имеете незрелые представления о мире!
Тут лифт остановился, два этих предателя Тибета выскочили, не проронив ни слова. Правда, хозяйка потом обернулась и покрутила пальцем у виска.
Кеша говорит:
– Дождешься, тебе кто-нибудь накостыляет за твои безумные речи, полностью туманные для обитателей нашего забытого богом спального района Земли.
Он хотел мне внушить больше бодрости и вложить в мое сердце мужество.
Кеша говорил, мы с ним не должны испытывать разочарования и волнения.
– Потому что такие мысли и чувства, Маруся, – объяснял он, – порождают преграды размером с великие горы и широкие реки.
Отныне все наши надежды были связаны с «Каштанкой».
– Давай, давай, – подбадривал меня Кеша. – Если что-либо собралась совершать – совершай с твердостью. Ибо расслабленный странник только поднимает больше пыли… Должна быть и глубина, – он объяснял мне, – и легкость, и юмор, и трагедия. Хотя, конечно, вас, писателей, видимо-невидимо, а чтобы стать писателем, надо много понимать, а не просто любить писать… Острей! Смешней! Гротескней! Интересней! Прозрачней! Легче, остроумней, короче, гениальней!..
И бог весть что еще он требовал от меня. Хотя никто мне больше не звонил насчет «Каштанки», не торопил, не волновался, как идут дела.
– Мне это напоминает историю с «Реквиемом» Моцарта, – говорила Рита. – Вот увидишь, в Голливуде и думать про тебя забыли.
– Тогда мы продадим «Каштанку» Датскому королевству!.. – не падал духом Кеша.
– Нет, – отвечала я. – Это не по-моцартовски. Я буду ждать заказчика до своего последнего вздоха.
И вдруг он позвонил.
– Хэлло, Мария, are you ready? Я прилетел. I wait you возле Дома архитекторов. Вольдемар Персиц – импозантный gentleman в длинном черном кашемировом пальто и черной шляпе, а в руках у меня трость! Я распахну пальто, чтоб видно было мой желтый галстук, костюм – «тройка» and solid bag из черной кожи водяного буйвола. Okey?
– Не надо ничего распахивать! – я радостно кричу. – А то вы простудитесь. Я вас и так узнаю – по трости.
– Если он в буйволином портфеле привез из Голливуда большие деньги, – напутствовал меня Кеша, – я тебя встречу. Одна не ходи. Мало ли, кто-нибудь увидит, отнимет. Знаешь, какие бывают – искатели легкой наживы?
И на всякий пожарный велел мне надеть его куртку с большим внутренним карманом.
Был конец марта, солнце, гололед, все такое яркое, глаза слепит. Нигде ни одного темного уголка, повсюду грязь выступила! Надо же, я и не заметила, как наступила весна. Два с половиной месяца корпела над сценарием, не поднимая головы. Зимой Москву завалило снегом, совсем как в детстве, когда в Елисеевский магазин по улице Горького бабушка везла меня на санках, и голубые сугробы высились над моей головой.
«Март приходит львом, а уходит овцой», – говорила бабуля. Началось великое таяние снегов, город плыл, отражаясь в воде, под порывами южных ветров искажая свои очертания.
В юности я всегда в это время срывалась, уезжала в горы кататься на лыжах: боже мой, Гудаури, Домбай, Чегет, Цейское ущелье, незабвенная Лунная поляна в Архызе!..
Где вы, мои горячие кавказские поклонники – обитатели горных аулов, инструкторы горнолыжного спорта, бывший князь Борис-би в ослепительно белой овечьей папахе, чернобровый Джигит Назимов, Султан Бекмамбетов, с которым мы съехали с южной вершины Эльбруса, причем Султан несся вниз на лыжах, а я – у него на закорках?
Этой зимой я даже на гору в Крылатское не выбралась. Ни в Коломенское, ни в Царицыно!
Кеша мне говорит:
– В теннис мы давно не играли, на горных лыжах не катались. Жизнь летит, как ракета. А мы с тобой, как Гагарин с Титовым.
Потом он внимательно посмотрел на меня и внес маленькую коррективу:
– С Терешковой.
– О, Мария! – окликнул меня Вольдемар. Сразу узнал, – видимо, привык у себя в Голливуде общаться со сценаристами. – Хо-хо-хо-хо!.. – Он разулыбался, обрадовался. – Так вас и представлял! Little woman с большой умной головой в мужской куртке!..
Ну, мы заходим в Дом архитекторов, надо бы посидеть, выпить чашечку кофе, обсудить наши серьезные дела. Вольдемар снял пальто, шляпу, все это попросил меня подержать, уселся на банкетку и, ослепляя меня и дородную гардеробщицу сияющим желтым галстуком, начал скидывать галоши! Причем не те, литые, старинного покроя, рассчитанные на валенки, а иностранные, вычурные, блестящие, застегнутые на металлическую кнопку.
Вот он их поднял двумя пальцами, протягивает гардеробщице и спрашивает вальяжно, с этим своим акцентом Дональда Трампа:
– Можно ли, миссис, сдать вам мои галоши?
– ГАЛОШИ??? – она удивленно поднимает бровь.
– Галоши… Галоши! А в чем, собственно, matter? – он говорит укоризненно. – Что вас удивляет? На улице слякоть, тает снег, естественно, I put галоши on. Теперь я хочу take их off. Иначе in restaurаnt у меня вспотеют ноги. Мария, что-то не так?
А эта матрона отвечает ему надменно:
– Галоши – не принимаем!
– Ви не имеете права! Галоши – it’s my верхняя одьежда! – вскричал Вольдемар.
– А ну-ка не суйте мне их под нос, – прикрикнула она, отразив его наскок. – Наехали тут и суют нам в лицо свои пахучие… резинки!
– Где ваш директор??? – возопил Вольдемар.
А гардеробщица стоит, как скала, о которую вдребезги разбиваются морские волны.
Вижу, разгорается скандал. Тогда я достала полиэтиленовую сумку из Кешиного кармана, – у него всегда в карманах пакеты, купить по дороге картошку, или старикан Герасим вдруг не дотерпит до улицы, накакает в подъезде, – засунула туда пресловутые галоши и говорю этой гордой женщине:
– Вы уж возьмите, пожалуйста, окажите любезность, не будем по таким пустякам напрягать международное положение. Он еще в Соединенных Штатах Америки надел галоши… Боялся в России ноги промочить.
Та хоть и набычилась, все-таки повесила пакет на крючок. Вот мы заходим в ресторан, свет притушен, звучит живая музыка, паренек у рояля играет на виолончели. Я люблю такую обстановку: тепло, культурно, никто друг на друга не орет, мордой об стол не стучит, опять же виолончель…
Вольдемар заказал мне чай, хотя я предпочитаю кофе, себе по-простому взял кружку пива и гово-рит:
– Есть такая английская поговорка: the proof of the pudding is in the eating – «чтобы узнать, каков пудинг, нужно его отведать».
Я скромно пью чай. Думаю, к чему это он? Наверное, хочет заказать десерт.
– В таком случае, – говорю, – я бы хотела пирожное «картошка».
– Не в этом дьело, Мария, – сказал Вольдемар. – Как говорят англичане, сначала business, потом pleasure.
Тут он опять в высокопарных выражениях превознес то обстоятельство, что весь наш подлунный мир, словно Мессию, въезжающего в Иерусалим на белом осле, трепетно ожидает мультфильм «Каштанка». А поскольку он решил стать a kind friend of universe и действовать
