— Соединяй, — ласково проворковал он.
С экрана на Руха уставился взъерошенный кавторанг. Под правым глазом у него багровел гигантский фингал, в руке дымилась сигарета, докуренная почти до фильтра, взгляд потерянно блуждал из стороны в сторону.
Заметив командующего, Лабур сглотнул и выдавил:
— Бунт…
— Ты папироску-то потуши, — посоветовал Рух, постепенно изменяя окрас кожи в красную сторону спектра.
Флагман эскадры и корветы все еще отделяло друг от друга порядочное расстояние, поэтому разговаривать приходилось с задержкой секунд в пятнадцать.
Когда слова командующего долетели до Лабура, он механическим движением забычковал сигарету и пульнул окурок куда-то за границу кадра.
— Товарищ контр-адмирал, на корвете бунт! Девять членов экипажа во главе с моим замом завладели табельным оружием и заперлись в кормовых отсеках, требуя высадить их на промышленном космодроме Фобоса…
На заднем плане мигал синий проблесковый маячок грузового шлюза. Это означало, что кто-то снаружи ждет, пока откроют кессон.
— Кто у тебя за бортом? — спросил Рух, проигнорировав слова кавторанга насчет бунта.
— Ах это… — Лабур как-то странно усмехнулся. — Капитан-лейтенант Неров и остальные спасшиеся с «Визора-17».
— Чего ж ты людей не впускаешь?
— Внешнюю переборку заклинило. Наверное, лазером зацепило.
— Ну так пусть на другой корвет примут!
Лабур неопределенно пожевал губами и с нервным смешком ответил:
— У всех заклинило…
— А у тебя ничего не заклинило, кретин?! — взорвался Рух, окончательно пунцовея. — Ты как умудрился потерять «Визор» и два истребителя? Судя по данным радаров, кораблик был размером с «жигуленок»! Вы там что – белены обожрались? Не смогли не только захватить чужака в плен, но и своих людей уберечь! Я жду немедленных объяснений!
Кавторанг пошатнулся и на несколько секунд исчез из пределов видимости камеры. Вернувшись в поле зрения, проговорил с запинками:
— Он верткий б-был. И явно не желал сдаваться в плен…
Рух некоторое время молчал, таращась обалдевшим взглядом на отводящего глаза Лабура.
— Да ты ж нажрался, скотина, — наконец выдохнул контр-адмирал. — Я ж тебя на каменоломни Харона сошлю… Ну-ка, живо дай мне своего зама! Тьфу, етить твою! Он же в бунтовщики подался… Ну ты и слизняк, Лабур! Всех в дерьмище утопил…
По экрану забегали мошки помех, быстро укрупняясь. Из динамиков раздалось шипение, и мрачное лицо кавторанга исчезло.
Через мгновение на Руха смотрел пожилой мужчина с копной непослушных седых волос.
— Контр-адмирал, с этой минуты ваша эскадра действует по плану «Ледник», — проговорил он, недовольно хмурясь. — Прикажите адъютанту доставить желтый пакет.
— Слушаюсь, Леонид Рустамович, — отчеканил Рух, автоматически вытягивая руки по швам. Ему еще ни разу не доводилось лично беседовать с главой СКВП – Леонидом Тишиным. Краем глаза контр-адмирал проследил, как адъютант метнулся к сейфу за пакетом.
Задержка связи, как подметил Рух, была секундной. Следовательно, катер главы Службы находился где-то совсем рядом. Или не катер, а линкор какой-нибудь?
— Опишите тип вооружения, использованный кораблем, вторгшимся с сопредельной территории, — приказал Тишин.
— Рентгеновские лазеры, Леонид Рустамович.
— Каковы потери?
— Два истребителя и корабль обнаружения «Визор-17». Подтвержденный отрицательный человеческий фактор – шестнадцать.
— Господи, да что ж вы по-людски сказать-то не можете, Рух, — недовольно скривился Тишин. — Семьям погибших вы тоже в сопроводительных документах к цинковым гробам пишете: отрицательный человеческий фактор?
— Никак нет, Леонид Рустамович!
В это время адъютант, почтительно косясь на экран, вручил Руху стальной ящичек с ярко-желтой полосой, на которой было напечатано: «Секретность 4-го уровня».
— Вскроете пакет и будете действовать согласно приказу, — устало промолвил глава СКВП. — Командира патрульного расчета, понесшего неоправданные потери во время несения боевого дежурства, — под трибунал. Всех офицеров экипажей кораблей – под домашний арест.
— Есть!
Экран погас.
В рубке повисла тишина, нарушаемая только монотонным пиканьем какой-то навигационной программы. Рух оглядел подчиненных суровым взглядом и, прочистив горло, возвестил:
— Желтый пакет, товарищи офицеры и мичманы! План «Ледник»!
