– Эх, как побежал! – крикнул кто-то, а скорее всего всё тот же нудист, увидев, что Колчак узнал то место, где сидел до боя, с… теперь он уж не помнил с кем именно. Как Менелай – царь Спарты очень обрадовался, что спит рядом с Еленой Прекрасной, это после похода-то на Трою, где его грохнул Парис на поединке, а точнее, его брат Гектор – по предсказанию Голливуда – аналог древних Мойр. Не зря же Аль Пачино сказал:
– Дайте мне Роль Дурака, и я переверну мир, – наверное это ошибка, скорее всего он сказал просто:
– Получу Оскара, – но в принципе это одно и то же. Удивляет здесь только то обстоятельство, что Мойр было три, а Голливуд в будущем почему-то только один. Почему не удается размножить? Вопрос.
Щепка подняла, брошенное ее будущим мужем Знамя Победы, в том смысле, что правую перчатку, и двинулась дальше, к сияющему, как солнце рингу на сцене.
Далее Кинг Джордж, конь Колчака ее не слушается, не хочет выходить из потустороннего пространства. Тогда она выходит во двор и берет этого коня там, соблазнив, как обычно:
– Яблоком. – В том смысле, что пообещала взять его с собой в Нью-Йорк.
Это не совсем верно, было по-другому.
Во-первых, пресловутый нудист составил ей конкуренцию, но так как ни за что не хотел говорить судейской коллегии своё настоящее имя, запрос его был оставлен без внимания.
– Зовите меня Мяу. – Зал покатывался со смеху, но парень был вполне серьезен, можно было даже подумать, что он вообще лишен улыбки, как древний демон.
– Говорят, бывает и у демонов улыбка, – сказал Амер-Нази своим смеющимся друзьям-партнерам по бизнесу. Имеется в виду, Агафье и Оди. Почему? Была надежда, что после турнира будут премии. А для судей, само собой разумеется:
– Больше, чем у других. – Как фигурально выразился Оди:
– Участников кордебалета.
Итак, ЩеКа сразу бросила ненадеванную перчатку прямо в лицо Нике Ович, и ударила в падении по пяткам. Как выразился нудист Мяу, оставшийся стоять рядом с секундантшей Белого угла Сонькой Золотой Ручкой, и пискнувшей после падения Ники:
– Не встанет:
– Культурологический шок.
– Думаешь? – спросила Сонька.
– Дак естественно, она думала.
– Думала о чем? Что Щепка будет ее сначала приветствовать, прежде чем бить?
– Нет, в последний – перед ударом – моментум Ника Ович увидела будущее, этот Дэмет – удар ее ногой по своим пяткам, и очень удивилась:
– Борьба и Бокс – это я знаю, разрешено, но каратэ – нет. – Тем более это запрещено на нашей территории, да и вообще неизвестно многим.
– Вы Эйнштейн? – спросила Сонька Золотая Ручка.
– Нет, – просто ответил нудист, и по настоятельному требования Агафьи, которая даже привстала из-за стола, сел на свое место в партере.
Ника встала, но Щепка опять ее обманула, бросила в шатающуюся противницу боксерскую перчатку, доставшуюся ей в наследство от будущего мужа, провела Переднюю Подсечку, и перешла на удержание, сказав, между прочим:
– Небось, небось, я тебя отпущу, но только для того, чтобы провести тебе мой любимый прием – Болевой из Стойки.
– В Дзюдо запрещены болевые из стойки, – провякала Ника, но даже не пыталась вырваться из удушающего захвата.
– Умерла! – крикнул, даже поднявшись со своего ложа Одиссей, – кричите: Брэйк.
– Щас! – выразилась Агафья. – Это должен кричать бобик на ринге.
– Где он, кстати? – спросил главный судья. – Опять в буфете?
– Да спит на раскладушке с той стороны ринга, – сказал услышавший их разговор Фрай – секундант…
– А чей, действительно он секундант? – спросил со своего места нудист. И добавил: – Слишком просто все устроено: кто бы ни дрался, а секундант всегда один и тот же. Может он мне нарочно клофелина подольет на полотенце, и я засну как раз в тот моментум, когда девушка придет ко мне в душ благодарить за победу.
– Для того, чтобы, – сказал парень рядом с ним, – надо сначала выпить.
– У тебя есть?
– Да. Будешь?
– Здесь можно? Вроде спорт.
– Можно, ибо это не спорт, а смертельный спорт.
– У тебя что, как обычно: Хеннесси?
– Ты меня с кем-то спутал, друг, я не пью Хени, и знаешь почему? Дорого.
– Тебе дать денег?
– Сейчас, за глоток Хеннесси?
– Я по глотку не пью, за бутылку на двоих.
– Без закуски? Я без закуски даже пиво не пью, – сказал Пархоменко, – а это он сидел рядом… рядом с Котовским, который замаскировался на этом собрании благородных непьющих спортсменов нудистом. – Зачем ты это сделал? – спросил после второго глотка Пархоменко.
