружи. У этих под плащами обнаружились короткие мечи. Самое милое дело для трактирной резни. А хозяин «Золотого льва» уже выскочил на улицу – скликал городскую стражу.
Пауза, напряженное ожидание...
– Как дела, Дмитрий? – поинтересовался Бурцев, не отводя глаз от противников.
– Да этак как‑то, воевода, – уклончиво ответил тот. – Затаились вот здесь. Умаялись ужо, тебя, да Гаврилу дожидаючись. Сюда еще должна была ватага Джезмонда‑Джеймса нашего вернуться. Ан не пришли молодцы его. Говорят, вроде порешили всех на венецианском погосте. То ли немцы, то ли дружинники князя здешнего Типоло.
– Жаль, пригодились бы сейчас ребята Джеймса.
– Угу, пригодились бы, – эхом отозвался новгородец. – А у вас‑то как?
– Сам видишь...
Эх, Дездемона! Эх, Гаврила! Заварили вы кашу! Бурцев мельком глянул вокруг. Джеймс – со своим неизменным ножом‑кольтэлло. Освальд и Дмитрий – с рыцарскими мечами, добытыми в Санта‑Тринита. Збыслав, Бурангул и дядька Адам держат в руках трофейные копья гвардейцев синьора Типоло. Да только не больно помашешь ими в тесноте венецианского кабака. Может, мастер древкового оружия Сыма Цзян и справился бы, используя копье в качестве боевого шеста... А кстати...
– Где китаец? – спросил Бурцев.
– Наверху остался – в засаде.
Дмитрий взглядом указал на второй этаж. Там, над перилами, действительно, мелькнули копье и седая голова.
– Сзади нападет, – шепотом пояснил новгородец. – Сказал, что сможет спрыгнуть вниз без лестницы.
Вот ниндзя престарелый! Нашел, блин, время демонстрировать чудеса боевой акробатики!
А в распахнутую дверь таверны уже вбегала городская стража. Докричался краснорожий, добился‑таки своего – местная полиция в таверну пожаловала. Прикормленная – сразу видно... Оружие стражников было направлено туда, куда указывал палец хозяина заведения. А трактирщик тыкал перстом в сторону Бурцева и Гаврилы. Как же! Зачинщики беспорядков, задиры, затеявшие драку, хулиганы, избившие уважаемого клиента! Ату их! Хоть бы вспомнил, козел, чью монету сегодня прикарманил...
В «Золотом льве» становилось все теснее и напряженнее.
– Их слишком много, Василь, – шепнул Дмитрий.
Америку, блин, открыл!
– Много, – согласился Бурцев. – Но они без тельняшек.
– А?
Ответа не последовало. Бурцев переложил обнаженный палаш в левую руку, вынул из‑за пазухи «вальтер» с последним патроном – пришла пора избавляться от последнего «шума смерти».
И рявкнул погромче:
– Хэнде хох!
Венецианская стража при виде оружия Хранителей попятилась к двери. Наступавшие в угрюмом молчании черноплащные вышибалы тоже переглянулись нерешительно, остановились. А вот морячки обороты не сбавили: перли вперед, лупая залитыми, невидящими зенками. И по грязным проходам перли, и прямо через столы‑лавки. Пьяные, дурные – что с них взять!
Ну, ладно... Бурцев снял «вальтер» с предохранителя. Бурцев нажал на курок.
В кабаке бабахнул выстрел. Раскатистое эхо и пронзительный женский визг наверху... Всю пьяную морскую кодлу вместе с черными плащами, блестящими касками стражников и красной рожей хозяина как сквозняком выдуло. Дверь чудом удержалась на петлях, когда толпа венецианцев ринулась к выходу.
Сработало! Бурцев облегченно выдохнул. Его верные спутники, разинув рты, пялились то на своего воеводу, то на поскрипывающую дверь опустевшей таверны. Джузеппе медленно сползал под стол. Дездемона висела на плече Гаврилы.
А Джотто... Ну, надо же! Джотто ди Бондоне снова что‑то рисовал. Уголек в его руке так и мелькал. Глаза художника пылали восторгом вдохновения. Да уж, чего‑чего, а вдохновения у этого сумасшедшего флорентийца были полные штаны! Находясь в творческом экстазе, маэстро даже не счел нужным пугаться выстрела «шумного пальца».
Бурцев не удержался – взглянул на дощечку живописца. Увидел себя. Не дорисованного еще, но вполне узнаваемого. Грозного, страшенного, с перекошенным лицом. С палашом‑чиавоной в одной руке, с пистолетом – в другой. Из ствола угольного «вальтера» вырывалось пламя. М‑да, сюжетец... А образ какой убедительный! А экспрессии, экспрессии‑то сколько!
– Хорош‑хорош, ничего не скажешь... – насмешливо прогнусавил над ухом Джеймс. – Только нам уходить теперь отсюда придется, Василий. И уходить поскорее, пока...
Договорить он не успел. И уйти они не успели.
Хранители Гроба и тевтонские братья оказались более расторопными. Стук копыт да шум мотоциклетного двигателя за распахнутой дверью возвестили о том, что отступать некуда. И некогда.
Глава 55
Что именно привлекло эсэсовско‑тевтонский патруль к «Золотому льву» – грохот одиночного выстрела, вопли разбегавшихся венецианцев или призывы трактирщика – теперь не важно. Важно другое: на пороге таверны стояли офицер в форме гауптштурмфюрера СС и рыцарь ордена Святой Марии в рогатом шлеме, кольчуге и белой котте с черными крестом. Офицер положил ладонь на кобуру, рыцарь держал в руках треугольный щит и внушительного вида булаву.
Из‑за спин этих двоих выглядывали ствол «шмайсера» и пара заряженных арбалетов. На улице всхрапывали тевтонские лошади, бряцало железо, рокотал на холостых оборотах «цундапповский» движок...
Влипли!
Немая сцена длилась долго. А тишина стояла така‑а‑ая! Даже у визгливых шлюх наверху было сейчас как в могиле.
Гауптштурмфюрер обвел брезгливым взглядом загаженную таверну, опрокинутые столы, перевернутые лавки, разбросанную посуду и объедки. Скользнул унылым взором по лицам людей, толпившихся в изрисованном углу. Уперся серыми со стальной холодцой глазами в Бурцева, все еще сжимавшего пистолет:
– Полковник Исаев?
Бурцев машинально щелкнул бойком бесполезного уже «вальтера». Чем и выдал себя.
– Этого – взять, – распорядился эсэсовец.
Бурцев нажал на курок еще раз. Чуда не произошло – оружие с пустым магазином – это вам не оглобля. Даже раз в год стрелять не станет.
– Остальные не нужны, – добавил офицер. – Никто не нужен. Выполнять!
Автоматчик выступил вперед, вскинул «шмайсер». Кнехты‑арбалетчики подняли свои самострелы. Но Джеймс Банд уже стоял за спиной Бурцева. Острие кольтэлло уже уткнулось в горло бывшему омоновцу.
– Браво, брави, – процедил сквозь зубы Бурцев. – Брависсимо...
Кажется, у него появился шанс не попасть в лапы цайткоманды живым.
Фашики растерялись. Смешались и тевтоны. Такого расклада немцы не ожидали.
– Синьоры, – громко и отчетливо произнес Джеймс. – Если этот человек действительно вам нужен, положите оружие. На пол да поживее. Иначе он умрет.
Эсэсовский офицер и автоматчик не шелохнулись. Тевтоны – тоже. «Шмайсер» и оба арбалета выцеливали теперь только одну мишень – голову брави, прятавшуюся за головой «полковника Исаева». Туда же, не мигая, смотрели из‑под козырька фуражки серые глаза гауптштурмфюрера. Офицер доставал из кобуры пистолет. Еще один «вальтер». Только с полной обоймой.
– Он умрет вместе со мной, – предупредил брави. – Он умрет, если вы выстрелите в кого‑нибудь из присутствующих здесь. Он умрет, если вы попытаетесь выйти отсюда. Кладите оружие.
– Фойер! – одними губами приказал гауптштурмфюрер.
Но и в этот раз его опередили. Сыма Цзян оказался не только прекрасным бойцом ушуистом, но и отменным копьеметателем. Китаец возник над перилами второго этажа лишь на долю секунды. А в следующее мгновение наконечник короткого венецианского копья засел в груди эсэсовца со «шмайсером».
Короткий вскрик... Падая, автоматчик задрал ствол «МП‑40». Полоснул очередью поверху – осознанно ли, рефлекторно... Прошил потолочные балки.
На втором этаже опять завизжали девицы. Вот под этот закладывающий уши звук и развивались дальнейшие события. Стремительно развивались.
Хранитель Гроба, пронзенный копьем, еще не коснулся земли.
А нож Джеймса больше не упирался в горло Бурцеву. Смертоносный кольтэлло летел...
Навстречу арбалетным болтам, пущенным тевтонскими кнехтами.
А гауптштурмфюрер уже вырвал «вальтер» из кобуры.
А Дмитрий со Збыславом опрокидывали стол Джотто ди Бондоне – массивный, расписанный углем, деревянный щит.
Джузеппе валился под прикрытие этой громадной павезы[169].
Гаврила бросал туда же Дездемону.
Джотто шарил вокруг стола, бранясь и спасая затаптываемые наброски.
Стол рухнул. Короткие толстые стрелы ударили в изрисованные доски. Расщепили дерево. Застряли.
Нож брави вошел в горло офицеру цайткоманды.
И гауптштурмфюрер, хрипя, истекая кровью и дико ворочая глазами, что перед ликом смерти перестали быть холодными и мертвыми, совершал посмертный подвиг во славу фюрера и Великой Германии. Офицер СС спешил опустошить обойму, пока еще оставались силы.