Никто не пошевелился.
— Ну и чего вы уставились, как бабы на самотык? — в привычной для себя манере гаркнул Рух. — По местам!
Дверь в рубку с шипением открылась, и в помещение ввалился запыхавшийся техник в расстегнутом комбинезоне.
— Товарищ контр-адмирал! — прохрипел он. — Интерком вышел из строя, вот пришлось пешком бежать…
— Много букв! — Рух сердито скосил на него глаза. — Живей выкладывай!
— Когда корабль из Точки появился, наш стажер как раз сканировал тот участок пространства инфракрасным щупом дальнего радиуса… Сами понимаете – молодой, выслужиться скорее хотел, мегаоткрытие сделать и все в таком роде…
— Много букофф! — заорал контр-адмирал, снова начиная багроветь.
Техник вздрогнул и выпалил на одном дыхании:
— Судя по логам, в момент появления корабля из Точки в инфракрасном диапазоне были явственно различимы… два объекта.
— Не понял. Что значит – два?
— Оттуда вышло два корабля, товарищ контр-адмирал. Один – маленький – был четко различим на амфитермальной картинке: у него реактор и движки светились на всю катушку. А вот второй, который, кстати, по размерам оказался гораздо больше, фиксировался весьма условно. Проскользнул, словно призрак. И нам еще повезло, что стажер свой инфракрасный щуп юзал! Потому что в остальных диапазонах объект был закрыт наглухо!
— Это точная информация? — процедил Рух, чувствуя, как по позвоночнику пробежали противные мурашки.
— Да, трижды перепроверили!
Рух помолчал. Сталь ящичка с желтой полоской неприятно холодила подушечки его пальцев.
— И… куда же этот касатик собрался?
Техник на миг замялся.
— Понимаете, товарищ контр-адмирал, стажер не успел перевести пеленгатор в автоматический режим и поэтому вел корабль всего несколько секунд… Данные не точные, только короткий начальный вектор движения и весьма приблизительная предполагаемая траектория…
— Куда он полетел?! — взревел Рух на всю рубку.
Техник вжал голову в плечи. Пролепетал:
— К-кажется, он направился… к Земле.
Глава 7
Незнакомец с зонтом
Такое происходит с человеком лишь раз в жизни. Счастье, и одновременно трагедия, заключается в том, что никто из нас не знает – когда именно. Но, пережив этот момент, каждый видит краешек того, что ему видеть не положено. Это напоминает движение с релятивистской скоростью, когда все меняется. Физика пространства становится иной. Время тоже течет наперекосяк. И мы лишь единожды, на короткий миг заглядываем за эту плотную штору.
И видим, что происходит по ту сторону барьера…
А потом снова возвращаемся в обычную метрику жизни. Навсегда.
Вот только память о пережитом мгновении никуда не девается. Она становится либо бесконечным вожделением, либо вечным проклятием для нас.
А подчас – и тем и другим.
Все это называется очень просто. Любовь…
Мобильник зазвонил предательски неожиданно. Он принялся надрываться пронзительной трелью, требуя внимания к себе.
Вера плавно, но с силой отстранила Стаса, и ему пришлось уступить. Она встала с ковра и мягкими кошачьими шагами скользнула на кухню. Оттуда донесся ее тихий голос. Слов было не разобрать.
Чувства, пылающие внутри, были сумбурны и непривычны. В течение последнего часа в Нужном вдруг соединились два человека. Две личности. Одна, принесенная им с собой с далекой планеты, где все было так правильно и упорядоченно. Вторая… Вторая острым клином ворвалась в него после встречи с Верой. Эта личность, наверное, являлась отголоском другого Стаса… Погибшего в ослепительном плазменном пламени. И она была такой же яркой, как это пламя.
Столкнувшись друг с другом, две сущности превратили Нужного в гремучую смесь.
В перерывах между неистовым сексом он ловил диковатый взгляд Веры, в глубине которого читалось: я боюсь тебя… Но проходила минута-другая, и бешеная страсть вновь охватывала их, сплетая тела в пульсирующий ком. Они выкрикивали какие-то бессмысленные слова, забывая обо всем на свете. Стас стискивал грудь Веры чуть ли не до удушья, а она, в свою очередь, до кровавых следов царапала его спину, стоная от наслаждения, о котором никогда прежде и не помышляла. Он тоже впервые за неполные три десятка лет испытывал настоящее блаженство, безраздельно владея жарким телом этой женщины. Десятки браков с подходящими по взаимному допуску спутницами рассыпались в невесомую пыль и провалились в какую-то иную, суррогатную плоскость.