Дочь? Где она теперь? Как раздобыть ее адрес, во имя всего святого? Покинув Регистрационную палату, Люси какое-то время прикидывала, что делать дальше, и вспомнила о полезности адвокатов.
Вернувшись с отменного ланча, мистер Одсток столкнулся с молодым Силверсливзом – подававшим надежды внуком Сайласа Доггета, которого он с удовольствием принял на младшую должность.
– Представьте себе, – заговорил он оживленно, – сегодня утром я виделся с прелюбопытной родственницей…
Мистер Одсток хотел добавить «вашего деда», но вспомнил вдруг о четких наставлениях Сайласа и передумал.
– С родственницей?.. – подхватил молодой Силверсливз.
– Пустяки, – стушевался старик. – Моя кузина. Вам это вряд ли интересно.
Граф Сент-Джеймс решил прогуляться, благо времени у него было много, а настроение – лучше некуда.
Его сватовство к Нэнси имело огромный успех. Ему пришла в голову удачная мысль пригласить ее на выездную прогулку. Под небом студеным и синим их экипаж выехал с Пикадилли и по дороге, искристой от изморози, проследовал мимо величественной резиденции Эпсли-Хаус, построенной старым герцогом Веллингтоном, и очутился в Гайд-парке. Пейзаж будто явился из сказки. Они миновали заледеневшие, словно стеклянные, деревья и добрались до места, где некогда стоял знаменитый Кристалл-Палас. Теперь здесь красовался пышный памятник принцу Альберту, напротив которого, сразу за парком, вздымался огромный овальный силуэт недавно построенного Альберт-Холла. Они взирали на него в колдовской тишине, после чего, как только достигли участка, где западная часть Гайд-парка переходила в Кенсингтонские сады, он предложил ей выйти за него замуж.
Нэнси попросила дать ей подумать – сугубо ради приличий, конечно, – но лишь несколько дней, и он почти не сомневался в положительном ответе.
– И вам придется спросить моего отца, – напомнила она.
Сент-Джеймс, шагая по мостовой, все не мог решить, кого повидать первым – отца или дочь.
Но так или иначе, он был настолько воодушевлен, так уверял себя в любви к девушке, что отвлекся на подарок самому себе.
В Лондоне было много торговцев живописью, но он предпочитал француза, мсье Дюран-Рюэля, владевшего галереей на Нью-Бонд-стрит. Недавно граф взялся собирать пейзажи Темзы; граф понятия не имел, с чего его так тянуло к реке, но это было так. Он приобрел одну картину, написанную жившим в Лондоне американцем Уистлером, но цены Уистлера слишком кусались – больше сотни гиней. У Дюран-Рюэля он мог купить за меньшую сумму работу немодного, но изумительного французского художника Клода Моне, который часто останавливался в Лондоне запечатлеть реку. И прежде чем отправиться на свое рандеву, граф условился о покупке нового Моне по очень скромной цене.
От Нью-Бонд-стрит его маршрут шел на запад по Оксфорд-стрит. Древний римский подъездной путь от Мраморной арки до Холборна теперь превращался в торговую улицу. Граф пару раз задержался у витрин драпировщиков, пересек Риджент-стрит, дошел до конца Тоттенхем-Корт-роуд, пересек Севен-Дайлс и Ковент-Гарден и достиг своей цели на Стрэнде.
И дочь, и жена заметили, что со вчерашнего дня Горэм Доггет был чем-то озабочен. Он дважды уходил по делам; сейчас же сдержанный бостонец, томившийся ожиданием в холле отеля, откровенно нервничал. Это было весьма странно, так как он пребывал в любимом месте.
Возможно, во всей Европе не нашлось бы ничего подобного лондонскому отелю «Савой». Детище Д’Ойли Карта – владельца театра, в котором шли оперетты Гилберта и Салливана, – отель построили на месте старого Савойского дворца, где проживал Джон Гонт и часто бывал Чосер. Отель предоставлял удобства современного американского уровня вкупе с европейским шиком и стал шедевром. Традиционно ванные комнаты были общими даже в лучших отелях, а савойские номера щедро оборудовали отдельными. Шеф-поваром был не кто иной, как великий Эскофье; управляющим – наверное, лучшим всех времен и народов – Сезар Риц. Тот самый Риц – предприниматель, обходительный наперсник, организатор всего и вся.
Доггет приветствовал графа радостно, даже с облегчением, и пригласил его на разговор в укромный уголок. Там он с любезной улыбкой сообщил, что жена и дочь скоро спустятся, и осведомился, не угодно ли Сент-Джеймсу кое-что обсудить, пока их нет. Намек был прозрачен, граф учтиво попросил руки его дочери.
– Я не могу решать за нее, – ответил бостонец, – но мне вы кажетесь неплохим человеком, лорд Сент-Джеймс. Но как отец я обязан задать несколько вопросов. Полагаю, вы в силах ее обеспечить?
Граф тщательно подготовился к ответу.
– Мистер Доггет, наше состояние серьезно уменьшилось. Доход от земель невелик, хотя у меня есть иные капиталовложения. Но дом и Боктонское поместье в полном порядке. Есть и другое – фамильные драгоценности, например… – Он был слишком хорошо воспитан, чтобы добавить очевидное – титул.
– Значит, на жизнь хватает?
– О да.
Это была правда – на время.
– И вы искренне любите мою дочь саму по себе? Ибо я верю в это, лорд Сент-Джеймс. Верю твердо. И в бедности, и в богатстве, как говорится.
– Несомненно.
Граф напомнил себе, что откровенная ложь не является ложью, если оправдывается галантным отношением к даме.
– Это хорошо. Конечно, я не могу отрицать, что со временем у Нэнси появятся собственные средства, – осторожно заметил бостонец и не продолжил лишь потому, что узрел мистера Сезара Рица, деликатнейшего из управляющих, чье появление незваным выглядело странно.
– Прошу прощения, сэр, – негромко вмешался тот и вручил Доггету листок бумаги, на который американец взглянул с раздражением.
– Не сейчас, мистер Риц!
– Извините, сэр. – Управляющий не шелохнулся.
– Сказано – позже! – рявкнул Доггет.
– Сэр, вы обещали разобраться с утра, – напомнил Риц. – Мы поняли это, как только вы прибыли… – Доггет уже метал в него взглядом молнии, но тот был непреклонен. – Сэр, ваши жена и дочь прожили здесь несколько недель. Так продолжаться не может.
– Вам отлично известно, что в этом нет никакой беды.
– Сэр, мы получили ответ на запрос, направленный вашим банкирам в Бостоне.
Тут Доггет побледнел. Сент-Джеймсу почудилось, будто американец вдруг резко постарел. Тот растерялся. Затем огрызнулся:
– У меня еще остался в Бостоне дом, мистер Риц. «Савою» заплатят, вам только нужно чуточку подождать. Мне всяко придется съезжать через день или два. – Он в некотором смущении глянул на Сент-Джеймса. – Боюсь, я неудачно распорядился финансами, лорд Сент-Джеймс. Похоже, вылетел в трубу. Но повторяю, что не теряю надежды в положенный срок поддержать Нэнси. Я не так уж стар. Сколотил состояние один раз – сколочу и второй. Не желаете ли проехаться за компанию? – предложил он с сердечностью, намекнувшей на отношения родственные.
Но граф Сент-Джеймс не то от смущения, не то по иной неотложной причине извинился и поспешил ретироваться.
После его ухода мистер Доггет какое-то время молчал, печально качая головой. Затем поднял взгляд на Сезара Рица:
– Благодарю вас, мистер Риц.
– Все получилось удачно, сэр?
– О да. Думаю, мы его выкурили.
Письмо было написано красивым почерком – изящным и ученическим, но в то же время откровенно мужским. Мэри Энн распечатала его в присутствии Вайолет.
– Это от полковника Мередита! – вырвалось у нее.
– О, мама! – Девушка наградила ее в высшей мере неподобающим, по мнению Мэри Энн, взглядом. – Что же он пишет?
– Что через две недели выступит в «Хэтчардсе» со своими поэтическими переводами с фарси. Вход свободный, но он решил уведомить нас на случай, если нам интересно.
«И до чего же умно», – подумала она. Приглашение на свидание, но совершенно невинное, случись кому-то увидеть. Даже незачем отвечать. Никаких обязательств. Можно пойти с Вайолет, можно и в одиночку. Или вообще не ходить, как требовал от нее долг – она прекрасно понимала это. Каким бы ни было решение, она пожалела, что не сдержалась при дочери.
– Мама, ты пойдешь?
– Вряд ли, – ответила Мэри Энн.
Такая гора событий навалилась в последние дни, что Эстер Силверсливз и не помнила, когда у нее было столько пищи для размышлений.
Визит Горэма Доггета внес несомненную сумятицу в обыденный ход вещей. Через три дня после Рождества ее сына пригласили в «Савой» и засадили за кипу юридических документов. Что до Арнольда, тот никогда еще не был так занят. Муж был уже в годах, и она беспокоилась, но Силверсливз выглядел очень довольным.
– Ну и смелые же мечты у этих американцев, – заметил он ей. – Вот бы всю жизнь на таких работать!
А самым удивительным стало то, что уже на следующий день бостонец спросил у ее зятя Пенни, не хочет ли его сын отправиться с ними в круиз.
– Собрать пожитки по свистку, взойти на борт в Саутгемптоне и на три месяца – по Нилу! – взволнованно сказала ей Гарриет Пенни. – По-моему, он хочет, чтобы наш сын составил компанию его дочери. И тот поедет!
