Толемей-хан покинул Большой императорский дворец поздней осенью, спустя три недели после того, как почтовый голубь принес страшное известие: в Ротоне — восстание черни, подкупленной парсами, матушка-императрица — отравлена, дети покойного принца Тезей-хана (Арон и Мелисса) в сопровождении Урхана следуют в Эльдорадо. Туда же отправился и Толемей-хан — вместе с теми, кто согласился разделить с ним судьбу изгнанника. В это время из-за слухов о том, что на Альхоне — очаг заражения чумой, очень редкие корабли бросали якорь в его прекрасной гавани. Одним из них было торговое парусно-весельное судно «Альбатрос». Его капитан (он же — судовладелец) приходился Толемей-хану дальним родственником, поэтому с ним удалось договориться взять на борт 25 пассажиров, включая самого Толемей-хана, и доставить в нужное место за очень приличное вознаграждение. В соответствии с предложенной Толемей-ханом путевой картой «Альбатрос» должен был сделать трехдневную остановку на мысе Принцессы Грез. В продолжительной приватной беседе капитан «Альбатроса» подтвердил самые худшие опасения Толемей-хана: страна погружается в хаос, провинции предоставлены сами себе, морская торговля хиреет, народ бедствует и разбегается из городов по лесам, степям и предгорьям. На подходе к мысу Принцессы Грез Толемей-хан почувствовал себя плохо. Сердце подустало от течения времени и дало сбой. По этой причине он предложил своим спутникам продолжить путешествие в Эльдорадо без него, согласившись оставить при себе трех слуг. «Альбатрос» пришвартовался к причалу Летнего дворца за час до полудня. Хотя чума обошла это место стороной, дворцовой прислуги осталось совсем немного. Большинство рабов и вольноотпущенников разбрелись по окрестным деревням и поселкам. На причале собралась небольшая толпа любопытных. Попрощавшись с капитаном «Альбатроса» и своими спутниками, Толемей-хан в сопровождении слуг, которые вынесли на берег его багаж, самостоятельно сошел по трапу и тут же на причале попал в крепкие объятия дворцового приказчика (в прошлом судового врача) Моисей-хана и старшего библиотекаря Евсея Орландского, с которыми его связывала старинная дружба. По просьбе Толемей-хана на «Альбатрос» незадолго до отплытия доставили две клетки с десятью почтовыми голубями, — для того, чтобы его друзья и бывшие соотечественники из Эльдорадо могли поддерживать с ним оперативную связь. Уже на следующий день, хорошо выспавшись и почувствовав прилив сил, Толемей-хан обратился к дворцовому приказчику с просьбой совершить экскурсию по Летнему дворцу. Очень хотелось ему посмотреть, что изменилось здесь за последние годы. Моисей-хан сам вызвался его сопровождать, прихватив с собой связку ключей к запертым на замок помещениям и апартаментам. Вместе с садом и виноградниками дворцовый комплекс занимал площадь, эквивалентную 2,5 га. Вокруг парадного двора располагались разнообразные по форме и размеру 2-3-х этажные постройки. Запутанные ходы и выходы, внезапные лестничные спуски и подъемы, непредсказуемые повороты, соседство ярко освещенных помещений с полутемными залами, насыщенные краски настенной живописи — все это напоминало о днях, давно минувших и полузабытых. По мнению Толемей-хана, дворцу было лет триста, не меньше. Очевидно, его построили еще тогда, когда климат в Прибайкалье был субтропический.
Об этом, в частности, свидетельствовали растущие в дворцовом саду пальмы и реликтовые хвойные деревья. Оконные проемы в большинстве помещений отсутствовали. Свет проникал сквозь специальные колодцы, проходившие через все этажи и создававшие различную степень освещенности залов. Стены комнат и коридоров были покрыты бесчисленными фресками и полосами орнамента, чаще всего в виде волны или спиралевидных завитков, напоминающих о близости Байкала и вечном движении воды. Сюжеты фресок рассказывали о жизни обитателей дворца: религиозных церемониях, развлечениях детей, пирах, театральных действах. Фигуры изображались условно: голова и ноги в боковой проекции, а туловище — фронтально. Разделенный на правильные квадраты пол украшали орнаментальные мотивы с изображениями рыб, черепах и дельфинов. На одной из фресок Толемей-хан разглядел парадный портрет их высочества Тезей-хана и сразу заинтересовался:
— Кто и когда это написал?
— В прошлом году в Летнем дворце работал Епифани — знаменитый художник из Айхеноя. Он и создал эту фреску — вместо той, которая совсем обветшала, — объяснил Моисей-хан. Внешний облик их высочества был передан очень правдоподобно: овальное лицо, густые темно-каштановые волосы, прямой нос, большие выразительные глаза болотного цвета, малозаметные усы и борода.
Только вот, по мнению Толемей-хана, цвет кожи был передан ненатурально. У их высочества была не смуглая, как у большинства джурджени, а очень светлая и чувствительная кожа, которая не загорала и не грубела и поэтому требовала постоянного ухода посредством втирания мазей на основе растительных масел и морских водорослей. Столь нежной коже он был обязан своей матери — царице Гюльнаре. Да и улыбался их высочество не губами, как изобразил мастер изящных искусств из Айхеноя, а уголками глаз. Едва уловимое движение, перемещение морщинок у бровей, и из жестокого, подавляющего властелина их высочество превращался в мягкого и проницательного собеседника. Толемей-хан сделал дворцовому приказчику комплимент, сказав, что не ожидал увидеть столь идеальную чистоту и порядок. Моисей-хан сразу погрустнел и сказал то, о чем его старинный друг и сам все прекрасно знал. Летний дворец предназначался для использования в качестве резиденции наследного принца Арона. Ожидалось, что он прибудет сюда на постоянное место жительства сразу после завершения торжеств по случаю его совершеннолетия и 5-летия восшествия на престол матушки-императрицы Клементины. Все было готово для его комфортного проживания: отреставрированы помещения, завезена новая мебель, заменены ковры и гобелены, набрана квалифицированная прислуга. Из Большого императорского дворца даже успели доставить гарем в количестве тридцати самых красивых рабынь-наложниц.
— Девчонки из гарема еще не разбежались? — спросил Толемей-хан, с ностальгией вспоминая распрекрасных шалуний и озорниц из гарема их высочества Тезей-хана.
— А куда они денутся? Приходится кормить и ухаживать, ссоры и конфликты улаживать. Если бы ты знал, как они мне надоели своими капризами! — честно признался Моисей-хан.
— Можно на них посмотреть? Вдруг, кто-то болен или с психикой у кого не в порядке? — забеспокоился Толемей-хан.
— Отчего же не посмотреть? Смотри, но только, если что не так, прошу меня не выдавать — предупредил Моисей-хан и постучал деревянным молотком в большую дверь, обитую медными листами. В ответ на его стук открылось маленькое окошечко, из которого показалось желтое, сморщенное, как засохшее яблочко, лицо евнуха Никифора. Узнав, что в Летний дворец пожаловал Главный санитарный врач с проверкой на зачумленность, евнух открыл дверь, и они вошли во внутренний мощеный двор с небольшим бассейном посредине. Три двухэтажных здания с большими верандами образовывали единый комплекс жилых и хозяйственных помещений. Никифор провел их в здание, где находилась Царская спальня — большой прямоугольный зал с мраморными колоннами, которые поддерживали перекрытие, и попросил немного подождать. Вдоль стен зала были расставлены деревянные кровати, а посредине находился небольшой фонтан, наполняющий воздух свежестью. Пол покрывали толстые ковры с изысканными орнаментами. В Царскую спальню, тихо, одна за другой, входили рабыни-наложницы, закутанные в просторные одежды, в которых преобладал тот или иной цвет: красный, желтый, темно-коричневый и т. д., — и выстраивались вокруг фонтана.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