– А что заметно?
– Наоборот, нет, хорошо, я бы тебя ни за что не узнал, если ты сам не сказал, что нудист.
– Я ничего такого не говорил.
– Ты сказал Мяу.
– Я? Нет. Если, кто и сказал Мяу, то это только ты Парик.
– Хорошо, хорошо, ты хочешь записаться на следующий бой?
– Да.
– Запишись, грохнешь ее – я выйду.
– Как ты выйдешь, ты уже сейчас заговариваешься, тебе нельзя пить, а ты носишь в кармане целую бутылку Хени. Дай ее мне.
– Нет.
– Почему? Не могу, понимаешь.
– Почему?
– Ты сам заговариваешься.
– Мы уже договорились, чтобы я тебя грохнул во втором раунде? Ты должен, должен продержаться до второго раунда, ты понял?
– Зачем? Ибо… ибо я уложу тебя в первом, скажи только:
– В начале, в конце, или в середине раунда?
– Нет, это ты мне скажи в каком углу тебя положить, в Сонькином, или у этого Фрайера?
– Я агент Фрайера, – признался Пар.
– Нет, точно, или ты просто так думаешь? – спросил Катовский.
– Нет, просто уверен.
– Ну, откуда?!
– Знаю и всё. А откуда не знаю. Ну, ты видел, что сейчас он мне подмигнул?
– Сомневаюсь, с такого расстояния это может быть просто аберрация точки зрения. Цвета глаз даже не различить? Он кто вообще?
– А я помню? Тайный агент вроде из Хермании.
– Что говорит?
– Говорит, что всё в его огромных лапах. Ты видел, какие у него лапастые лапы?
– Он, что пингвин?
– Почему? Он как раз наоборот: пишет книги, а на ринге не дерется.
– Тогда думаю, как раз это ему и придется делать, – сказал Кат.
– Почему? – спросил Пар.
– Так, а здесь всё делается через жопу.
– Это да, но может обойдется. У меня же ж здесь больше абсолютно нет покровителей, отнимут ведь всё, что было нажито непосильным трудом, – он заплакал, уронив лицо своё на опустившиеся руки.
– Выпей еще, – сказал Кат-Мяу, и протянул другу, задержавшуюся в его лапах бутыль Хени. – И да: много у тебя было? Завод, фабрика, али может ты был кулаком на деревне у дедушки? Признавайся, фермер, что ли? – и он заржал, как лошадь, которую к счастью сегодня не повели на мясокомбинат. Впрочем, чему тут радоваться, до завтра всё равно не убежать. Дали бы хоть побольше времени на адаптацию к переходу в мир иной:
– Авось Там действительно лучче.
– Да – нет, че-то неохота, страшно, муторно даже как-то. Так бы и жили здеся, если бы побольше везло.
– Это ошибка: нам везет, – сказал Котовский. – Вот сам подумай, что бы было, если бы не сидел здесь, со мной, не рассказывал сказки про золото и бриллианты – лучше друзья тех, кто их умеет хранить, а валялся на ринге в нокауте? Голова – болит, руки-ноги – парализованы, и за всё это не предполагается никаких премий, нет даже выходного пособия.
– Нет, бывают случаи, когда договариваются. Если ты выиграешь, то мне все равно сорок-то процентов отдадут за это избиение, – сказал Пархоменко.
– А мне тогда чего?
– Чего тебе, мало?
– Дак, естественно. В случае проигрыша скажешь, куда дел мол большой Бриллиант Сириус.
– Я не брал.
– Брал, брал, ибо сказано: если не ты, то кто? Больше некому.
– Тогда другая альтернатива, – сказал Парик: – Это наоборот был мой брилик, а ты, да, я теперь вспомнил, ты его у меня и украл.
– Да ты уже перепил, парень, пора, брат, пора тебя лезть на ринг. Как хговорится: пахать подано – ваша очередь трахаться. Иди, иди, она тебя трахнет, – и Котовский подтолкнул падающего уже с ног друга вперед:
– К славе.
Кто был на ринге они и не видели, так только по логике рассудили:
– Кто-то должен быть.
Щепка как раз пошла на Болевой из Стойки. Но какой-то дурак крикнул из зала:
– Болевые из Стойки запрещены, ибо не русский беспредел, а японское дзюдо, возможно, как плюс еще английский бокс, но не мешать же с первым и вторым еще и третье. Я бы этого не понял, – добавил он. Это был Махно, но по своему обыкновению в женском платье, как лучшем способе маскировки, если позволяет личность. Он не мог допустить, чтобы какая-то Питербурхская Актриска переиграла его любовницу и шпионку Нику Ович. А она ее действительно переигрывала. Более того, некоторые даже кричали иногда из зала:
– Играет, как кошка с собакой. – И даже:
– Как хитрая кошка с глупой собакой. – Более того:
